Соль земли - Георгий Марков

2. Самое слабое место в плане научных изысканий, предложенных профессором Великановым, – это разработка путей и способов выполнения намеченных мероприятий. В предложениях профессора Великанова всё сведено к усилиям самих экспедиций.

3. В плане совершенно не подчёркнута роль практиков, без привлечения которых научные изыскания будут неизбежно неполноценными.

4. Экспедиции выполнят свою задачу только в том случае, если обрастут широким активом, учтут огромные наблюдения местных жителей и проведут всю работу на массовой основе.

5. Считала бы необходимым осуществить по ряду вопросов, подлежащих исследованию, вовлечение в научную работу: а) агрономов, б) колхозных бригадиров, в) учителей, г) председателей сельских Советов и председателей колхозов, д) колхозных и совхозных опытников, е) охотников.

Речь идёт о создании армии своеобразных внештатных сотрудников нашего института из числа людей, живущих в районах, территория которых представляет для нас интерес.

Например: изучение почв области требует огромных затрат и значительного времени, если это вести силами только экспедиций института. Однако если привлечь к этому практиков, вооружить их соответствующими указаниями, то в течение лишь одного лета может быть собран огромный материал для последующего обобщения в институте. Так, скажем, образцы почв с описаниями могут быть получены из сотен мест. Это удешевит стоимость всей работы, сократит сроки и вовлечёт в научно-исследовательскую деятельность тысячи практиков.

Вывод: план, предложенный профессором Великановым, в той его части, где перечисляются методы исполнения задач, страдает неполнотой и должен быть серьёзно пересмотрен».

Марина высказала свои соображения почти так же кратко, конспективно, как они были изложены в её записной книжке. Когда она начала говорить, у некоторых участников заседания лица вытянулись, а в глазах профессора Великанова вспыхнула досада. Марина не рассчитывала на такое отношение слушателей и с беспокойством подумала: «Неужели я говорю что-то недельное?» Однако отступать было поздно, и она, скрывая волнение, договорила всё до конца.

Речь её совершенно не подходила к тому почти праздничному настроению, которое царило на заседании. Дослушав её, люди, одни вопросительно, другие недоумённо, переглянулись, будто Марина действительно сказала что-то неуместное.

Наступило долгое молчание. Председатель совета – директор института Водомеров – растерянно смотрел на участников заседания, не находя слов.

– Я считаю, товарищи, я считаю, – вдруг взволнованно заговорил Бенедиктин, – выступление Марины Матвеевны по меньшей мере неудачным. Право, я не нахожу объяснений этому. Учёный совет имел уже возможность видеть, с какой глубиной поставлен Захаром Николаевичем ряд крупных проблем…

Марина не верила ушам своим. Ведь не далее как утром Григорий с пафосом сказал ей:

– Маринка, ты так выросла! Твои суждения логичны и основаны на большом знании дела.

Это было сказано по поводу выступления Марины на собрании научных сотрудников института, которое состоялось два дня назад.

Марина повернула голову, чтобы взглянуть в глаза мужа, но Бенедиктин поспешил наклониться.

– Да, да, я также не могу считать выступление Марины Матвеевны удачным, – заговорил Великанов. – Дело в том, что Марина Матвеевна упрощает работу наших экспедиций. Я отнюдь не против привлечения практиков. Мы и существуем затем, чтобы освещать путь практикам, но не следует смешивать наши задачи и методы с задачами и методами практиков. В этом, дорогие мои коллеги, вечно существовала и будет существовать колоссальная разница. Наука есть наука, практика есть практика. Нашим экспедициям, безусловно, придётся встречаться с практиками, но вы сами понимаете, что вовлекать широкие слои практиков в научные эксперименты едва ли целесообразно. Эксперимент может провалиться, и наука будет дискредитирована в глазах практиков. Мы должны, уважаемая Марина Матвеевна, быть очень осторожными и не спешить там, где требуется беспристрастный, спокойный взгляд исследователя.

Марине захотелось немедленно возразить. Она посмотрела на профессора Рослова. Тот сидел в углу, обхватив сильными руками колено и закусив клок своей длинной чёрной бороды. Вид у него был неподступно суровый. «Кажется, и Леонтий Иванович недоволен моим выступлением», – подумала Марина и подавила в себе желание выступить ещё раз.

Когда заседание учёного совета было закрыто, Марина, не ожидая Григория, пошла домой. В коридоре её догнал профессор Рослов. Он бережно взял её под руку.

– Вы домой? Вас подвезти? – спросил он.

