Черчилль. Биография - Мартин Гилберт

На третий день пребывания в Чекерсе Черчилль писал другу: «Мне уже намного лучше, но хочу остаться здесь еще на несколько дней. Разумеется, я работаю, где бы ни был и в любом состоянии. Это мне помогает». 21 марта он выступил с радиообращением из Чекерса. Это было его первое выступление более чем за год. Черчилль говорил о планах построения послевоенной Британии, опираясь, как и в далеком 1908 г., на идеи Уильяма Бевериджа. Именно «Отчет» Бевериджа лег в основу новой схемы. Черчилль говорил о необходимости создания прочной системы здравоохранения на основе обязательного государственного страхования «от колыбели до могилы»; обеспечении более широких возможностей получения образования и честной конкуренции, чтобы в Британии могли появляться лидеры «из любого типа школ и в самых разных галстуках». Традиции, конечно, должны играть свою роль, но необходимо, чтобы государственные и частные предприятия «вместе тащили национальную телегу».

Во время выступления Черчилля перед ним положили листок бумаги. «Я только что получил сообщение от генерала Монтгомери, – прочитав, сказал он своим слушателям. – 8‑я армия наступает. Бог в помощь им в их борьбе, и давайте направим все усилия на войну, на еще более энергичное достижение нашей высшей цели». Бои продолжались более недели. Итальянские и немецкие войска, теперь под командованием генерала Мессе, отбили лобовое наступление Монтгомери, вынудив того перейти к альтернативному плану – широкому фланговому обходу. 27 марта, когда стал очевиден успех этого маневра, Черчилль телеграфировал Монтгомери: «Абсолютно уверен, что вы с ними справитесь».

На следующий день Монтгомери телеграфировал, что сопротивление противника разваливается. «Браво! – откликнулся Черчилль. – Я в этом не сомневался. Теперь только осталось их сцапать». Но противник отступал очень организованно, а поскольку Монтгомери проявлял крайнюю осторожность, то пленных было немного.

Немецкие и итальянские войска не собирались так просто оставлять тунисские берега. «Гитлер с его обычным упрямством направляет в Тунис дивизию «Герман Геринг» и 999‑ю дивизию, в основном воздушным транспортом. Задействовано как минимум сто тяжелых машин», – объяснял Черчилль Сталину замедление разгрома немецких и итальянских войск в Северной Африке.

В результате дешифровки сотен немецких секретных сообщений он по-прежнему получал точные сведения обо всех намерениях Гитлера. Черчилль тратил огромное количество времени и сил на тщательное изучение всей этой информации. Черчилль объяснял своей новой секретарше Мариан Холмс: «Вы не должны бояться меня, когда я ругаюсь. К вам это не относится, я думаю о работе». Мисс Холмс записала в дневнике, что все это было сказано «с ангельской улыбкой».

После пневмонии Черчилль иногда впадал в задумчивое настроение. Редактору Times Робину Баррингтон-Уорду, который говорил, что «нашел его румяным, со свежим цветом лица, почти без морщин, с твердым голосом, обычной жестикуляцией и выразительностью», он сказал: «Я выйду из войны стариком. Мне будет семьдесят. Мне больше не о чем просить». Черчилль размышлял о возможном установлении господства России в Европе. «Я обхаживаю Сталина как невесту», – признавался он и, размышляя о создании после войны конфедерации небольших европейских государств, говорил: «Я не хочу остаться в Европе один на один с медведем».

6 апреля Монтгомери продолжил наступление. К вечеру 7 апреля он захватил 6000 пленных. Этим же вечером Черчилль узнал, что американские войска, продвигающиеся вперед от Западного Туниса, «обменялись рукопожатиями» с 8‑й армией. Оставалось только выбить немецкие и итальянские войска на «тунисский верх». Но на следующий день ему сообщили, что Эйзенхауэр не желает развивать успех и вторгаться на Сицилию, поскольку на остров ожидается прибытие двух немецких дивизий в дополнение к шести итальянским, уже дислоцированным там. Все, что сделал Эйзенхауэр, – это поддержал мнение, высказанное три месяца назад британским комитетом объединенного планирования, но уже отвергнутое Александером и теми, кто планировал вторжение. Черчилль возмутился. «Надеюсь, начальники штабов не поддержат трусливые и пораженческие доктрины, от кого бы они ни исходили», – написал он. Такое отношение командования союзников «сделает нас посмешищем для всего мира». У Эйзенхауэра, продолжал он, следует поинтересоваться, «что будет, если две немецкие дивизии встретятся с ним в любом другом месте по его выбору».

