Две мелодии сердца. Путеводитель влюблённого пессимиста - Дженнифер Хартманн

Нет.

Я не могу думать о подобной чуши.

Мне лишь хочется быть рядом с ней, оберегать ее и быть для нее кем-то вроде друга, пока я схожу с ума от подавляемого влечения и чувств, которым некуда деться. Это уж точно лучше, чем впасть в неистовство в тот момент, когда я сдамся, неизбежно облажаюсь и погублю ее.

Прежде чем я делаю шаг назад, она сжимает мою руку, затем тянет за собой, увлекая дальше в бар.

– Пошли.

Я следую за ней, наши руки все еще сцеплены.

Мой взгляд блуждает по комнате, останавливаясь на нескольких знакомых лицах: ее маме и паре родственников, друзьях, чертовом бармене-хипстере, моих парнях из магазина. Я узнаю почти всех, будто уже стал важной частью ее жизни. Когда она знакомит меня с компанией людей, которых я вижу впервые, то называет меня своим другом. Однако то, как она цепляется за мою руку, пока ведет от одного человека к другому, нежно проводя большим пальцем по моей коже, заставляет задуматься, что ей не терпится назвать меня как-нибудь иначе.

В конце концов рыжеволосая девушка, которая присутствовала на свадьбе, – кажется, Дженна – уводит Люси. У меня руки чешутся закурить сигарету, когда ее окружение бросает на меня шквал любопытных взглядов.

Мне, черт возьми, необходимо покурить.

И выпить тройную порцию бурбона.

Полностью выйдя из зоны комфорта, я забираюсь в незанятый угол комнаты и наблюдаю за задницей Люси в черном платье. Особенно когда она наклоняется вперед, опираясь на стойку, и слегка выпячивает бедра, а ее длинные густые волосы подпрыгивают между лопатками, стоит ей рассмеяться над чем-то, что говорит рыжеволосая. Платье облегает изгибы Люси и подчеркивает бедра так, что ее молочно-белые ноги кажутся бесконечно длинными.

– Йоу. Кэл.

Моргая, я отвлекаюсь от бара и замечаю Кенни, стоящего передо мной с бутылкой пива «Миллер Лайт». Он хлопает меня по плечу, а затем указывает на свободное место; его жесткие янтарные волосы отливают рыжим в рассеянном освещении. Он единственный в магазине, кто называет меня по имени. Кенни на пару десятков лет старше меня, так что, возможно, все дело в разрыве поколений.

Я бросаю взгляд на стул. Он стоит между Ике и тем парнем-ковбоем, Ноксом, а Алисса сидит напротив и болтает с девушкой из приюта. Я неохотно подхожу и сажусь, уже чувствуя, что парни пялятся на меня так, словно ждут, что вот-вот грянет гром. Или же тайфун.

В последнее время я и правда вел себя как придурок. Больше, чем обычно.

Ничто так не напоминает тебе о том, что счастье – это привилегия, данная не каждому, как то, что мир рушится у твоих ног в сотый раз.

Просто так получилось, что я один из тех немногих, кому не повезло.

– Как прошел ремонт? – интересуется Ике, поддерживая бессмысленный разговор.

Я не в настроении, поэтому в ответ пожимаю плечами.

– Хорошо.

Парни понимают намек и начинают болтать сами по себе, смеясь и чокаясь бокалами, когда спиртное начинает овладевать ими.

Я не против.

Что меня не устраивает, так это то, как Нэш подходит к Люси, все еще стоящей у стойки бара, или то, как она улыбается ему с розовым напитком в руке. Шум за столом стихает, сменяясь ее смехом. Лица вокруг расплываются, и я вижу лишь то, как Нэш поднимает руку и прижимает ее к стройной спине Люси, а затем наклоняется ближе, чтобы что-то сказать.

Слишком, черт побери, близко.

Она запрокидывает голову и снова смеется. Такая радостная и улыбающаяся.

Я смотрю на его руку: он все еще прикасается к ней, как к своей.

Она не отстраняется и не кажется смущенной. Люси уже не выглядит так, как в тот первый вечер, когда мы были в винном баре. Тогда я положил на нее свою руку, дабы извиниться за то, что сказал ей что-то дерьмовое. То, чего она не заслуживала.

Люси замерла, когда я на несколько долгих секунд дотронулся до нее. Это показалось мне чем-то особенно интимным. Она напряглась, покраснела и заерзала от этого прикосновения. Ее глаза затуманились. Дыхание стало прерывистым. Клянусь, она даже дрожала, как будто боялась меня.

В ту ночь я что-то почувствовал. Тогда я не понял, что именно, однако что-то екнуло в моей груди. Возможно, это были отголоски ее сексуального, сладкого голоса, поющего со сцены, или же это виски разогрело мою кровь, а может, от нее так чертовски приятно пахло, что у меня появилось искушение спрятать лицо в изгиб ее шеи и прикусить эту прелестную кожу на горле.

Но вместо этого я пошел домой и подрочил, думая о ней в таком ключе в первый раз.

Первый из многих раз.

Держу пари, Нэш тоже думает о ней так, и одна эта мысль заставляет меня вскочить со стула и броситься к барной стойке.

Люси замечает, что я направляюсь к ней, и в ее глазах мерцают голубые звездочки.

– Эй! – кричит она, маша мне рукой.

Ее голос звучит бодро и немного возбужденно. Заметив, что ее внимание переключилось, Нэш переводит взгляд на меня, а затем убирает руку с ее спины.

Умный парень.

Изначально я собирался вклиниться между ними, чтобы прервать их, однако ядовитое чувство собственничества берет верх, и вместо этого я обнимаю Люси одной рукой. Медленно, обдуманно. Может, она и не совсем моя, но в другой жизни оно бы так и было.

И она, черт возьми, точно не его.

Я притягиваю ее к себе, а затем скольжу рядом с ней, оттесняя Нэша в сторону. Для пущего эффекта я прижимаюсь губами к ее уху.

– Веселишься, солнышко?

Я чувствую, как она превращается в кашу в моей руке, как и всегда, когда я называю ее этим прозвищем – с тех пор, как какой-то сопляк бросил мяч мне в голову на баскетбольной площадке и я увидел звезды. Когда мое зрение снова сфокусировалось, я увидел ее: Люси склонилась надо мной, ее лицо окружал ореол золотого солнечного света, словно она сама была солнцем. Сияющая и посланная небесами. Небольшое сотрясение мозга заставило меня подумать, что мне конец, а она стала моим ангелом-хранителем.

Если на земле когда-либо и существовал ангел, то это Люси Хоуп – божественная, чистая, такая милая, что это, черт возьми, причиняет боль. И, черт побери, кого я обманываю? Меня определенно не спасти.

Я пропал.

Доказательством тому служит татуировка на моей спине в виде