Поэты 1820–1830-х годов. Том 1 - Дмитрий Дашков

57. К Г. А. Р..К

(Послано с Кавказских вод)

В аулах Кабарды безлесной,Среди вертепов и пустынь,Где кроет свой приют безвестныйСвободы непокорный сын,С толпой гостей многострадальнойТвои друзья московичиСменяли нектар свой вокальныйНа кислосерные ключи:Один, как труженик, потеет,Другому зябнуть суждено,А третий поглядеть не смеетНа запрещенное вино.Таков удел наш незабавный.А ты, изменник! ты теперьСвободой дышишь своенравнойИ смело отворяешь дверьВ чертог Европы просвещенной,—Будь счастлив на благом пути!Но если молвить откровенно,Желал бы лучше я найтиТебя в Москве гостеприимной,С тобой Кавказ перекорить,И жертвою от трубок дымнойЗаздравное клико почтить.

58. К Я<КУБОВИЧ>У («Кавказских рыцарей краса…»)

Кавказских рыцарей краса,Пустыни просвещенный житель!Ты не одним врагам гроза,—Судьбы самой ты победитель.

Как богатырскою пятойВражду черкеса попираешь,Так неприступною душойТоску изгнанья презираешь.

Герой-мудрец! Ты искупилДвойной ценой венец героя:В бедах покой свой сохранилИ щит был общего покоя.

59. К НЕЙ

Ангел мой кроткий, друг несравненный,Скорби душевной милый предмет!Где наша радость — дни незабвенны?Где упованья сладостный свет?

Всё вдруг погибло! Грусть нам осталасьСпутницей верной в юных летах;Тщетно мечтами мысль утешалась:Скорби обитель в наших сердцах.

Рок вероломный нас разлучает;Зависти змеи вкруг нас шипят;Будущность дальну мрак сокрывает,Бездны под нами взоры страшат.

Но успокойся! Тяжко страданьеВечно ли будет нас бременить?Там, за могилой, ждет нас свиданье;Там позабудем слезы мы лить.

Вздохи, стенанья — всё прекратится!Бурное пламя стихнет в крови,В радости мирной дух обновится,Сердце воскреснет к чистой любви.

60. УМИРАЮЩИЙ ПЕВЕЦ

«Преходит ночь… заря бессмертья занялась…О вы, которые душой моей владели!Сберитеся, друзья, в торжественный сей час             Вокруг страдальческой постели.

Прострите нежну длань, спешите усладитьУлыбкою любви боренье смертной муки;Но тщетной горестью брегитесь омрачить             Минуту близкую разлуки.

Подайте лиру мне: слабеющей рукойЕще коснуться струн магических желаю…Отрада дней моих! я слышу голос твой             И снова к жизни воскресаю.

Тебе, благий Отец, за терны и цветы,Тебе дерзаю петь за всё благодаренье:В блаженстве и скорбях я зрел твои следы —             Одной любви благоволенье.

Мой жребий славою в сем мире не гремел;Мои любимые мечтанья не свершились;Как гость нежданный, мрак могильный налетел,—             И брачны светочи затмились.

Но смел ли я роптать? В замену сих даровНе ты ли выспренни послал мне утешенья:К изящному, к добру могущую любовь             И тайну сладость вдохновенья?

Доволен отхожу: я мог благоговеть,Мог слезы проливать пред благостью твоею;Мне был знаком восторг, любил я дружбу петь, —             И мой закат утешен ею.

О други! к вам певца последний взор и глас;Земные чувствия над прахом погасите:Мы дети Вечного; придет свиданья час,             Надежду верой оживите.

Нет! не расторгнется святой союз сердец:В свидетели мои при гробе избираюНеувядаемый поэзии венец;             В залог вам лиру завещаю.

Где вы, мои враги?.. Но я их не имел:Я скоро забывал и зависть, и гоненья;Не мщения перун, их злобу одолел             Непобедимый меч смиренья.

И вот готовы мы пред троном СудииПредстать рука с рукой, в сей жизни примиренны.О, радость! и враги все братия мои             В обителях Отца нетленных.

А ты, сокрытая любовь души моей,Одна моим мечтам присущная подруга,Ты, разгадавшая немой язык очей             Досель таившегося друга!

Добыча ранняя сердечного вдовства,Ты будешь увядать, убитая тоскою,—И ласковый Гимен и сладости родства             Навек отринутся тобою.

Спокойная весь день, ты будешь ночи ждать,Чтоб втайне милые оплакивать надежды,Чтоб никому сих слез священных не видать,             Чтоб скорбь одна сомкнула вежды.

Я грусть твою постиг, я счел твой каждый вздох,Но, обручен с иной невестою — с могилой,Безмолвно угасал, — и искупить не мог             Покоя твоего, друг милый!..»

С сим словом тихий стон прощальну песнь прервалИ лира сирая из хладных рук упала;Последний звук в струнах еще не умирал,—             А юного певца не стало.

