Поэты 1820–1830-х годов. Том 1 - Дмитрий Дашков

37. ПОЗДНО РАЗБОГАТЕВШИЙ

(Неизвестный)

В младости беден я был; богатство пришло с сединами;          Жалкая доля на век мне от богов суждена!Лучшие в жизни лета провел я без средств к наслажденью;          Ныне же средства нашел, силы к веселью лишась.

38. ЕРМИЙ И АЛКИД

(Антипатр Сидонский)

Ермий доволен немногим; всегда благосклонно приемлет          Дани простые: млеко, мед, похищенный с дубов.Меньше умерен Иракл. Он любит отборные жертвы,          Тучных просит овнов иль годовалых ягнят,Волка за то отгоняя. О пастыри, будет ли польза,          Если стада истребит бог-покровитель, не волк!

39. ИВИК

(Антипатр Сидонский. II. 28. LXVIII)

Жизни лишен ты убийцами, Ивик, в тот день, как беспечно          Шел по пустынной тропе, брега морского держась.Помощи чуждый, вопил к журавлям, стремившимся мимо;          С тяжкою смертью борясь, их во свидетели звал.Глас твой до неба достиг — и несущие казнь Евмениды          Криком сих птиц за тебя мщенье судили свершитьВ граде Сизифа. О вы, алкавшие гнусной корысти,          Сонм нечестивых! почто гневом ругались богов!Так и преступник Эгист, певца погубивший священна,          Скрыться от мстящих очей мрачных Еринний не мог.

40. ПОЛИНИК И ЕТЕОКЛ

(Антифил Византийский. II. 164. XXXVI)

Даже во гробе лежат один далеко от другого          Чада Эдиповы: смерть их не могла примирить.Вместе и в адский челнок не вошли — неистовой злобой          Братья пылали в живых; злобой в Аиде горят.Тщетно единый костер приял их враждебные трупы:          Надвое пламень делясь, розно всходил к небесам.

41. СОЮЗ ДРУЖБЫ

(Неизвестный. IV. 252. DCXLII)

Дружбы нашей, Орест, сей дружбы великой и вечной,          Малый из камня олтарь в память я здесь посвятил.Дух мой с тобою везде! И если теням возможно,          Друга ты не забудь, Лифы вкушая струи.

42. СМЕРТЬ ОРФЕЯ

(Антипатр Сидонский. II. 24. LXVII)

Глас твой не будет дубравы пленять, о певец вдохновенный,          Двигать камни, зверей с агнцами в стадо сбирать;Песни твои не смирят могущих ветров, ни свиста          Вихрей снежных, ни волн, бурей гонимых на брег.Ах, ты погиб! и над трупом твоим Каллиопа рыдала,          Мать неутешная, — ей вторил весь хор пиерид.Нам ли стенать, погребая детей! От смерти жестокой          Даже и милых им чад боги не могут спасти.

43. СЕТОВАНИЕ ОБ УМЕРШЕЙ

(Мелеагр. I. 31. CIX)

Слезы тебе приношу, преселившейся в область подземну,          Дар последний тебе, Илиодора моя:Горькие слезы я лью, простершись на хладной могиле,          В память взаимной любви, в память минувших утех.Тщетно, возвыся болезненный глас, я зову из Аида          Милого друга — увы, жертвы мне Смерть не отдаст!Где ты, мой нежный цветок, едва распустившись, со стебля          Сорван рукою Судьбы, прахом тлетворным покрыт…Сжалься, молю, о Земля, благая матерь! и, в лоно          Тело Прекрасной прияв, даруй ей сладкий покой.

44. К ИЗВАЯНИЮ ПАНД, ИГРАЮЩЕГО НА СВИРЕЛИ

(Платон Философ. I. 105. XIV)

Полно, дубрава, шуметь! и ты, с утеса бегущий          Быстрый ручей, не журчи! стихни, блеяние стад!Пан взялся за свирель: сплетенны из трости колена          К влажным устам приложив, сельскую песнь он поет.Нимфы стеклись — и, едва муравы касаясь ногами,          Хоры дриад и наяд пляшут по гласу его.

45. К РАЗЛИВШЕМУСЯ ПОТОКУ

(Антифил Византийский. II. 162. XXXI)

Быстрый поток, внезапно в реку обращенный дождями,          В поле разлившись, почто страннику путь заградил?Ты не наядами был воспоен; но, дар непогоды,          Мутные волны свои с пеной по камням стремишь.Скоро иссякнут они, И знойное солнце покажет:          Кто ты, надменный? Река или поток дождевой?

