Двойная спираль. Забытые герои сражения за ДНК - Гарет Уильямс

научными понятиями клетки и ядра, за 33 года перед тем открытыми Броуном. Тем не менее ядро все еще оставалось зыбкой областью, и пройдет еще почти 20 лет, пока Вальтер Флемминг направит свой микроскоп на «ядерные нити». Таким образом, в распоряжении Менделя не было каких-либо физических структур внутри клетки, с которыми он мог бы связать свои идеи. Вместо этого он использовал замечательно расплывчатый термин «элемент» для обозначения любого волшебного признака, который проявляется как T или t.

Как было принято, общество разослало 120 экземпляров своих «трудов» научным учреждениям по всей Европе, включая Кембриджский и Женевский университеты и Лондонское королевское общество. Кроме того, Мендель заказал 40 отдельных оттисков, с помощью которых он надеялся произвести впечатление на некоторых светил в области ботаники и наследственности[73]. Только один из заказанных Менделем оттисков достиг ощутимой цели, и результат был не тем, на какой он наделся. На работу обратил внимание Карл фон Негели, профессор ботаники в Мюнхене, эксперт по эволюции и классификации гибридов, особенно похожего на одуванчик растения Hieracium (ястребинка). У Негели была непоколебимая репутация, и он широко признавался (в том числе самим собой) ведущим ботаником своего времени. Менделю нужно было собраться с духом в канун нового 1866 года, чтобы написать сопроводительное письмо к экземпляру, предназначенному для Негели. «Многоуважаемый государь! – начал он. – Признанное всеми превосходство Вашей чести <…> делает моим приятным долгом предоставить на Ваше милостивое рассмотрение описание некоторых экспериментов по искусственному оплодотворению».

Если бы Мендель заявил, что он открыл фундаментальные законы наследственности, объясняющие поведение гибридов, – и даже сбивающее с толку возвращение к дедовской форме, – Негели мог бы ответить оперативно и более положительно. Вместо этого только через два месяца он прислал письмо, где предельно ясно говорилось, что у него мало времени и что он по горло занят собственными проектами. Он рекомендовал Менделю закончить свои исследования, «которые еще очень далеки от завершения» и заняться чем-нибудь более полезным, чем «идти по следам своих прославленных предшественников». Знаменитый профессор, по-видимому, не уловил, что Мендель уже проделал это. Тем не менее ответ Негели был окончательным и казался набросанным в очень сильной спешке, а не с целью унизить; он также приложил пять экземпляров собственной работы о ястребинке. Так началась нерегулярная переписка[74], продолжавшаяся семь лет – почти столько же, сколько эксперименты Менделя с горохом.

По мере развития их отношений Мендель расслабился, и его письма, хотя все еще уважительные, утратили униженность первого письма. «Многоуважаемый государь!» сменилось на «Многоуважаемый друг!», а «с глубочайшим признанием и уважением к Вашей чести» – на «Ваш преданный друг». Ни один из них не был прилежным корреспондентом, но Негели чаще отвечал быстро и продолжал поставлять образцы ястребинки – даже когда его предыдущие приношения потерпели фиаско в Брюнне.

Мендель производил впечатление (несомненно, верное) человека, который постоянно спотыкается о мелкие житейские неприятности[75]. Он рассказал Негели все о монастырском садовнике, который решительно залил присланные Негели образцы («Я надеюсь, что ни один из видов не был полностью утрачен»), и о перенапряжении глаз, вызванном попытками рассмотреть интимную анатомию ястребинки. Не забыл и о наборе веса («избыток полноты»), который все более затруднял для Менделя сбор образцов в природных условиях и был особенно утомителен «как следствие закона всемирного тяготения при подъеме в горы».

Эти письма также наметили курс к упадку Менделя в качестве экспериментатора. Негели принуждал его изучать гибриды ястребинки; польщенный, Мендель попробовал повторить свои опыты, проделанные с горохом, но Hieracium отказывалась слушаться. Получаемые гибриды были непредсказуемы, так что Мендель вынужден был признаться Негели, что чувствует себя «решительно обманутым», и не мог предложить никаких объяснений – несомненно, с болью осознавая, что его фиаско подрывает первоначальные результаты и может еще сильнее настроить Негели против его «незавершенных» исследований.

В мае 1868 года Мендель сообщает важную новость[76]. После недавней смерти аббата Наппа «моя скромная персона» была избрана «пожизненным настоятелем собранием членов аббатства, к которому я принадлежу». Вновь назначенный аббат признавался, что «эта сфера представляется мне незнакомой, и потребуется какое-то время и усилия, чтобы я почувствовал себя в ней уверенно». Это предсказание было верным; обещание «посвятить больше времени и внимания» головоломке с гибридами ястребинки вскоре оказалось, напротив, безнадежно оптимистичным.

Последнее письмо Менделя к Негели[77] началось с запоздалого извинения: «Несмотря на мои лучшие намерения, я не смог сдержать своего обещания…» Плантация ястребинки в аббатстве, которой Мендель смог нанести «лишь несколько поспешных визитов», «вновь завяла», и он больше не продвинулся в понимании специфических особенностей этого растения. И с этим признанием поражения и «выражением своего величайшего восхищения и уважения» аббат Грегор Мендель распрощался как «искренне Вам преданный».

Десять писем растянулись на семь лет – и в них не содержалось ни намека на то, что Негели, один из самых проницательных ботаников своего времени, понял открытие Менделя или проявил какой-либо интерес к этому открытию.

Более высокое призвание

Исследовательская карьера Менделя уже достигла апогея, когда епископ Брюннский назначил его настоятелем в апреле 1868 года, всего через два года после того, как вышла (и осталась незамеченной) его работа. Тщетные попытки Менделя заставить любимые растения Негели вести себя так же, как горох, немедленно уступили место новым обязанностям, но ему удалось выпустить одну работу по гибридам ястребинки (на немецком, возможно, более чистосердечно: Hieracium-Bastarde)[78]. В этой опубликованной в 1870 году работе ему явно не удалось повторить математической красоты экспериментов с горохом.

Несомненно, Менделя сильно расстраивало его положение бывшего ученого, особенно если учесть, что по большей части его новые административные обязанности были скучными и изматывающими. Одним из немногих светлых моментов было назначение органистом аббатства талантливого молодого композитора – Леоша Яначека, написанная впоследствии опера которого, «Приключения лисички-плутовки», как полагают, была вдохновлена ручной лисицей аббата[79][80]. Кроме того, Мендель вынужден был сидеть в четырех стенах из-за прогрессирующего ожирения и ухудшающегося здоровья. Ему удавалось вырваться только от случая к случаю, уже не в дикую природу на поиски растений, а на мероприятия вроде Собрания немецких пчеловодов в Киле в 1871 году.

К этому времени тщательно систематизированная гороховая плантация ушла в историю, ее разорили стихийные бедствия, которые следовали одно за другим, словно ветхозаветные египетские казни: сначала гороховая зерновка, потом нечто, подозрительно напоминающее вмешательство Божие. Однажды осенним утром Мендель стал свидетелем того, как