Коронованный странник - Сергей Карпущенко

- Василий Сергеич, миленький, вставайте! Беда великая! - заговорила Аннушка голосом, полным неподдельной тревоги.

- А? Что? Что случилось?! - сбросил с себя одеяло Александр, забывая о том, что остается перед молоденькой девицей в одном белье.

- Ах, Феклушка умирает! Худо ей, так худо! За сердце все время держится, губы посинели! Помогите, ради Бога, помогите!

- Надо бы... доктора... - неуверенно ответил Александр, понимая, что мало чем сможет помочь заболевший.

- Да где там доктора сейчас сыскать, Василий Сергеич! - молила Анна. Да и спят все, точно убитые - ни до кого добудиться не могу.

Кавалер и человеколюбец победили в Александре предусмотрительного, осторожного гостя. Он как был в рубашке и портах, соскочил с постели, а Анна все манила его рукой, державшей свечу: "Сюда, за мной идите, судырь, недалече! По коридорчику маленько! Да вы не стесняйтесь, не конфузьтесь никто вас в темноте и не рассмотрит. Ах, только б помогли Феклушке! Эк её прихватило!"

Мерцающий огонек свечи вел Александра по черному чреву коридора. В голове его мутилось от выпитого вина, но он все шел и шел, покуда Анна не остановилась рядом с какой-то дверью:

- Сюда пожалуйста, сюда, Василь Сергеич! Здеся спаленка сестрицы, здеся!

Александр задержался у порога - помещение, к которому его привели, было совсем неосвещено, однако, кто-то в глубине его и впрясь стонал, стонал жалостно и протяжно, и этот стон заставил Александра совсем забыть про осмотрительность. Не обращая внимания на то, что Анна не двинулась с ним к стонавшей сестре, он, исполненный чувствам сострадания и желания помочь больной девице, приблизился к постели. Лунный свет, с трудом протиснувшийся между занавесками небольшого оконца, позволял увидеть фигуру лежащей на кровати девушки - голова запрокинута, волосы распущены, богато рассыпались на подушках, рука на левой груди.

- Ба-тюш-ки! Уми-ра-ю! Ху-до как!

Александр, вне себя от волнения и жалости, прокричал, поворачивая голову к выходу, а сам машинально присел на кровать:

- Анна! Уксус! Щетку!

Но никто не отозвался.

"Наверное, уж побежала..." - мелькнула мысль, но ожидать, покуда отыщется необходимое, чтобы хоть чем-то помочь больной, покуда не явится доктор, Александр не мог.

- Где болит? - спросил он у стонавшей Феклы.

- Здесь, здесь, внутри так и жжет будто уголь!

Сильные руки Феклы схватили руку Александра, и вдруг его голова ещё сильнее закружилась - ладонь ощутила податливую упругость весьма изрядной по размерам Феклиной груди. Желая спросить: "Что, здесь болит?", Александр от волнения поперхнулся первым же словом, но да и оно-то было бы произнесено совсем некстати...

- Ах-те-те-те-те! - услышал Александр вдруг торжествующий, победный и ехидный вместе с тем рев, мигом прогнавший сладкую негу, накатившую было на Александра. - Вона мы какие проворные да всепролазные! Вона какие мы ветрогоны ловкие - и замки, и ворота для нас нипочем, везде, точно глист, проскочим! А я-то его хлебом-солью кормил, тетеревями да кределями! Ему же простого русского человека в его ж дому обидеть - что два пальца обсморкать!

Александр, моргая своими белесыми глазами, открыв от неожиданности рот, все сидел на кровати Феклы (даже рука его покоилась где-то подле груди купеческой дочки, которая, однако, вся сжалась и прикрыла свои обнаженные прелести полотном ночной рубахи). Моргая, он смотрел на хозяина, стоявшего в дверях с пятисвечным шандалом, позволявшим видеть все, что происходило в комнате Феклы.

- Да помилуйте, Поликарп Кузьмич... - забормотал Александр.

- Не помилую, нет, ибо ты, прыщ плешивый, есть никто иной, а именно натуральный бесстыдник, лазающий по девичьим спальням! Или ты спаленку дщери моей с нужником, скажешь, перепутал? Так нет же - отхожее место близ твоей комнаты утверждено!

Александр, оскорбленный до глубины души, обиженный скорее не бранью, которой осыпал его купец, а лишь одним предположением хозяина, что он мог осмелиться покуситься на честь его дочери, пренебречь гостеприимством, вскочил на ноги:

- Поликарп Кузьмич, не забывайтесь! - ринулся он к нему, замахал перед его лицом рукой. - Я - обер-офицер, потомственный дворянин, помещик! Меня сам государь император знает! Я оскорблять себя не позволю! Вы даже не соизволили выслушать меня! Ну так знайте, что я был разбужен вашей меньшей дочерью, сообщившей мне, что ваша старшая дочь сильно заболела, молила ей помочь. Только потому-то я и оказался здесь!