46–49. НАДПИСИ К ИЗОБРАЖЕНИЯМ НЕКОТОРЫХ ИТАЛЬЯНСКИХ ПОЭТОВ

1. ДАНТЕ

Мраморный лик сей пред небом винит сограждан жестоких:          Данте, Гесперии честь, в скорби, в изгнаньи стенал.Тщетно стремил он взоры к отчизне!..И в месть за страдальца          Именем славным его будет отчизна сиять.Сила Флоренции, пышность, где вы? Но тень Уголина,          Образы Ада, Небес — в лоне бессмертья живут!

2. ПЕТРАРКА

Светлые воды Вальклюза и вы, Капитольские стены,          Гласу Петрарки внимав, видели славу его!Тень Лауры, гордись! Лаурой дышал песнопевец,          В смертном бореньи твое силился имя твердить.Лира и пламень его для потомства священны — и вечно          Будет он нежной любви, нежных стихов образцом!

3. ГРОБ АРИОСТА

Скорбных руками харит сей камень воздвигнут священный          Мужу, кто брани, любовь, воев, красавиц воспел[64],Творческой мыслью парил в дедале волшебств и мечтаний.          С миртами лавры сплетя, музы украсили гроб.Здесь вдохновений ищи, о пиит! Но венца не касайся:          Разве с Орландом дерзнешь силы изведать свои![65]

4. ТАССО

Всеми дарами владел песнопевец Соррентский; но, с детства          Счастья не зная, страдал самым избытком сих благ;Казнию были ему любовь, и гений, и слава;          Ум вдохновенный его в тяжкой неволе угас.Смертью забытый в напастях, погиб он пред самым триумфом:          Поздняя честь! кипарис с пальмой победной сплелся[66].Тассо, вкуси утешенье в могиле! Бессмертные песни          Имя Гоффреда с твоим, громко звуча, сохранят.Внемлют с восторгом века: воскресли священные брани;          Небо отверсто, и гроб славою блещет Христов!

В. И. КОЗЛОВ

Василий Иванович Козлов (1793–1825) — характерный представитель поэтического дилетантизма 1810–1820-х годов, деятельность которого представляет, однако, историко-литературный интерес. Сын московского купца, одного из основателей Коммерческой академии, Козлов получил хорошее образование (дома, затем на первых курсах Коммерческой академии и Московского университета). Уже в юности он владел несколькими европейскими языками и был ориентирован в области истории, литературы и политических наук. В 1809–1811 годах Козлов — активный сотрудник журналов П. И. Шаликова («Аглая»), М. И. Невзорова («Друг юношества») и М. Н. Макарова («Журнал драматический»), где печатает басни, послания, элегии, стихотворения на случай и многочисленные переводы, прежде всего немецкой сентиментальной и преромантической литературы (ранний Гете, Гердер, Э. Клейст и др.). 1812 год принес разорение семье; Козлов вынужден искать службы и переезжает в Петербург, где становится сотрудником П. П. Пезаровиуса, издателя «Русского инвалида». В 1814–1822 годах он помещает здесь целую серию критических статей и фрагментов, где, следуя романтической эстетике (прежде всего немецкой), обосновывает тезисы о национальных путях искусства, исторических этапах его развития («чувственный» этап — античность, «духовный» — христианское искусство средних веков и т. д.), о национальной и исторической обусловленности и множественности эстетических идеалов и пр. В своих незаконченных «Драматургических отрывках» (1815) он одним из первых в России пытается создать на этих основах целостную теорию романтического искусства (в первую очередь театра), затрагивая и ряд специфических вопросов его поэтики (сценическая природа драматургии, психологические основания драмы) и в ряде случаев предвосхищая теоретическую деятельность русских эстетиков 1820-х годов, в частности любомудров. В защиту немецкой романтической эстетики против эпигонов классической критики он прямо выступил в 1816 году на страницах «Русского инвалида», начав полемику с антиромантическими статьями «Духа журналов» («Нечто о мнении француза о немецкой литературе»). Несомненный интерес представляет и его критический анализ лингвистической теории А. С. Шишкова («О богатстве языка и о переводе слов», 1815), обширная рецензия на «Полярную звезду» (1824) и др. Поэтическое творчество его постепенно отходит на задний план; он занят черновой журнальной работой, а остаток времени употребляет на посещение светских салонов. Тяготение к высшему свету, приобретавшее у Козлова гипертрофированные формы, вызывало насмешки в литературных кругах (в том числе пренебрежительные отзывы Дашкова и Пушкина), между тем оно было своего рода способом социального самоутверждения бедствующего образованного разночинца, вынужденного жить поденным литературным трудом и остро чувствовавшего власть сословных предрассудков. Его письма 1810–1820-х годов полны жалобами на одиночество, невозможность личного счастья, глубокую душевную депрессию. Это настроение отражается и в немногочисленных сохранившихся стихах Козлова этих лет («К мечтам», 1819; «Весеннее чувство», 1817; «Сонет», 1819; «Сонет» (В. И. А-ой), 1819; «Вечерняя прогулка», 1823; и др.).