Поцелуй негодяя - Пётр Самотарж

какую-нибудь легкую атлетику или гимнастику с футболом, но, по-моему, картинг лучше. Им мало кто занимается – дорого стоит, и секций мало. И в смысле адреналина – лучше всего. Надо ведь как-то снимать ему гормональную интоксикацию.

– Какую интоксикацию, что ты мелешь? – возмутилась Вера.

– Я в том смысле, что в его возрасте тестостерон разве что из ушей не брызжет. Надо как-то снимать напряжение, а то снова может сорваться.

– Сорваться? Ты считаешь, он сорвался?

– А ты не считаешь?

– Скажи, а если бы на тебя наехали машиной, ты бы не сорвался?

– Я бы не стоял на месте, если бы мне сигналили.

– Но он имел право стоять на тротуаре, а этот жлоб не имел права на тротуаре парковаться! Даже милиция это признала.

– Ну и что? Все равно конфликт на пустом месте. Он ведь у тебя пока не инспектор дорожного движения. Зачем нарываться на конфликт, если можно просто перейти на другое место? Но тут у Петьки случился всплеск агрессии, потому что из-за гормонов у него крыша всегда набекрень.

– Слушай, ты не имеешь права так говорить о моем сыне! – закричала Вера. Она смотрела на Воронцова, как на врага, вторгшегося в ее дом бесцеремонно и беспричинно.

– Я не говорю о нем ничего страшного или возмутительного. Они все такие, я сам таким был.

– Ты всерьез готов доказывать, что все подростки – ненормальные?

– Почему ненормальные? Для их возраста их состояние нормально.

– Я хотела сказать, ты считаешь всех подростков психованными?

– В некотором смысле.

– Ты никогда не видел тихих мальчиков в очках, читающих книжки в библиотеке? Ты ходишь по библиотекам?

– По библиотекам не хожу, я пока у себя дома не все книги прочитал. А тихие мальчики мастурбируют в ванной и в туалете, представляя голыми своих одноклассниц, юных соседок и молодых учительниц – смирись с этим. С точки зрения общественного спокойствия такой выход из положения предпочтителен, поскольку наименее затратен. Я думаю, в видах радикального решения проблемы следовало бы легализовать проституцию и выдавать подросткам бесплатные абонементы в публичные дома, но на такие высоты не поднялось еще ни одно общество в мире. Есть только подростковая сексуальная распущенность, в которую втянуты девчонки, что совершенно излишне. Должно же в нашей жизни оставаться хоть что-то чистое и светлое.

– Ты серьезно все это говоришь? – подозрительно нахмурилась Вера, несколько отстраняясь от собеседника.

– Абсолютно. Имеешь мне что-нибудь возразить по существу? Когда я слышу истории о мальчиках, которых якобы развратили совершеннолетние девицы или женщины, мне делается смешно. Подростка невозможно развратить – он от природы образчик развращенности. С утра до ночи он думает об одном и возбуждается даже от рассказов про тычинки и пестики.

– По-моему, это ты – образчик развращенности, – ответила Вера после недоуменного молчания. – У тебя ведь нет детей, почему ты счел себя специалистом в детской психологии?

– Ерунда, я не говорю ничего нового или необычного. Так что насчет картинга?

– Я спрошу у Петьки. Может, он и сам не захочет заниматься твоим картингом.

Вера действительно поинтересовалась мнением сына, и тот отреагировал восторженно. Просто воспрянул духом. Стал ездить два раза в неделю на другой конец города, сначала возвращался несколько расстроенным, но затем начал ездить на картах и пришел в неописуемый восторг. По вечерам взахлеб рассказывал матери, про обгоны и оптимальные траектории поворотов, апексы и прочие непонятные вещи. Вера слушала его с некоторым недоумением и недоверием, но в конце концов смирилась. Ее сын – совсем мужчина, с мужскими тараканами в голове, думала она. Так должно было случиться, это естественно, нужно радоваться.

Пока продолжалась суета и беготня вокруг Петькиных подвигов, Вера совсем забыла про Лену, но та вдруг снова позвонила. Они немного поговорили, пока не ведающий подвоха Воронцов занимался в своем кабинете работой, которую его собственный отец отказывался признавать таковой, а Мишка пропадал у себя в конторе. Потом квартирантка постучала в его дверь и вошла, услышав невнятное бурчание.

– Возникли некоторые обстоятельства, – начала она издалека.

– С Петькой? – насторожился Воронцов, привыкший к проблемам из одного источника.

– Нет, не с Петькой, – обиделась за сына мать. – Не такой уж он источник несчастий. Как ты посмотришь, если у нас поселится еще одна женщина? Чтобы сократить разрыв в счете, а то вас уже трое против меня одной.

Воронцов смотрел на Веру с недоверием, в ожидании развязки.

– В некоторой степени ты сам виноват, – продолжала та. – Ты так впечатлил ее тем, что нас приютил.

– О ком ты говоришь?

– Я говорю о Лене.

– Какой еще Лене?

– Ты что, забыл? Ты приводил ее домой, не помнишь? Возможно, ты и раньше приводил домой незнакомых женщин, но эту – уже при нас. Других случаев лично я не припоминаю.

– Ах, эту! А чем ей у нас так понравилось? У нее подружек нет?

– Не знаю. У нее сложилась тяжелая ситуация.

– Понимаю. Чтобы захотелось подселиться в нашу коммуналку, ситуация должна быть тяжеленной. Но почему я обязан нести ответственность за всех бездомных женщин Москвы?

– Не надо за всех. Она сможет спать со мной в гостиной, для тебя почти ничего не изменится. Но все изменения – в лучшую сторону. Она тоже станет дежурить по кухне, Мишкину стряпню есть будем реже.

– И очереди в туалет станут длиннее.

– Очереди получаются только время от времени. Мишка ходит на работу, а мы с Леной будем ходить в туалет, пока ты спишь. Ничего катастрофического не случится.

– Возможно, и не случится, но почему я за всех отвечаю?

– Ладно тебе, не надо кукситься. Она ведь тебе понравилась, раз ты ее подцепил.

– Я ее подцепил для развлечения на одну ночь, а не для уплотнения жилплощади.

– Значит, чаще станешь развлекаться. Обузы ведь никакой, сплошные выгоды.

– Да с какой стати?

– Ей тоже некуда податься.

– Из-за меня?

– Нет, но ты – хороший человек.

– И поэтому на мне можно воду возить?

– Никакой воды! При чем здесь вода? Тебе просто реже придется дежурить по кухне, вот и все.

– Красиво говоришь.

– Как есть, так и говорю.

– А тебе-то до нее какое дело? С одной встречи подружились?

– А ты не веришь, что так бывает?

– Порядочные женщины сложно относятся к женщинам легкого поведения.

– То есть, ты задумался: я непорядочная или Лена – все же порядочная?

– Очень трудно задуматься в таком бедламе.

– Слушай, ты можешь простыми словами объяснить, почему ей нельзя пожить здесь?

– Простыми – не могу. По-моему, и без слов все понятно.

– Хочешь сказать: квартира твоя, и ты не обязан впускать в нее всех желающих?

– Вот именно.

– А если отвлечься