Коронованный странник - Сергей Карпущенко

- Кланяйся господину капитану, дура, в ноги, в ноги кланяйся! Тыщ на десять подарок! Кланяйся, говорю!

Он даже пихнул девицу в затылок, и та в пояс поклонилась Александру, которому стало очень неловко, хотя он не попытался удержать девушку, поняв, что таковы были порядки в этом доме. Купец же выхватил из рук дочери коробочку, осторожно опустил её в карман кафтана и, скорчив на лице подобие слащавой улыбки, проговорил, обращаясь к Александру:

- Пущай до времени у меня полежат - чтоб не растеряла да не поломала по дурости своей. Ну, вы тут посидите да покалякайте маленько, а спустя малое время к столу попросим. - И, поклонившись Александру, убежал.

Гостя усадили в удобное кресло, сами девицы сели на стульях напротив, потратив перед этим немало времени на то, чтобы расправить подолы своих пышных платьев. Потом, пожирая Александра глазами, защебетали, перебивая одна другую:

- Ах, Василий Сергеевич, как вам идет ваш мундир! - улыбалась красноликая Фекла. - Эти эполеты, и шарф - все так к лифу!

- А пуговицы-то орленые, сестрица! - восхищалась Анна, маленькая, пухленькая блондинка, курносая и востроглазая. - А шпоры! Как мне нравится, когда они звенят!

- Василь Сергеич, а правда, что некоторые офицеры подвешивают на шпоры бубенцы, и когда идут, то кажется, будто тройка едет!

Александр, совсем не смущаясь от пристальных вглядов девиц, с добродушной улыбкой ответил Фекле:

- Возможно, кто-нибудь и вешает, только сие не по устава будет!

- А жаль! - воскликнула медовый пряник". - Если бы я была на месте государя или самого главного генерала, то издала бы закон, чтобы все офицеры непременно носили на шпорах бубенцы!

В конце концов Александру наскучил разговор о шпорах и бубенцах, и он попытался заговорить с сестрами по-французски, но те, несмотря на занятия с учителем-французом, только пучили глаза или несли полную галиматью, и Александр понял, что не стоит мучить девиц. Зато, как выяснилось потом, сестрицы были весьма начитанными: "пряник медовый" уже успела прочесть "Бедную Лизу", а "пряник имбирный" - "Ивангое" и "Клариссу", и Александр незамедлительно выказал восхищение начитанностью сестер.

Затем Александру захотелось послушать, как они играют на рояле. Оказалось, что учится играть только Анна, и девушка не без ломаний села за фортепьяно и заиграла какой-то вальс, очень вяло и поминутно спотыкаясь. Но Александр хвалил игру и не преминул пригласить Феклу сделать несколько туров. "Пряник медовый" долго упиралась, но в коцне концов сдалась и покружилась немного с Александром, раза три пребольно наступив ему на ногу, однако, "господину капитану" удалось сдержаться, и он не вскрикнул.

Но вот двери, ведущие в соседнюю комнату, отворились настежь, и Поликарп Кузьмич, появившись в зале со своей супругой, такой же высокой, как и он, обряженной в бархатную душегрейку, вновь низко поклонился Александру и стал звать его к столу. Александр не упрямился - ведомый девицами, взявшими его под обе руки, он прошел в столовую. Хозяин усадил гостя на самое почетное место, сестры сели рядом, по обе стороны. Сам же Поликарп Кузьмич с супругой, молчаливой и чопорной, пытавшейся между тем изобразить на своем лице подобие любезной улыбки, уселись напротив.

- Ну, чем богаты, как говорится! - молвил купец, разводя руками, показывая этим жестом на яства, от которых стол просто ломился. Покорнейше прошу простить за то, что в никудышнем нашем городишке не сумел сыскать для вашей милости вустриц, коих так любят вкушать люди благородные, подобные вас. А уж винцом хорошим, балычками осетровыми и И за то приемного вам благодарен, - был пленен радушием Поликарпа Кузьмича Александр, заметивший, однако: - Впрочем, немного удивлен отсутствием гостей...

- О каком отсутствии толкуете, судырь милый? - поразился купец. - А вы разве не гость? Да вы десяти гостей стоите! И что же думаете, я посадил бы вас рядом с мелкотой чиновничьей или близ своего брата, купца? Уж и за то спасибо, что не погнушались в наш дом войти, драгоценнейший вы наш, Василий Сергеич! Ну да позвольте я сам вам шапанского налью, или вам больше херес али мадерка по вкусу? Бургонское есть и ренское, чего желаете?

- За здравие милейшей Феклы Поликарповны я шампанского, пожалуй, выпью.