61. ВОСПОМИНАНИЯ[78]

Посвящается Вас.<алию> Фед.<оровичу> Тимковскому

                  Я видел край благословенный,Где изобилие не куплено трудом:Там зреет виноград, рукой не насажденный,Роскошный крин цветет в раздоле луговом;Там с грушей абрикос беспечно обнялися,И топол не носил порфиры ледяной.Станицы мирные героев Танаиса,Священной искони поимые волной!Я ваши зрел брега, унизанны садами,Поля, пожатые обломками мечей,И воды, копьями плененны рыбарей,И степь, утоптанну летучими конями…

Я пред тобой, седой Кавказ, благоговел,Когда с подножия громады пятиглавой[79]                  Мой взор скользил по дебри величавойИ на тебе встречал творению предел.                  Твой грозный царь, Эльбрус великолепный,Виссоном покровен из девственных снегов,                      Средь недоступнейших хребтовКазался свитою объемлем раболепной[80].                      У ног его кипит вражда,                  И рдеют льды от зарева пожаров,И с воплем падает от роковых ударов                  К его стопам прибегшая орда,—Подъемлясь к небесам челом своим надменным,                  Гигант глядит с спокойством неизменнымНа пагубу племен, которым жизнь дает                  Шумящими со скал его реками;Окрест один другим сменяется народ,—                      Он торжествует над веками,                      И, посмеваяся судьбам,                  Безмолвный дел великих соглядатай,Он равну тень дарил неравным знаменам                      Ермолова и Митридата.

                      И вам я жертвы приносил,О нимфы, славные целебными струями!В объятьях пламенных на миг лишая сил,Вы жизни молодой прелестными дарамиЛюбимца своего спешите увенчать[81].С благоговением дерзал я лобызать                      Фиал кипящий вод Нарзанны,—                      И мнилось радостному мне                      Пермеса нектар обаянный                      Вкушать в волшебной стороне.                      Вокруг стоящи великаны                      Покой в долине стерегли                      И отделяли от земли                      Обитель райскую Игеи;                      Тираны северных пустынь                      Не слышны были там Бореи;         Один ручей, пробивший грудь твердынь,                      Стремился с шумом за наядойИ эхо спящее по вздохам пробуждал;Я понял эту грусть, и о любви бряцалУлькуша страстного с застенчивой Кассадой[82].

                      Я посетил обширный сад,                      По долам Терека цветущий,И пастырей шатры средь неисчетных стад,И славных гребенцов гостеприимны кущи.За бурною рекой враждебны племенаСтрегут измены час, не ведая покоя:Их ремесло — грабеж, богатство — плод разбоя,Им ненавистна сел прибрежных тишина;Их мщенье, притаясь, весь день седит у прагаИ рыщет в тьме ночной, как зверская отвага.Но грозным казакам безвестны страхи битв:С пищалью меткою союз они скрепляют                      И, оградясь щитом молитв,                      На все опасности дерзают…Под кровом дротиков я смело пролетелЗа влажный их рубеж к врагам непримиримым,                      Чтоб взором вопросить пытливымПоследний вольности оставшийся удел…                      Под сенью скромного чертога                      Там Дружба Верность обрела[83]И детская любовь природу превзошла[84],                      Там дивны прелести ВостокаЦветут как лилии среди родных полей.Мне памятен огонь пронзительных очей,                      Сей вестник нежности глубокой,                      И томность страстная ланит,                      Невыразимая словами,                      И перси пышные харит,                      Прикрыты черными кудрями,—Всё мне являло в них богинь окрестных гор:Назвать их смертными не смел я изумленный…Меж тем маститый бард на лютне вдохновеннойГероев падших пел — и заунывный хорЧеченцев мрачных песнь передавал долине[85].                      Туманный вечер наступал;Недолго луч зари на ледяной вершине                      Казбека гордого сиял[86].Под ризой сумрака обвитый облаками,Он в погребальный креп казался облечен…                      Предчувством тайным возмущен,                      Певец тоску свою с слезами                      На струны тихо изливал,—И скорбь он пробудил в униженном народе,                      И мнилось мне, он возглашал                      Надгробный гимн своей свободе…[87]