От всего, что только что произошло, у Марины остался на душе горький осадок. Было обидно, что не посчитались с её предложениями, над которыми она столько думала, особенно было больно за бестактное, поспешное выступление Григория. Хотелось побыть одной, подумать о всём случившемся.

– Благодарю вас, Леонтий Иванович! Мне нужно зайти ещё в лабораторию, – сказала она, пряча глаза.

Вероятно, она чем-то выдала своё состояние, и Рослов угадал его.

– Не смею мешать! – Он на ходу порывисто и горячо пожал её руку. В этом движении было столько сердечности, что она убеждённо подумала: «Нет, Леонтий Иванович не мог осудить моё выступление». От этой мысли ей стало легче, и она пожалела, что отказалась ехать вместе с профессором.

4

Когда Марина, устав от долгого хождения по городу, с трудом поднялась по лестнице на третий этаж и позвонила, Григорий, делая испуганное лицо, бросился ей навстречу.

– Мариночка, нельзя же так! Три часа ты заставила меня думать чёрт знает что!..

Он обнял её, но Марина решительно отвела его руки.

– Днём ты публично надавал мне пощёчин, а вечером проявляешь такое внимание.

– Я знал, что ты будешь сердиться, знал! И тем не менее я решился на этот шаг во имя наших общих интересов.

Бенедиктин отступил, стряхивая с костюма ворсинки. Впервые пристрастие мужа к аккуратности вызвало в ней раздражение.

– Что ты прихорашиваешься? Можно подумать, что моё пальто в грязи. – Марина прошла в другую комнату.

– Я тебе всё объясню, Мариночка, имей терпение выслушать меня, – проговорил он, неотступно следуя за ней.

– Ну, пожалуйста, говори, говори, сколько тебе захочется!

– Видишь ли, Марина. – Бенедиктин старался придать своему голосу особый оттенок проникновенности. – Я давно заметил, что в твоём характере есть какая-то доля безрассудства. Я затрудняюсь сказать, из каких свойств твоей натуры это проистекает…

– Ты изъясняешься, как изысканный дипломат, – усмехнулась Марина.

– Не иронизируй, пожалуйста. Я говорю о серьёзных вещах, – обиделся Бенедиктин. – Я не буду припоминать других случаев, когда безрассудство брало верх над твоим разумом. Но вот сегодня… Твоё выступление можно сравнить с прыжком в омут. Ты критикуешь планы экспедиций и совершенно не учитываешь, что это детище Захара Николаевича. Старик влюблён в эти планы, он два месяца только об этом и говорил.

– Ну и что же дальше? – спокойно спросила Марина.

– Что дальше? – запальчиво подхватил Бенедиктин. – А хотя бы то, что Великанов – научный руководитель института, а мы с тобой – просто научные работники. Наконец, – воодушевляясь ещё больше, продолжал Бенедиктин, – ты должна учитывать, что осенью я собираюсь защищать диссертацию. Захар Николаевич, по всей вероятности, будет официальным оппонентом. Хотя моя диссертация несколько не соответствует его специальности, он обещал мне всё это уладить. Он же будет подбирать и других оппонентов…

– Но какое отношение имеет всё это к моим замечаниям по планам экспедиции? – не скрывая раздражения, которое всё сильнее овладевало ею, спросила Марина.

Бенедиктин даже поперхнулся.

– Ты не прикидывайся, Марина, дурочкой. Ты всё великолепно понимаешь. Тебе так же, как и мне, прекрасно известно, что всё в жизни решают люди, а поскольку это так, надо уметь с людьми строить отношения.

– Извини! Пресмыкаться и угодничать перед Великановым я не буду! – выкрикнула Марина. Лицо её пылало, обычно доверчивые и добрые глаза гневно искрились.

Бенедиктин старался не встречаться с ней взглядом.

– Ты, во-первых, успокойся и не кричи, – тихо произнёс он.

– А ты не предлагай мне того, что не выносит моя душа, – перебила его Марина, порывисто сбрасывая с себя шляпу и шарф.

– Я предлагаю тебе только благоразумие… Благоразумие никогда не вредило людям…

– От твоего благоразумия один шаг до подхалимства.

– Но это же невыносимо! – закричал Бенедиктин. – Ты не имеешь никакого права бросать мне таких упрёков! В конце концов я прошёл жизненную школу не меньшую, чем ты, и не тебе учить меня поведению. Партия и фронт…

– Да брось ты, Григорий, кичиться своей партийностью и фронтом! – Марина, не глядя на мужа, стоявшего в позе неутомимого спорщика, вышла.