- Ах-те-те-те-те! - насмешливо всплеснул руками Поликарп Кузьмич. - В подштанниках так и бросился дщерь мою спасать? Столь жертвенный поступок свершить хотел?

- Александр не нашел слов для ответа - более непристойной одежды для визита в спальню к молодой девушке нельзя было и придумать.

- А вот мы к тому же у Анны спросим, так ли все происходило, как ты описал, - возвысил голос купец, сделав его и вовсе громоподобным. - Анна! Анна! Подь сюда!

Анна откликнулась откуда-то издалека, давя зевок:

- Туда я, тятенька. Чего изволите? Почто весь дом переполошили?

- А вот почто! Говори, приходила ли ты в спальню к господину офицеру, чтоб звать его в Феклину спальню?

- Свят, свят, батюшка! - испуганно воскликнула Анна. - Прилично ли девице по офицерским спальням ночью шляться? В страшном сне такое токмо и может привидеться!

Купец победно заревел:

- А-а, канальский вылупень, слыхал?! Дщерь моя отцу врать не станет, не таковские у нас порядки, чтоб отцам врать, посему же выходишь ты истинным блудодеем и заслуживаешь самой строгой казни! Покамест же отправишься в градское узилище и будешь там дожидаться, покамест благородный суд участь не решит твою!

Только сейчас Александр осознавал весь ужас своего положения. Он не мог понять, почему же Анна, позвавшая его к сестре, солгала. "Вероятно, мелькнула мысль, - ей и впрямь было бы неудобно сообщать отцу, говорить ему о своем ночном приходе к офицеру..." Однако сейчас не об этом нужно было думать - положение, в котором Александр оказался, требовало принимать немедленное решение. Понимая, что в этом доме было бы бессмысленно пугать хозяина, напоминать ему о своей дружбе с самим императором, Александр поспешил принять тон примирительный и мягкий.

- Послушайте, милейший Поликарп Кузьмич, - заговорил Александр вкрадчиво и ласково, - произошло недоразумение, какой-то неприятный казус. Поверьте, я не хотел оскорбить ни Феклу Поликарповну, ни вас и действовал лишь согласно побуждениям сердца, желая помочь больной. Стоит ли доводить дело до суда? Да и о каком-таком узилище вы говорили? - Александр шагнул к купцу и почти на ухо ему заговорил: - Тысяч пятьдесят ассигнациями, надеюсь, станут достаточным возмещением за хлопоты, которые я вам принес невольно?

Маленькие глазки Поликарпа Кузьмича, продолжавшего держать шандал, забегали. Понятно было, что купец лихорадочно обдумывал заманчивое предложение, но не решался дать ответ.

- Семьдесят тысяч.. - шепнул Александр.

Глаза купца заметались ещё быстрее, но вдруг оживившееся было лицо Поликарпа Кузьмича мигом окаменело и он хрипло прошептал:

- Хоть сто тысяч сулить будешь, не соглашусь - денег у меня самого не мерено. Что ж с того, ежели ассигнации твои приму? Дочь ты мою навек опозорил, теперь слава о ней дурная по всему Гомелю гулять станет. Нет, иначе должен ты свой грех исправить, Василь Сергеич дорогой...

- Как же? - поспешил с вопросом Александр.

- А так - в жены её возьми, капитаншей. Венец брачный твой провор исправит...

Только после этих слов и понял Александр, что все случившееся было следствием плана, составленного Поликарпом Кузьмичом ещё в "Париже". Припомнились Александру все вопросы купца, его ухаживание, богатый стол, вино, льющееся рекой, отсутствие гостей. Внезапно вспомнил Александр что именины Феклы приходятся на другой день. Понял он, что заманили его в спальню к "прянику медовому" нарочно, и когда осознал Александр все бедствие положения своего, то закричал вдруг высоким, зовущим голосом:

- Илья! Анисим! Ко мне! На помощь!

Уже через мгновенье где-то в коридоре послышался бас Ильи:

- Иду, Василь Сергеич! Чуяло сердце, что в разбойничий вертеп заманят!

Но не дермал и Поликарп Кузьмич. Как видно, собираясь взять блудливого офицера "с поличным", он позаботился о средствах, поэтому, не мешкая, заорал, повернувшись к открытой двери:

- Кондрат! Ефим! Офицерского холопа задержите да поддайте ему, чтоб неповадно было в чужих домах прыть прявлять свою! Емолай, Данила! Ко мне бегите! Блудодея свяжем, а ты, Ванюха, за жандармами беги! Сейчас проедет молодчик сей по Гомелю в путах!

Александр, сердце которого тут же переполнилось страхом и отчаяньем, жалобно закричал, забился в руках подбежавших к нему слуг купца, пытался вырваться, кусался и плевался, обещал пожаловаться на произвол самому государю императору, но дюжие ребята, быстро связавшие его, только смеялись да приговаривали: