Лирика панелек - Илья Константинович Иванов

Глеб серьезно задумался над предложением Луки.

– Я обязан тебе за то, что ты приютил меня и дал работу, так что в завтрашних гонках смогу поучаствовать. Правда, не могу обещать результата. Только мне нужно немного практики, давно не сидел за рулем.

– Будет, – повеселел Флинт. – Сейчас я переоденусь, и поедем практиковаться.

Глеб не ожидал такого наплыва энтузиазма и даже не успел ничего сказать, как Флинт убежал в раздевалку. Глеб зашел в административный зал и присел на диванчик, дожидаясь Луку.

– Куда это Лука так торопится? – поинтересовалась Алиса.

– Он предложил меня завтра на гонки выставить, сейчас повезет практиковаться, – ответил Глеб.

– Неожиданно, – удивилась Алиса.

– Поехали с нами, – осенило Глеба.

– Я вам там зачем?

– Ты сама говорила, что хотела бы встретиться с ним где-то помимо мастерской. Вот какой-никакой шанс.

– Так он не возьмет меня с собой. А я была бы рада, – разочарованно произнесла Алиса.

– Устроим, – подмигнул Глеб улыбаясь.

В зал вышел обновленный Лука. В красно-белом поло в полоску с нашивкой «Спартак», джинсах, черно-белых невысоких кроссовках.

– Ну что, по коням? – обратился он к Глебу.

– Поехали. Только давай Алису с собой возьмем.

– А зачем она нам? – приподнял бровь Лука.

– Она мне говорила, что ей заняться сегодня нечем. А так с нами покатается, развеется.

Лука взглянул на Алису, слушавшую разговор.

– Поехали, я не против, – ответил Лука и направился к выходу. – Алиса, у тебя пять минут на сборы.

Ничего не говоря, Алиса поспешила переодеться. Быстро заменив каблуки на удобные кеды, юбку на короткие шорты, а блузку на свободную майку, она подбежала к Глебу и поцеловала его в щеку, схватила за руку и потащила к выходу. Погасив свет и закрыв двери, Глеб с Алисой сели в машину к Луке. Это был старенький черный «БМВ» восьмидесятых годов. Через капот, крышу и багажник проходили две широкие белые полосы. Большие круглые добрые фары, красивые хромированные диски придавали этой машине особый шик. Несмотря на свои года, она по злому рычала, чувствовалась работа «Старой школы». Резво тронувшись с места, быстро набирая скорость, машина полетела на окраину города.

14

Евгений Матвеевич тем вечером в мастерской никого не застал, и это его расстроило. Он решил отправиться на набережную. Вечерняя набережная – всегда особенное место: брусчатую дорожку освещают старинные фонари, на скамейках обнимаются парочки, по реке лениво ползет теплоход под музыку 90-х. Мост, переброшенный через реку, был особенно красиво освещен. Евгений Матвеевич неторопливо прогуливался по брусчатке, размышляя о жизни. Он оперся на кованую ограду, глядя в одну точку на спокойной реке.

– Добрый вечер, – к Евгению Матвеевичу подошел мужчина в возрасте с глубокими морщинами и широкой улыбкой. Пальто не скрывало жилетку с галстуком, белые перчатки, классические брюки, до блеска начищенные ботинки, шляпа. Мужчина тоже оперся на ограду рядом с Евгением Матвеевичем.

– Добрый. Мы знакомы? – Евгений Матвеевич рассматривал мужчину.

– Нет, вряд ли. Я здесь проездом. Меня зовут Влад, – мужчина протянул руку, и Евгений Матвеевич пожал ее. – Я музыкант, блюзмен. К вам с концертом приезжал.

– Неожиданно. Как вам наш город?

– Красивый, но, знаете, объехав столько городов нашей Родины, я заметил, что они все чем-то похожи.

– Но в каждом ведь есть своя изюминка.

– Вы правы. Но когда ты творческая личность, то смотришь несколько шире. Города все разные, а люди одинаковые.

– А как же утверждение, что каждый человек индивидуален?

– Я вас умоляю! Индивидуальны лишь те, чьи амбиции выходят за рамки их собственной квартиры. Я был женат четыре раза, столько же разведен. И должен заметить: ни у одной жены мысли дальше кухни не уходили.

– А дети у вас есть?

– Конечно. Трое. Но моя жизнь исключает оседлость, моя жизнь – дешевые номера в гостиницах, разовые девушки. Стыдно признаться, но я струны использую дольше, чем девушек.

– Цинично, – поморщился Евгений Матвеевич.

– Говорят, музыканты – самый циничный народ, – улыбнулся Влад.

– И никогда не жалели о выборе своего пути?

– Жалею по три раза на дню, но после каждого приема пищи как рукой снимает. Мне противна жизнь в кухне, а богатство мне недоступно. Поэтому спасаюсь тем, что дарю миру музыку нашей жизни, а взамен разъезжаю по странам. Доводилось бывать за границей.

– И как там, за границей?

– Там все по-другому. Люди там другие. Да только один черт: их города похожи друг на друга. Не понимаю, зачем наши соотечественники туда рвутся.

– А как же семейное счастье?

– К великому сожалению, мне оно недоступно. Но зато у меня будет тысяча историй за кружкой пива, и ни одна не повторится. Наверное, нет еще людей, которые совместили бродячую жизнь с семейным счастьем.

– Нужно сказать, что я сам пару дней назад ушел от семейной жизни и пытаюсь перейти к чему-то новому, бесшабашному. Не знаю, получится ли у меня.

– Это нелегкое решение. Двадцать лет назад я его принял для себя. Но никому никогда этого не советовал.

– Почему же?

– Иногда хочется к груди прижать любимую, или, наоборот, чтобы тебя кто-то приласкал. А шальные девки – они на время и за деньги, а потом к врагу. А представь себе, у меня два сына и одна дочь. За свои пятьдесят лет я видел только дочь, да и то двенадцать лет назад, ей тогда восемнадцать было. Двенадцать лет назад я последний раз плакал из-за девушки, из-за своей дочери. Сыновей я никогда не видел и даже не знаю, где их искать и как они живут.

– Да, брат, – протяжно выдал Евгений Матвеевич. – Нелегкая у тебя доля.

– Каждому свое, – улыбнулся Влад. – Знаешь, самое верное, что есть у меня, – это моя гитара «Ева» и револьвер с одним патроном.

– Почему именно один патрон?

– Порой пишешь песни или отдыхаешь после концерта, задумаешься о жизни. Печаль и накатит. Так я достану свой револьвер, крутану барабан и разряжу себе в голову. Еще ни разу на патроне не останавливался. Это значит, что моя музыка еще нужна кому-то. Сразу силы творить появляются.

– Весело, – Евгений Матвеевич с недоумением посмотрел на Влада.

– Разное бывало за мою жизнь. Вот, например, – Влад снял шляпу, распустил хвост, собранный из седых волос, и указал на шрам, проходящий от шеи за ухо и поднимающийся дальше к голове. – Это моя третья жена узнала, что я уезжаю на гастроли в Дублин.

– Она у тебя с характером, – ухмыльнулся Евгений Матвеевич. – А я не чувствовал себя в семье нужным. Никто не замечал моего присутствия или отсутствия. Всю жизнь потратил на работу, хотя и там я