Поместье Даунтон. Начало - Маргарет Йорк
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Потому и предстоящий бал в особняке Асторов должен запомниться надолго, чтобы даже роскошь Мраморного дворца не могла его перебить.
Грандиозность предстоящего понимали и приглашенные, в том числе Бельмонты и Левинсоны. Леди Бельмонт принадлежала к клану соперницы, но все члены противоборствующих сторон соблюдали правила приличия, понимая, что отсутствие приглашения одной из сторонниц немедленно повлечет отлучение нескольких с другой стороны. Леди Бельмонт и ее сестра миссис Левинсон с дочерью – мисс Корой Левинсон, разумеется, были приглашены.
А вот младшая Ава Левинсон нет, ей еще рано. Разочарованная юная особа изводила себя и остальных ворчанием и придирками. Особенно доставалось сестре.
– Кора, ты должна была выйти замуж еще год назад. Если ты так долго будешь сидеть в старых девах, я успею состариться, пока получу возможность танцевать на балах!
– Ава, не выдумывай, в следующем году и ты будешь дебютанткой независимо от того, выйду я замуж или нет.
И не порть мне настроение, я и без того не очень люблю приемы у Асторов.
– Ну и глупо! У них самые роскошные приемы, – заявила младшая сестра.
Кора рассмеялась:
– Ты-то откуда знаешь?
– Слышала. Тебе не идет это платье, ты в нем… тощая! – Ава с трудом придумала, что именно может оказаться не вполне годным в по-настоящему красивом платье Коры. – И цвет не твой.
Коре надоели придирки младшей сестры, и она попросту выставила Аву из своей комнаты:
– Иди помогать маме в выборе украшений. Она тебя звала.
Это было неправдой, но Ава ушла с удовольствием.
Дебют Коры состоялся в Европе в прошлом году, но в Нью-Йорке в этом Сезоне она тоже считалась дебютанткой, причем весьма заметной и популярной. Несколько соискателей ее руки уже попытали счастье, но были остановлены заявлением, что мистер Левинсон в этом Сезоне не планирует выдавать дочь замуж. Кроме того, все знали об интересе к наследнице левинсоновских миллионов со стороны сына леди Астор Джона Джекоба 4-го Астора, охотника за приданым лорда Уэсли и партнера по бизнесу отца Коры мистера Генри Невилла. Шансы последнего считались наиболее предпочтительными, поскольку у них с Корой были приятельские отношения не первый год, мистер Левинсон считал мистера Невилла весьма способным учеником с большим будущим, и в доме Левинсонов Генри был не просто частым гостем, но своим, почти родственником.
Мистер Левинсон был готов сопровождать своих дам, но не готов сам участвовать ни в каких приемах. Он вообще предпочел бы переложить эту обязанность на Невилла, но того, к сожалению, не было в Нью-Йорке, потому пришлось со вздохами облачаться во фрак и отправляться на ночь глядя в шумное общество.
Когда Кора спустилась вниз, уже облаченная в бальное платье, отец даже ахнул:
– Девочка моя, как ты хороша! Боже мой, если завтра у дверей нашего дома не будет стоять очередь из желающих просить твоей руки, я решу, что нью-йоркские молодые люди ничего не смыслят в женской красоте.
Такая тирада из уст делового и крайне скупого на любые комплименты мистера Левинсона была сама по себе редкостью, а произнесенная с чувством, едва не заставила Кору расплакаться.
– Папа, ты пристрастен! Или давно не бывал в обществе, где девушек гораздо красивей меня очень много.
– Нет, – твердо возразил отец, – ты лучшая.
– Хорошо, хорошо, но нам пора ехать, – послышался голос мисс Левинсон.
Оглянувшись на супругу, мистер Левинсон был вынужден констатировать, что она выглядит на фоне элегантной дочери слишком ярко и даже вызывающе. Но озвучить свое мнение не рискнул, произнес другое:
– И ты, старушка, хороша! Впрочем, как всегда.
И если уж начистоту, самому мистеру Левинсону был ближе яркий наряд жены, хотя он и понимал, что дочь более изысканна.
В особняке младших Бельмонтов тоже готовились. И там царила суматоха, какая бывает у любой дамы перед выездом на важный прием, особенно если этот прием у Асторов и последний в Сезоне.
Роберт не мог понять, почему они так рано выезжают, неужели подобные приемы в Нью-Йорке начинаются в семь вечера? Все оказалось проще.
– Роберт, сегодня перед балом у Асторов мы идем в Мет, так принято.
– Куда идем?
– Ах, боже мой! Метрополитен-оперу, ее называют «Мет». У леди Бельмонт прекрасная ложа, к тому же будет весь свет.
– А что дают?
– Роберт, право! Какая разница? Кажется, «Лоэн-грин».
