Птицы небесные или странствия души в объятиях Бога. Книга 1 - Монах Симеон Афонский

удивительно тактичный и отзывчивый. Если случалось толкнуть его во время работы, или мокрый песок из поднимаемого нами с земли рюкзака попадал ему за шиворот, он всегда говорил: «Ничего! Ничего!» Ноги его постоянно цеплялись одна за другую, при этом Валера всегда восклицал: «Что это я сегодня такой неуклюжий?» Это выражение стало у нас ходячей поговоркой. Другой паренек помладше, Адриан, тонкокостный, расторопный и очень рассудительный, несмотря на молодость. Он намеревался стать послушником в Лавре, а пока состоял в духовных чадах отца Пимена, но вскоре стал для меня таким верным и преданным другом, что и по сей день я вспоминаю его с чувством глубокой благодарности.

Так прошел месяц в трудах и хлопотах. Труды были большей частью однообразными – выкашивание большого сада, сбор плодов с одичавших грушевых деревьев, ронявших мелкие, но очень сладкие груши. Эти высохшие плоды мы использовали вместо конфет. Архимандрит начал сооружать большую пристройку к дому в виде кладовой, что, конечно, оказалось совершенно необходимо, так как места в доме не хватало даже для нас, тем более для хранения в нем продуктов и инструментов. Он привез с собой бензопилу и довольно ловко управлялся с ней: валил большие прямоствольные осины и затем распиливал их вдоль на широкие доски. Это был очень трудоемкий процесс, но он увлеченно орудовал бензопилой, взяв меня в помощники. От запаха бензиновой гари у меня на всю жизнь появилась аллергия на любые выхлопные газы. Тем не менее работа шла дружно и быстро. Все братство впрягалось в веревки, и мы, подобно репинским бурлакам, вытягивали длинные бревна из леса к скиту, где мой друг распиливал их на доски.

К сожалению, постепенно в наших отношениях стали возникать недоразумения, вызванные моим неправильным поведением. Архимандрит, уж так сложилось с поры его экономства, предпочитал командный стиль управления, который обычно распространен в монастырях. Присмотревшись к нам, ребята стали держаться поближе ко мне, с удовольствием выполняли мои просьбы. Отец Пимен все чаще оставался один, и ревность начала проникать в его сердце. Это было видно по тому, как часто у него стали хмуриться брови. Я упрямо не хотел принимать отношения «подчиненный и начальник», твердо зная, что для лесной жизни они не годятся.

Моя вина состояла в том, что наших молодых помощников надлежало тактично обратить к искреннему послушанию и уважению к начальнику скита и моему другу личным примером в послушании, что, конечно, принесло бы пользу всем нам. Но во мне также возник ропот из-за того, что командные методы распространялись и на меня. Это начало сказываться на нашем общении. Мне стало интереснее общаться с простыми, не имеющими никаких претензий парнями, чем с суровым, нахмуренным архимандритом, которому необходимо было подчиняться. Однажды я, под действием душевного сопротивления, воспротивился какому-то его приказанию. Мой друг вышел из себя и закричал на меня:

– Когда же это кончится? Ты что это себе позволяешь?

Прости меня и мое упрямство, мой добрый старый товарищ! К вечеру мы помирились, и все же постижение сути истинного монашеского послушания пока еще мне упорно не давалось. Я понимал, что поступаю неправильно, но никак не хотел это признавать.

Начало нашей жизни на Решевей вызвало необходимость закупить емкости для хранения продуктов, так как по ночам полчища крыс сновали по дому и портили продукты и одежду. Мы с отцом Пименом вылетели в Сухуми, где матушка передала мне два письма. Мой отец сообщал, что он жив и здоров, ходит в Лавру на службы и молится обо мне у преподобного Сергия. Из монастыря к нему приходят батюшки. Экономский отдел, а также все столяры и слесари кланяются и просят молитв. Отец Кирилл писал, что мне следует довериться в послушании нашему архимандриту, уверяя, что Бог исправит его ошибки ради нашего единодушия и послушания.

Нам тут же захотелось дозвониться до батюшки, чтобы, воспользовавшись случаем, услышать его родной голос. Сначала со старцем разговаривал отец Пимен, потом он передал трубку мне:

– Отче, благословите! Я очень благодарен за ваше доброе письмо, но есть у меня один вопрос…

– Слушаю, слушаю! – раздался в трубке приветливый голос.

– Батюшка, как же так? – в моем голосе прозвучала боль. – Почему все время виноват только я и никогда не виноваты другие? Как мне правильно поступать?

– Пойми, отец Симон, только ты и есть истинный виновник во всех искушениях… – было слышно, как старец улыбается при этих словах. – Когда ты как следует это поймешь, все твои проблемы закончатся! Подвизайся, смиряйся и трудись во славу Божию… С Богом, дорогой!

Счастливые от разговора с батюшкой, мы занялись делами: закупили большие баки с крышками для хранения продуктов и заодно положили деньги, переданные на скит отцом Кириллом, в сберкассу, рассудив, что так они будут сохраннее. Купив еще лопаты и мотыги для огорода, на следующий день мы вернулись на Псху, спеша добраться до скита, где нас ожидали новые события.

В Сухуми у матушки Ольги мы снова встретили поэта Алексея, присоединившегося к нам. Он ссылался на то, что его благословил на Кавказ отец Кирилл. Помня, что нам дороги каждые лишние руки, мы взяли его с собой. От него мы с печалью узнали, что его духовник, схииеромонах Моисей, неожиданно разболелся и скоропостижно скончался, оставив в скорби всех многочисленных чад.

На Грибзу с баками для продуктов со мной отправились добровольцы: двое молодых ребят, а также москвич в больших очках, с жалобно поднятыми над переносицей бровями, словно от зубной боли