Вынужденное знакомство - Татьяна Александровна Алюшина

считать, что Анастасия жива и относительно невредима, – перехватил ход разговора Игорь Валентинович. – Вряд ли ее избивают, наоборот, сохраняют в презентабельном виде на случай, если девушку придется вывозить из страны или все-таки предъявлять тому же нотариусу или какому-нибудь чиновнику. Скорее всего, ее держат на наркотиках, но не сильных, чтобы сохранить способность нормально разговаривать, соображать и четко отвечать на вопросы.

– Вы считаете, что они до сих пор не выехали из страны?

– Через официальные пропускные пункты нет, только есть же еще и нелегальные тропы через границу, – пояснил следователь. – Но мы склонны считать, что они пока находятся в России. Вы не представляете, насколько помогли всем нам, сумев отстоять и не отдать племянника. Если бы Фарух захватил еще и Савву, ситуация была бы намного хуже и сложнее.

– Спасибо, что все разъяснили, – поблагодарила Полина, – хоть какая-то надежда.

– Большая, Полина Павловна, – поправил ее Вадим Юрьевич, – и гораздо больше, чем у очень многих, кто оказывался на вашем месте в такой передряге.

Не обнадежил до конца, но все-таки подбодрил.

– Скажите, – на всякий случай решила все же уточнить Полина беспокоящий ее вопрос, – я могу хотя бы в общих чертах рассказать о происшествии своему жениху?

– Нет, Полина Павловна, – не оставил ей никаких лазеек Игорь Валентинович, – любая информация по данному делу засекречена. В некоторые факты посвящены только близкие родственники и только под строгую подписку о неразглашении гостайны. Александр Борисович Маркин не входит в число таковых.

– Но он мой жених, – попыталась возразить Полина.

– Вот именно, что пока только жених. Насколько нам известно, ваше бракосочетание назначено на июнь, а сейчас у нас февраль. Что может случиться и произойти до июня месяца – никто не может сказать. – И усмехнулся: – Может, вы еще передумаете выходить за господина Маркина замуж.

– Но послушайте… – Задела Полину эта его усмешка, пусть и не ироничная, а достаточно дружеская, но все же… – Вам же известно, какой пост занимает Александр, он не может пребывать в неведении о том, что за ним установлена слежка, а его гаджеты прослушиваются даже в отключенном состоянии. Это может навредить ему и его партнерам и нанести вред бизнесу в целом.

– Ничего не поделаешь, неизбежные издержки ситуации. К тому же мы не налоговая полиция и не экономическая, а несколько иное управление, и дела Александра Борисовича, если они не касаются наших фигурантов, нам неинтересны.

– Понятно… – глубоко вздохнув, тяжко выдохнула Полина.

М-да, придется все же придумывать, как и что объяснять Александру, чтобы при этом ни словом не обмолвиться про похищение Насти. Он и так уже откровенно недоумевает и негодует, не понимая, куда она пропала на два дня, почему с ним не встречается, практически не общается и ничего ему не объясняет, отделываясь обтекаемыми фразами о серьезных семейных проблемах ее родни, без какой-либо конкретики.

Охо-хо-шеньки-хо-хо…

Но оказалось, что ничего объяснять и придумывать не придется – ура-ура! Вернее, конечно, не ура, а грусть-печаль – охо-хо, в том смысле, что позвонивший Полине, когда она входила в Галерею, Александр уведомил, что улетает в срочную командировку в Брюссель. Она бы и попечалилась разлуке, если бы настолько не обрадовалась избавлению от тяготившей ее необходимости объясняться с ним, висевшей на Поле тяжким бременем.

Потянулись дни, наполненные тревожным ожиданием и надеждой, сменяемой отчаяньем и безысходным пессимизмом, особенно когда Саввушка начинал плакать, тоскуя по маме, и задавать свои бесконечные вопросы, требуя объяснить, где она и когда наконец вернется.

Разумеется, они отвели малыша к невропатологу, как и посоветовал врач «Скорой помощи» в день похищения Насти, и доктор уверенно констатировал у ребенка наличие психотравмы, слава богу, не патологически тяжелой, и назначил курс лечебных занятий у психолога, на которые водили Саввушку по очереди мама, Полина и вернувшийся из Питера Юрий Александрович.

Вообще все было плохо, сложно и как-то зыбко-тревожно, неопределенно, словно надвигалась на них, накрывая черной бедовой тучей, какая-то мрачная неотвратимость.

Жили в постоянном напряжении, в вечном ожидании разрешения ситуации, одновременно страшась этого самого развития и его возможного исхода. Из устоявшейся, размеренно-привычной жизнь превратилась в какое-то пережидание и приспособление под эту временную неустроенность.

Для того чтобы постоянно находиться с Саввушкой, маме пришлось отказаться от плотного контроля за работой двух своих небольших магазинчиков. Торговали они одеждой средней ценовой категории известных марок, пользующихся неплохим спросом, и имели постоянных, преданных покупателей. Доверив справляться с делами директорам торговых точек, Елизавета Егоровна осуществляла общее руководство и управление, что называется, на удаленке, ну и, разумеется, держала на плотном контроле бухгалтерию, вопросы поставок-транспортировок товара и, понятное дело, переговоры с поставщиками.

Как и предсказывала мама, Юрий Александрович понял и принял ситуацию в том виде, в котором она ему обрисовала, поведав то немногое, что могла. Тайна следствия – значит, тайна, куда ж денешься, это понятно, главное, чтобы Настенька нашлась. Он поддерживал всем чем мог, практически поселившись в квартире Васи с Настей, помогая Елизавете Егоровне управляться с внуком, работой и хозяйством, и поздним вечером, почти ночью, возвращался к себе домой, чтобы ранним утром, перед основной работой, которую, понятное дело, никто не отменял, приехать на пару часов. И после работы мчался опять к ним.

А вот Василий, напротив, почти перестал появляться дома, оставаясь работать по ночам не то в своем офисе, не то в конторе фээсбэшников. Маму с сестрой, где именно он остается, где работает, Вася в известность не ставил, только предупреждал всегда напряженным и каким-то выгоревшим от беды голосом, что задержится или вовсе не приедет. Отчего вошла в их семью новая, горестная привычка: собирая Василия на работу, складывать ему в рюкзак туалетные принадлежности, чистое белье-носки, футболки-рубашки и контейнеры с обедом и ужином.

Такая вот новая реальность их тревожного бытия.

Полина же моталась между всеми жизненно важными точками сразу. Галерея, ее тайная, нерабочая деятельность, переговоры-договоры с покупателями, художниками и скульпторами, поездки по всей Москве в поисках хоть небольших выставок-продаж и художественных салонов. Оттуда на квартиру Насти: забрать у мамы приготовленные для Василия очередные контейнеры с едой и чистую одежду – последнее время брат не ночевал дома по несколько дней кряду, и это происходило все чаще и чаще.

Потом она мчалась в офис к Василию, который, во избежание лишних вопросов коллег и дабы не возбуждать их неуместное любопытство, договорился с Полей, чтобы она звонила ему, как будет подъезжать, и сам выходил к ней из здания офиса. Со щемящим от сочувствия и тревоги сердцем Полина смотрела на подходившего к машине (которую по его же просьбе парковала в