– Леди Маргарет, вам все равно, что именно слушать, лишь бы в хорошем окружении?
– Да, дорогой. Вагнера я не люблю, мне ближе итальянская опера, а вот увидеть тех, кто представляет цвет американского общества, всегда интересно и полезно. Тебе особенно. – Взгляд леди Маргарет красноречивей всяких слов объяснил, почему Роберту так полезно изучить высший свет Нью-Йорка.
– Но «Лоэнгрин» идет долго, у Вагнера все оперы длинные.
Услышавшая их разговор леди Бельмонт даже руками всплеснула:
– Да кто же дожидается, когда Готфрид будет расколдован?
Роберт постарался скрыть улыбку – американская публика относится к вагнеровским операм весьма прагматично. У Вагнера крупные произведения, в «Лоэнгрине» целых два антракта, это позволит посетить ложи нескольких дам и раскланяться с большим числом знакомых. Что до самого «Лоэнгрина» и Вагнера вообще, то большинству достаточно послушать однажды или просто знать, в чем там дело.
– А ведь верно, едва ли кто-то из сидящих в ложах дождется финальной жалобы Эльзы. И вступления тоже не услышат.
– Ты не прав, друг мой, финальные аккорды вступления услышат. Это особый шик – явиться в ложу как раз, когда предстоят аплодисменты после Увертюры.
– Леди Маргарет, вы хотя бы у одной оперы слышали первые такты Увертюры?
Маргарет Кроули рассмеялась:
– Нет.
В театре Роберт с усмешкой отметил, что, даже прибыв, леди Бельмонт и леди Кроули под явно надуманным предлогом задержались, не входя в ложу. Слуга о чем-то сообщил им вполголоса. Нетрудно догадаться, что эта информация касалась событий, происходивших в зале. Заметив интерес Роберта, леди Бельмонт улыбнулась ему:
– Я не люблю Вагнера, как и всю немецкую музыку, предпочитаю мелодичных итальянцев, но Вагнер явно учел, что ложи пустуют первые четверть часа – у «Лоэнгрина» такое длинное вступление… Приходится вести беседы перед ложей, прислушиваясь к происходящему на сцене. Так что, дорогой граф, вы все же не правы, мы слышим Увертюру, правда, не из ложи.
Рано приезжать в оперу, равно как и досиживать спектакль до конца не принято не только в Нью-Йорке. Артистам со стороны лож вполне достаточно легких аплодисментов, которые из-за перчаток на руках дам вообще не слышны, основные аплодисменты труппа получает из партера и ярусов. Благосклонность лож проявляется в простом посещении спектаклей и щедрых дарах зрителей-мужчин понравившимся актрисам. Дамы из лож делают вид, что не подозревают о проявленном их мужчинами интересе. Так удобно всем.
Если ложи полны, вовсе не значит, что от спектакля ждут чего-то особенного, просто в такой день у кого-то из очень важных персон прием после спектакля. Чтобы понять, кто будет на балу и как выглядит, многие являются послушать оперу. Большинство дам там проверяют, насколько готовы к балу соперницы или подруги, не появился ли новый поклонник, не вернулся ли из поездки кто-то достойный внимания.
Метрополитен-опера была выстроена несколькими нуворишами буквально в пику тем, кто не желал пускать их в свой закрытый круг, отказав в ложе в Музыкальной Академии. Чего проще? Обиженные, в числе которых были Вандербильт, Рокфеллер, Джером, Левинсон и другие, у сумм на чьих счетах много знаков, а вот родословная подкачала, просто сложились и выстроили новое огромное здание на Бродвее между 39-й и 40-й улицами, названное Метрополитен-опера. Оно было, в отличие от Академии, не только большим, но и удобным.
Первый сезон с его итальянским репертуаром принес одни убытки, практичные миллионеры настояли на смене главного дирижера, им стал Дамрош-старший, которого позже заменил сын. С того времени на сцене зазвучал Вагнер.
Едва ли именно вагнеровские оперы привлекли в Метрополитен-опера высший свет, просто там взяла ложу сама леди Астор – абсолютная законодательница стиля избранного общества Нью-Йорка начала восьмидесятых. Впрочем, ее все больше теснила «выскочка из Алабамы» Алва Вандербильт. Состояние супруга Алвы Уильяма – внука железнодорожного и корабельного магната легендарного Корнелиуса Вандербильта – исчислялось девятизначными цифрами, делая его одним из самых богатых людей Америки. Деньги мужа позволяли Алве Вандербильт строить один особняк за другим и сумасбродствовать куда ярче леди Астор.
Леди Астор в тот вечер устраивала прием, ради которого дамы были разряжены в пух и прах, а кавалеры вставили в манжеты рубашек самые дорогие запонки.