Но далее меня манили на Восток                      Пирамидальные раины[88]:Здесь ринувшийся с гор стремительный поток,Стихая медленно в объятиях равнины,                      Как в Дельте благотворный Нил,Обильный тук полей струями расточает[89], —И хитрый армянин, не истощая сил,В дарах его плоды сторичны пожинает[90].                      Забыв вечнозеленый дол                      Боготворимого Ганге́са,Питатель Азии на сих брегах нашелОтчизну новую с клима́том Бенареса[91].                      Под тенью тутовых ветвей                      Художник тканей драгоценныхЗдесь полюбил труды свершать уединенны[92].                      Здесь царство пышное зыбей                      Залетный гость с полей Мемфийских                      Священный Ибис поделил                      С красавцем берегов Каспийских,Блестящим силою и белизною крил[93].         Здесь наконец усталый отдыхает                      Нептун на мягких камышах,—И ложе влажное отвсюду окружаетНеисчислимый полк и рыб, и черепах[94].На север дикая простерлася пустыня —Стяжанье древнее тритонов и сирен[95].Там ныне и ловцов стыдливая богиня,И козлоногий Пан, и друг забав Силен                      Нашли приветную обитель                      Среди кочующих племен.                      Тяжелой роскоши презритель,                      Избегший городских забот,Затерянный в степях и позабытый светом,Там праздный элеут под войлочным наметомНам неизвестную свободу бережет,По вольной прихоти на пажитях блуждаетИ всё, что зоркими очами обоймет,Своим владением по праву почитает[96].                      В местах, где мутная волна,                      Блуждая на брегах пологих,Заснула, — и ничто ее не будит сна[97], —Я навестил татар летучие чертоги:                      Как стая птиц, песчаный дол                      Они, пестрея, покрывали,                      Но час единый не прошел —                      И взоры места не узнали…Где шумный город был — безмолвная как гроб,                      Там тишина уже вселилась!                      В глухую даль орда пустилась, —И скрыпом лишь одним навьюченных ароб                      За ней пустыня огласилась[98].

                      О мирных пастырей народ,Куда девался блеск твоей воинской славы!                      Где Чингисханов славный род                      И кровожадные уставы?Всё изменилося — и замыслы и нравы:Восстал отмститель бог, — и попранным врагамБесплодну степь дает из милости Россия…К чьим приближаюсь я разрушенным стенам?                      Кто мира знамена святыеВ вертепе водрузил, где крылась вечна брань?                      Лобзай меч грозный Иоанна,                      О пышной Волги дочь венчанна,        Любимая Гермием Астрахань!        Благоговей пред дивными следами                      Во всем Великого Петра![99]                      Как туча, облечен громами,Летел он с Севера — и реки лил добра:По манию его, добыча запустенья,Расторг тиранства цепь порабощенный Юг;                      Под юной пальмой просвещеньяНашли прохладну тень искусства и досуг;                      И Мономахова порфира,Простертая Петром на раменах полмира,И Запад, и Восток прияв под свой покров,Европу, Азию узлом родства связала,И Бельта с Каспием, с Биармией БенгалаСдружила счастливой разменою даров.

Сарепта скромная! ужель когда забудуБлагочестивую любовь твоих детей?Я не застал уже тебя в красе твоей:                      Развалин обгоревших груду,                      Как сонм угрюмый голых скал,Мой огорченный взор на Сарпе повстречал[100].Но вскоре грусть моя в святое умиленье                      С отрадой тайной перешла…Я видел торжество покорного терпеньяНад искушением нечаянного зла:Стихия грозная, все блага поглощая,Сокровища сердец похитить не могла.Там с Трудолюбием Надежда молодая,                      Порядок строгий с тишинойИ Вера твердая с молитвою смиренной        Опять грядут чредой обыкновеннойДовольство расточать и охранять покой                      На страже братства неизменной.Отселе началось владычество степей,Стократ засеянных киргизскими стрелами;Отсель Царица рек обилие зыбейВращает медленно широкими браздами[101],Чтоб данью, собранной от снеговых вершин                      Валдая, Веси и Рифея,Зной лютый утолить полуденных равнин[102].Отсель ее брега, в дали пустой чернея,Как стелющийся дым, теряются в очах.И вдруг донских валов гора сторожевая,                      Чело седое воздымая,Сретает странника Европы при вратах…                      Природа ждет его иная:                      Прохлада рощей, шум ручьев,                      Веселые пригорков виды,                      Между пестреющих холмов                      Златые класов пирамиды                      И нежный изумруд лугов —Всё сердце веселит, всё громко возвещает                      Пенатов сельских благодать,И, безопасностью хранимая, блистает                      На всем досужества печать.

Но далее еще прелестнее картина,Резвее фауны, дриады веселей,                      Приятней стелется равнина.                      Щедрей благая Элевзина[103]С Помоною делит наследие полей[104].И наконец тебя усматривают взоры,Священный Алаун, отеческие горы,Где тихий Дон, свою оставя колыбель,Струями плещется, как счастливый младенец,—Где в юности моей, брегов его владелец,Я в первый раз прижал пастушечью свирельК устам, трепещущим от радости безвестной…                      О милой родины страна,                      Какою тайною прелестной                      С душою ты сопряжена?Что мне перед тобой все красоты чужбины?Что может заменить безмолвный сей привет                      Знакомой от пелен долины,                      Не изменившейся от лет                      Нас изменяющей судьбины?Нет! боле не пленит меня роскошный ЮгНи ясностью небес, ни вечными цветами:Я предпочту всему родное царство вьюг                      С его глубокими снегами.                      Одна улыбка вешних дней                      И лета краткое лобзанье                      Исполнят всё мое желанье                      В семье стареющих друзей.Увы! немного их в отраду мне осталось:Мой путь на свете сем между могил протек;Но сердце от любви еще не отказалось…О, дайте, дайте мне близ них окончить век!

62. ПОСЛАНИЕ К ЛЕОНИДУ