Римская история в лицах - Лев Остерман

Система взглядов и особенно нравственная позиция Аннея Сенеки оказали сильное влияние не только на его современников, но и на мыслящих людей всех последующих поколений. По смыслу основных положений мировоззрения Сенеки его считают представителем учения стоиков. В чистом виде стоическая философия адресована мудрецу, который путем разумного совершенствования своей природы стремится к добродетели, в самой себе заключающей смысл и счастье жизни человека. Критерием добродетели является соответствие разумному и справедливому началу («логосу»), разлитому во всем сущем. В отличие от этой, сугубо индивидуалистической, концепции, стоицизм Сенеки активен. Он предполагает участие философа в общественной и государственной деятельности, направленное на приближение повседневной жизни сограждан к нравственному идеалу. На этом пути неизбежны продиктованные реальной действительностью компромиссы. Но за ними всегда должно стоять сознание нравственной нормы, которое мы вправе назвать совестью. Это сознание указывает путь к разумному служению обществу и, вместе с тем, к сохранению внутренней свободы. Понятие совести как идущей от разума, но пережитой чувством нравственной нормы характерно для стоицизма Сенеки. Естественно, что наибольший эффект общественного служения философа может быть достигнут в случае внушения этой нормы всевластному правителю. Сенека разделял взгляд древних стоиков, согласно которому монархия при справедливом и милосердном царе может быть залогом благоденствия государства. Поэтому он так серьезно и ревностно отнесся к своей миссии.

Наверное, поначалу Сенеке стоило немало усилий пробиться через оболочку недоверчивой замкнутости своего питомца. Но у воспитателя хватило терпения и настойчивости. Постепенно честолюбие юноши стало откликаться на перспективу всеобщей любви к милостивому и мудрому правителю. Незаметно для себя он подчинился влиянию могучего ума и яркой личности философа. В какой-то мере уроки учеником были усвоены. Несколько первых, относительно счастливых для Рима лет правления Нерона служат прямым тому доказательством. Однако глубинная, наследственная его природа являла собой малоблагоприятную почву для полного принятия идеалов нравственного совершенства, которого добивался учитель. В конечном счете это тоже было насилие, от которого Нерону в свое время предстояло освободиться, так же как от деспотизма матери. Об этом речь впереди...

В 53-м году, как уже упоминалось, Нерона женят на ненавистной Октавии. Годом позже Агриппина отравит престарелого императора. Будут ли соучастниками этого преступления шестнадцатилетний Нерон и его воспитатель? Наверное, нет. Но как им не знать или хотя бы не догадываться о том, кто был его организатором? Не берусь вообразить, как проходило обсуждение случившегося учителем и учеником. Для Сенеки оно, наверное, было тяжким испытанием. Из него, я полагаю, он вынес твердую решимость оградить своего питомца (а значит, и Римское государство) от пагубного влияния и властных устремлений матери-убийцы. Для Нерона же отравление отчима, вопреки усилиям Сенеки, послужило практическим уроком вседозволенности, который он запомнил.

Можно не сомневаться в том, что после смерти Клавдия Сенека и префект претория Бурр заключили тайный союз против Агриппины, хотя и были оба обязаны ей своим возвышением. С этим союзом они связывали надежду на процветание отечества под властью юного принцепса, которого надеялись совместными усилиями направить на верный путь. Вот как описывает Тацит момент воцарения Нерона:

«Как бы убитая горем и ищущая утешения Агриппина сразу же после кончины Клавдия припала к Британику и заключила его в объятия. Называя его точным подобием отца, она всевозможными ухищрениями не выпускала его из покоя, в котором они находились...

И вот в полдень, в третий день до октябрьских ид, внезапно широко распахиваются двери дворца, и к когорте, по заведенному в войске порядку охранявшей его, выходит сопровождаемый Бурром Нерон. Встреченного, по указанию префекта, приветственными криками, его поднимают на носилках. Говорят, что некоторые воины заколебались: озираясь по сторонам, они спрашивали, где же Британик. Но так как никто не призвал их к возмущению, им только и оставалось покориться. Принесенный в преторианский лагерь, Нерон, произнеся подобавшую обстоятельствам речь и пообещав воинам столь же щедрые, как его отец, денежные подарки, провозглашается императором. За решением войска последовали указы сената. Никаких волнений не было и в провинциях». (Тацит. Анналы, 12, 69)

