Двойная спираль. Забытые герои сражения за ДНК - Гарет Уильямс

градусов склонилась в его пользу. Этого как раз хватило, чтобы троих «открывателей Менделя»[99] – Карла Корренса, Хуго де Фриза и Эриха фон Чермака – восприняли всерьез. Корренс проводил «в течение многих лет обширные эксперименты» над гибридами маиса в Тюбингенском университете. Он наткнулся на «Опыты над растительными гибридами» и кратко упомянул их в статье, опубликованной в 1899 году, но не остановился на работе Менделя, пока нечто возмутительное не потрясло его, как гром среди ясного неба, в марте 1900 года. Это был экземпляр работы, недавно опубликованной Хуго де Фризом[100], видным профессором ботаники из Амстердама. Корренс был вне себя от гнева, когда увидел, что де Фриз воспроизвел результаты Менделя – и даже использовал термины «доминантный» и «рецессивный», – но без каких-либо ссылок на Менделя. Он поспешил написать обличительную статью, которая в следующем месяце была опубликована в ведущем немецком журнале по ботанике. В своей статье Корренс объяснял, что первоначально он думал, что открыл нечто новое, «но аббат Грегор Мендель получил те же результаты и дал точно такие же объяснения, насколько это было возможно в 1866 году». Чтобы подчеркнуть первенство Менделя и покончить с притязаниями де Фриза, Корренс озаглавил свою статью «Закон Г. Менделя о поведении потомства межсортовых гибридов»[101]. Он также пустил отравленную стрелу прямо в де Фриза, указав на «странное совпадение», что де Фриз использует в точности те же термины – «доминантный» и «рецессивный», – которые ввел Мендель.

На самом деле, де Фриз признал Менделя в уже отданной на печать статье, которая была опубликована несколькими неделями позднее, но воздал ему должное неохотно[102]. «Некий Мендель» сформулировал «существенную часть принципов», которые открыл де Фриз, но применительно «к отдельному случаю» (гороху) и «очень давно» – и, как бы то ни было, результаты Менделя давно исчезли «в пучине забвения».

Третьим «открывателем Менделя» стал Эрих фон Чермак, 27-летний студент магистратуры, занимавшийся гибридизацией растений в Венском сельскохозяйственном институте. Встревоженный переполохом, поднятым де Фризом и Корренсом, Чермак заявил, что поражен тем, насколько результаты Менделя совпадают с его собственными. Он немедленно опубликовал работу, чтобы претендовать на свою долю «чести», отметив, что «одновременное открытие Менделя Корренсом, де Фризом и мною самим доставляет мне особенное удовлетворение»[103].

Отличающиеся подозрительностью наблюдатели могли бы заметить некоторые примечательные совпадения[104]. Корренс учился у Карла фон Негели, с которым Мендель вел длительную задушевную переписку. Чермак был внуком одного из одноклассников Менделя в Вене, который позднее стал почетным членом Брюннского общества естественной истории. Де Фриз позднее признался, что наткнулся на работу Менделя, но лишь «после того, как завершил большую часть [своих] экспериментов»; еще позднее выяснилось, что в его руках экземпляр оказался гораздо раньше.

Только Корренс провел первоначальные исследования, не зная о Менделе, и только он вышел из этой неприятной истории, не запятнав свое доброе имя. Позиционируя себя в качестве представителя Менделя, Корренс придумал впечатляющий термин «законы Менделя», затем опубликовал переписку Менделя с Негели[105] и начал сбор средств[106] на памятник Менделю в Брюнне.

Чермак прослыл оппортунистом и «неоткрывателем менделизма», но ему еще предстояла длинная и успешная исследовательская карьера[107]. На де Фриза эта история произвела слабое впечатление. Он отказался от приглашения Корренса[108] сделать взнос в фонд памятника Менделю и написал своему другу: «Чествование Менделя – это просто мода, которая нравится всем, в том числе и тем, кто мало что понимает»[109]. И глубокомысленно добавил: «Это мода, которая обречена на исчезновение».

Парадоксально, что именно благодаря де Фризу «мода» на Менделя дожила до сегодняшнего дня. Не будь его, «Опыты над растительными гибридами» запросто могли бы исчезнуть навсегда в разросшейся пышным цветом литературе о выращивании растений. Но заметные разборки, которые последовали за присвоением результатов Менделя де Фризом, привлекли внимание одного англичанина, поставившего себе целью обеспечить для аббата признание, которое он заслужил.

Уильям Бэтсон, член Королевского общества[110], член Колледжа Святого Иоанна в Кембридже, был чрезвычайно влиятельным человеком в сфере ботаники и эволюционной зоологии (и эксцентриком, всегда носившим шапочку для игры в крокет). Как рассказывает его жена Беатрис[111], Бэтсон был потрясен «Опытами над растительными гибридами», когда 8 мая 1900 года ехал на поезде на собрание Королевского общества садоводов в Лондоне. Правда это или нет, обращение Бэтсона[112] было чрезвычайно резким; он опубликовал перевод работы Менделя и начал рассказывать о ее новизне и значимости на лекциях и в комментариях. В 1902 году Бэтсон перенес идеи Менделя в царство животных, где выявил различные признаки домашней птицы[113], которые передавались по менделевскому доминантному и рецессивному принципу.

В том же году Арчибальд Гаррод из Госпиталя св. Варфоломея[114] в Лондоне пошел дальше, доказав, что болезни человека также наследуются в соответствии законами Менделя. Таким заболеванием была алкаптонурия, чрезвычайно редкая болезнь, но моментально выявлявшаяся у младенцев по моче, которая окрашивала их пеленки в черный цвет. Гаррод показал, что «сбой» метаболизма блокировал образование жизненно необходимой аминокислоты, тирозина. Путем блестящей дедукции он предположил, что эта «врожденная ошибка метаболизма» была обусловлена наследственным недостатком фермента, который обычно преобразует какой-либо предшественник в тирозин[115], и что дефектный фермент вел себя как менделевский рецессивный признак. Таким образом, при двойной дозе рецессивного признака фермент полностью исчезал, что провоцировало заболевание – точно так же, как при двойной дозе «короткого» рецессивного признака горох оказывался карликовым. Менделевская наследственность от монастырского сада перешла к Homo sapiens.

Кампания Бэтсона по популяризации Менделя достигла кульминации в его президентской речи[116] на Третьей конференции по гибридизации и селекции растений, проводившейся в Лондоне в 1904 году. Он сравнил процесс научного открытия с золотоискательством. До Менделя исследователям попадались «случайные самородки», а аббату удалось определить местоположение основной жилы. В той же речи Бэтсон заложил еще один краеугольный камень, предложив термин «генетика» для обозначений науки, занимающейся «феноменами наследственности и изменчивости». Конгресс одобрил, и когда труды конференции были опубликованы (с хвалебным предисловием о Менделе и его портретом), то Третий конгресс по гибридизации и селекции растений превратился в первую в мире Третью конференцию по генетике и смежным наукам.

Бэтсона соблазнила точность результатов Менделя и безукоризненность его расчетов. Тем не менее нашлись те, кто порицал Менделя, а не хвалил его. К числу скептиков принадлежал Карл Пирсон[117], авторитетный статистик,