«Вот образец глупости аппарата планирования, – добавил Черчилль, – играющего на страхах друг друга. Каждая служба представляет по максимуму свои трудности, американцы и англичане соперничают в этом друг с другом при полном отсутствии одного руководящего ума и господствующей силы воли. Русским сказали, что следующий арктический конвой придется отменить, потому что корабли сопровождения нужны для вторжения на Сицилию. Теперь Эйзенхауэр артачится, потому что, видите ли, там будет две немецкие и шесть итальянских дивизий. Что подумает об этом Сталин, перед которым на фронте 185 немецких дивизий, я даже не могу представить».

Британские начальники штабов, так же как и Комитет начальников штабов США, разделяли гнев Черчилля. Десантная операция, считали они, должна быть проведена даже при том, что с итальянцами будут сражаться две немецкие дивизии. Ощущение победы буквально висело в воздухе: 11 апреля Черчилль сообщил Сталину, что Монтгомери захватил в Тунисе 25 000 пленных и что массированные бомбардировки немецких промышленных предприятий идут без передышки. Он умолчал, правда, о том, что по решению начальников штабов для осуществления десанта на Сицилию будут задействованы те корабли, которые предполагалось использовать для ограниченной десантной операции в Ла-Манше. Для обеспечения успеха сицилийской операции даже ограниченные планы высадки десанта на французской территории в 1943 г. пришлось отменить. Впрочем, Черчилль рассчитывал, что успех в Тунисе и на Сицилии даст впоследствии существенные результаты.

20 апреля он сообщил Сталину: «Сражение в Тунисе началось. При неослабном натиске оно должно положить конец всем вопросам». Однако через десять дней Александер сообщил, что наступление временно отложено в силу плотной концентрации немецкой артиллерии в прибрежном секторе и ожесточенного сопротивления противника. В Вашингтоне кое-кто настолько активно стремился сделать приоритетным направлением летние операции союзников на Тихом океане, что американцы даже прекратили переброску необходимых для сицилийской операции десантных кораблей с Дальнего Востока.

Чтобы сицилийский план не оказался совсем заброшенным, Черчилль решил лично поговорить с Рузвельтом. «Чувствую серьезные скрытые расхождения, – телеграфировал он Гопкинсу 2 мая, – которые, если их не уладить, приведут к большим затруднениям и, как следствие, невыразительным действиям летом и осенью. Эти затруднения мы должны предотвратить». Через два дня он поездом отправился в Клайд, а на следующий день поднялся на борт «Куин Мэри». Так началось его третье трансатлантическое путешествие за годы войны. На второй день плавания он узнал, что Александер возобновил наступательные действия в Тунисе. Ему также сообщили, что, по данным разведки, курс корабля в 15 милях впереди, вероятно, должна пересечь немецкая подводная лодка. Он тут же распорядился поставить пулемет в спасательную шлюпку, которой собирался воспользоваться, если корабль начнет тонуть. Гарриман, который сопровождал его, записал слова Черчилля: «Меня в плен не возьмут. Лучший способ погибнуть – в азарте схватки с врагом. – Затем, немного подумав: – Может быть, это не очень вежливо, если они попытаются меня подобрать из воды».

Но подводная лодка не появилась. Все мысли о ней были забыты, когда на «Куин Мэри» пришло несколько сообщений о том, что 1‑я британская армия вошла в город Тунис, а затем – что американцы захватили город Бизерту. На следующий день Александер доложил о 20 000 пленных. «Вы осчастливили меня превосходными вестями, – ответил Черчилль. – История будет восхищаться вашим руководством этими великими армиями». Через два дня в плену оказалось еще 30 000, в том числе девять немецких генералов. Черчилль снова дал распоряжение звонить во все церковные колокола.

После трех лет ожесточенной войны и переменных успехов вся Северная Африка оказалась в руках союзников. Когда «Куин Мэри» вошла в американские воды, Александер триумфально сообщил Черчиллю: «Общее число немецких и итальянских военнопленных, скорее всего, превысит 100 000 человек. Никому не удалось сбежать, за исключением горстки тех, кто скрылся на самолетах». К концу месяца стало известно, что союзники захватили более 240 000 пленных.