- Премного обяжете! - уже наполнял купец бокал высокого гостя, и Александр, взяв его в руку, поднялся и произнес витиеватый тост, не забыв похвалить прелести именинницы. Все выпили, и ужин начался.

Еда на самом деле оказалась отменно вкусной, и Александр, желая отблагодарить хозяина за гостеприимство, постарался быть предельно любезным с ним. Расспрашивая о том, как идут дела, входил в мелочи винокуренного производства и торговли, но Поликарп Кузьмич сам спешил выведать как можно больше о жизни "милого судыря", то и дело подливая в бокал Александра вина, "капитан" много пил, много говорил. Поведал между прочим, что принимал участие во многих делах на войне с французами, имеет ордена и золотое оружие, врученное ему за храбрость. Поликарп Кузьмич и сестры не переставали ахать и охать, а купец скоро перевел разговор на дела хозяйственные, просил напомнить, сколькими душами владеет Александр, и захмелевший, упоенный самим собой "капитан" сообщил, что у него полторы тысячи крепостных, забыв о том, что в гостинице хвалился лишь пятьювестами душ.

- Ах-те-те-те! - восхищенно качал головой Поликарп Кузьмич. - За таким-то имением глаз да глаз. В Курской, говорите, губернии имение?

- Точно, в Курской. Места прекрасные - река рядом, луга заливные.

Поликарп Кузьмич не стал поправлять дорогого гостя и напоминать ему, что за столом в гостинице говорилось об имении в Тамбовской губернии. Он все поил и поил Александра вином, и скоро гость поведал Переделкиным, что будучи в Петербурге удостоился монаршей милости и был приглашен в Зимний дворец на бал, где целый час беседовал с государем, и тот подарил ему на память табакерку, осыпанную бриллиантами. Александр порывался даже подняться в свою комнату, чтобы показать табакерку, - у него в шкатулке на самом деле была такая, - но Поликарп Кузьмич попросил не беспокоиться и отложить показ драгоценной вещицы на потом.

Александр видел восхищение, написанное на лицах девушек, даже переставших есть, и всего говорил, говорил. С одной стороны, ему хотелось доставить большее удовольствие этим милым людям, потому что понимал - они будут польщены троекратно, если он предстанет перед ними не просто армейским капитаном и помещиком, а человеком славным, героем, известным самому государю императору. А с другой - Александру и впрямь было мало капитанского чина. Он, не изживший ещё в себе честолюбия первого человека России, сознательно стремился приподняться над заурядностью обер-офицера, а поэтому все врал и врал, увлеченно и самозабвенно, говоря самому себе, что лжет в последний раз, а также последний раз в своей жизни ест в присутствии женщин вкусную, сытную пищу и пьет много вина. И Александр млел, ощущая, как прижимается под столом к его ноге полная, крепкая ножка краснощекой именинницы.

...Провожали Александра до дверей отведенных ему покоев Поликарп Кузьмич, аккуратно поддерживающий "капитана" под локаток, и сестрицы. Александр пошатывался и нес по-французски разный милый вздор, уверенный в том, что все его понимают. Анисим, никогда не видавший государя таким веселым, оправдал поведение Александра, которого боготворил, тем, что он уже стал простым смертным, а поэтому вправе вести себя так же, как все.

Он помог барину раздеться, и Александр с наслаждением утопил свое ослабевшее тело в мягком сугробе перины, зевнул, с удовольствием вспомнил о том, что был сегодня прелестен, и моментально погрузился в сладкий, глубокий сон. Ему снилась Фекла, танцующая с ним вальс, снилась её ножка с упругим бедром и та самая табакерка с бриллиантами, что подарил ему сам государь император, но вдруг явился Поликарп Кузьмич и, беспрерывно произнося "ах-те-те-те-те!", стал вырывать табакерку из рук Александра. Потом ему виделось во сне, что он выхивает перед Феклой и Анной в самогах, и на шпорах висят такие звонкие бубенчики, валдайской, должно быть, работы, что ушам больно от их назойливого и громкого перезвона. А вот уж он мчался куда-то в своей коляске, и Илья погонял лошадей так рьяно, что коляска раскачивалась, и стало страшно - вот-вот упадет в придорожную канаву...

Александр проснулся оттого, что кто-то сильно тряс его за плечо. Ему почему-то показалось, что он снова в Бобруйске, в комендантском доме, и это Норов будит его, направляя в голову пистолет.

- Кто это? Кто это?! - резко приподнялся на локте Александр, но не Норова увидел он, а младшую Переделкину, Анну, державшую свечу рядом со своим лицом. С распущенными по плечам волосами, какая-то встревоженная, точно перепуганная птичка, она в белой ночной кофте, а не в уродовавшем её бальном платье, выглядела сейчас куда более пригожей, чем раньше.