Первое появление Нерона в сенате оставило самое благоприятное впечатление. Он сказал, что располагает примерами и советами, как наилучшим образом управлять государством. Он не приносит с собой ни ненависти, ни обид, ни жажды отмщения. Не намерен становиться единоличным судьей во всех делах, не потерпит никакой интриги и продажности. Его дом будет решительно отделен от государства. Пусть сенат выполняет свои издревле установленные обязанности. Пусть Италия и провинции обращаются по своим делам к консулам, а те советуются с сенатом. И действительно, сенат в ближайшие за тем годы принял целый ряд самостоятельных решений. Во всем этом явно просматривается руководство Сенеки.

Молодой принцепс назначил ежегодное пособие сенаторам из знатных, но обедневших родов. Народу раздал по сто денариев. Сто миллионов из своих личных средств внес в казначейство. Отменил ряд обременительных податей. Позднее специальным распоряжением ограничил произвол откупщиков в провинциях. Награды доносчикам сократил вчетверо. Объявил, что править будет по начертаниям Августа и не пропустит ни одного случая показать свою щедрость и милость. Когда высшие магистраты, согласно обычаю, присягали на верность всем распоряжениям принцепса, Нерон освободил от этой присяги консула — своего коллегу. «За что сенаторы превознесли его восхвалениями, дабы юная душа, поощренная славой столь малых дел, влеклась к свершению больших». (Тацит)

Однако все пружины повседневной власти, как и при жизни Клавдия, еще оставались в руках Агриппины и Палланта. Жестокая мать императора воспользовалась этим в первую очередь для сведения личных счетов. Домицию Лепиду своими наговорами она подвела под смертный приговор еще при жизни Клавдия. Теперь же настала очередь Нарцисса, которому Агриппина не могла простить противодействия своему замужеству. Еще недавно столь могущественный министр Клавдия был заключен в темницу, где его лишениями и жестоким обращением довели до смерти. Всем своим поведением Агриппина давала понять, что она не просто мать принцепса, а его соправительница. Как-то раз, когда Нерон принимал армянских послов, она явилась в приемный покой дворца и вознамерилась подняться на возвышение, где находился принцепс, чтобы сесть рядом с ним. Все оцепенели, и только Сенека спас Нерона от бесчестия, подсказав ему спуститься, вниз навстречу Агриппине, и выказать ей знаки сыновней почтительности.

Естественно, что такого рода поползновения усугубляли давно копившуюся острую неприязнь сына к матери. Кризис, как полагается, наступил благодаря вмешательству другой женщины. Нерон воспылал страстью к вольноотпущеннице по имени Акте. Это была его первая интимная связь. Встречи с Акте происходили поначалу скрытно. Однако «искушенная в таинствах любовного соблазна гетера сумела так прочно привязать к себе восемнадцатилетнего правителя, что он начал все более выходить из-под опеки матери. Агриппина узнает об увлечении Нерона и с ревнивым неистовством набрасывается на сына, говоря, что его привязанность оспаривает у нее вчерашняя рабыня. Она всячески поносит предмет его страсти и требует изгнания соблазнительницы. Эффект, разумеется, обратный. Нерон открыто порывает с матерью и первым делом отстраняет Палланта от заведования финансами. Наверное, здесь инициатива принадлежала Сенеке. Хотя не следует недооценивать желание молодого человека показать себя мужчиной в глазах его первой возлюбленной. И еще радостное чувство освобождения от многолетней, ненавистной опеки.

Агриппина вне себя от ярости грозит Нерону тем, что вместе с Британиком (ему уже исполняется четырнадцать лет) отправится в лагерь преторианцев. Как вдова Клавдия, она призовет их поставить во главе государства кровного сына покойного императора. «Пусть солдаты, — кричит она, — выслушают, с одной стороны, ее, дочь Германика, а с другой — калеку Бурра и изгнанника Сенеку, которые тщатся увечною рукой и риторским языком управлять римским государством». Угроза, по-видимому, вполне реальная или, во всяком случае, представляется таковой Нерону. Детская неприязнь к сводному брату перерастает в смесь страха и ненависти. Возникает мысль об убийстве. Только год прошел после смерти Клавдия. Картина его отравления еще стоит перед глазами.