Невозвращенцы - Михаил Черных

— …Сразу говорю, все это самое что ни но есть дремучее суеверие. В нашей просвещенной Империи такого нет, каждый молится только Единому, а все остальное — от отринувших Его милость еретиков, которые должны мучаться и гореть как при жизни так и в аду…

— Хм… А можно поподробнее про суеверия? — прервал разглагольствования Ретуса Ярослав. Как это выяснилось за долгую зиму — жрец был готов был проповедовать, по старой привычке, бесконечно, при этом ни разу не повторившись — его жреческая школа была просто великолепна.

— А… Что?… Вечно тебя запретное тянет вызнать… За такие потуги, бывало, мы на дыбу, или на крест привязывали, или вниз головой вешали — и ты знаешь, отличное средство от чрезмерного любопытства… Свечу повесишь — и сразу все разумеешь, что следует знать, а что нет…

— Ближе к делу!

— Ох… Ну зачем тебе это?

— Ну должен же я знать, чем можно заработать!

— Ну ладно. Так уж и быть… Вот смотри. Самое радостное для колдуна — это приглашение на свадьбу. Свадьба — это очень важное действо, и всякие злые силы, или люди, так и норовят его испортить. Посему на свадьбу приглашают колдунов в обязательном порядке, если не хотят, чтобы чего не вышло. А коли уж не все гладко — ну там женихались двое к одной, или того хуже — к одному две прикипели, то обязательно сильного приглашают…

— А почему это хуже когда «две к одному», а не наоборот?

— Да потому, дурья твоя башка! Ужели сам не понимаешь? Парни они меж собой всяко разобраться могут — на кулачках там, али на мечах… А вот слабым девкам, хотя и они бывает в банях друг дружку метелят, на силы свои расчета не могут сложить. Посему и идут к колдунам, дабы сорвали свадьбу. А коли свадьбу сорвешь с плохим знаменем, глядишь и разойдутся, тут и милого к себе можно вернуть… Не… С парнями проще…

— Ну а дальше что? С приглашением?

— Приглашают всегда очень уважительно, до места довозят. При входе в дом сам хозяин, кто бы и какой бы не был, сам с поклоном и словом добрым чарку поднесет. Потом ты вторую запросишь — тоже сразу нальют лучшего. Опосля следует и делом заняться. Одежу молодых осмотреть — нету ли где поклада, иголки воткнутой, монеты забытой. Потом хлеб из рук хозяйки берешь, в соль макаешь и по сторонам света разбрасываешь. Три раза следует избу обойти посолонь. Внимательно надо всю избу изнутри осмотреть: в печи трав или чего подозрительного не должно быть, на полу порошка не должно быть насыпано. В двух углах сыпешь золу против злого умысла, в третьем — рожь на плодовитость и против порчи, в четвертом — траву, за здоровье молодых… Потом лошадок поезда свадебного три раза по кругу обойти, посмотреть — не больны ли, не наложено ли на них какого поклада, не подложена ль колючка под хомут. Когда молодые выходят из дому, то осыпать их рожью да пройти по черному полушубку — чтобы порчу снять точно…

— А дальше?

— Потом при поезде везут, на всех перекрестках следует заклятия шептать…

— Какие?

— Вот ведь пристал — да шепчи что-либо под нос, и сойдет… Заклятия шептать… Когда в ворота проезжаешь, то и там шепчи… И всего делов то… А потом уже на свадебном пиру первые чарки выпиваешь… Плохо только, что по поверьям местным следует колдуна напоить вусмерть. Чтобы не был недоволен и прямо на свадьбе зла не чинил за то, что хозяева пожадничали и не до пьяна напоили, и чтобы потом не чинил тоже. Похмелье по их поверьям колдуну шептать мешает… Вот и грузят тебя полуживого с подарками и домой привозят. А, еще можно одну вещь попросить себе из подарков праздничных, сверх уговоренной платы… Коли колдуна супротив тебя нет на свадьбе, то и вообще отдых….

— А что бывает, что колдун…

— Бывает.

— И что тогда?

— Когда как…

— А как?

— По разному… — ответил Ретус и Ярослав понял, что ответа не дождется.

— А как еще ты зарабатываешь?

— Ну порчу там снять, полечить…

— Кстати, а раз ты колдун, то почему бы тебе не навести порчу там, или проклятье навесить, на тех кто к тебе приходил за данью? Это где же это видано, чтобы маг платил дань?

— Смешной ты, сыне. Не разумеешь что ли, что во-первых я дал клятву…

— Ну не вредить тем кто с тебя три шкуры дерет. А, даже не три а четыре, — перебил, легонько поддев, колдуна Ярослав.

— А во-вторых, — блеснув глазами сказал старик, — есть сила, а есть Сила, и не мне тягаться с Богами, которые заступаются за своих детей. Всегда.

— Да где же их заступничество?

— А ты амулеты видел на них? Вот это и есть обереги от всякого, от слова злого, от глаза поганого, от порчи и проклятья…

— Да, а ты не сказал, как порчу снимать?

— Это потом, а сейчас мы лучше поговорим о том, как лечить. Расскажи-ка мне, сыне, от чего волчья ягода помогает?… — сказал разозлившийся старик. И он явно решил отыграться, замучив Ярослава вопросами.

— Э… Волчья ягода? — Ярослав приуныл.

— Да, сыне, да…

Уже ночью, перед сном, Яр размышлял. Кое-какие слова Ретуса не давали ему покоя. «Есть сила, а есть Сила. Хорошо. Оставим пока богов, «есть Сила», в покое. Может, действительно есть боги. Здесь. Но не верю. Но кое в чем другом старик проговорился — и не хотел я ничего такого, когда подначивал его, а вот что узнал. Значит все это просто суеверия, обман? Так да? Но тогда непонятно… «Есть сила, а есть Сила». Но это значит, что «есть сила» и у тебя, Ретус. Так о какой же ты силе говорил? Может ты действительно колдун?»

К весне у Ретуса стало портиться здоровье. Так он был крепким стариком — столько пить, как пил он, на свадьбах, Ярослав бы к примеру не смог. Однако теперь с каждым днем он стал все сильнее и сильнее сдавать. В одночасье глаза его ввалились и стали похожи на глубокие темные ямы, ранее ровный лоб прорезали глубокие морщины, кожа сморщилась, тело усохло, руки стали похожими на птичьи лапы. Ярослав незаметно для себя привязался к нему, и принимал очень близко к сердцу болезнь старика. В ответ на вопросы, что с ним и можно ли это вылечить, мог ли Ярослав чем помочь, дед только отмалчивался, бросая исподлобья больные взгляды. Все чаще и чаще Ретус стал отсылать Ярослава в лес (при этом та невидимая граница так и оставалась неприступной) или работать в поле, а сам в это время, стиснув зубы, валялся на печи, борясь со своими болями. Приступы следовали один за одним и становились все сильнее, и в редкие дни ремиссии болезни Ретус ходил совершенно мрачный. Так продолжалось половину лета, но все изменилось в один из дней.

Однажды летним утром Ярослава, как обычно, Ретус услал в лес собирать чернику, которую они потом сушили и использовали как в лекарственных, так и в повседневных целях. Но не успел Ярослав собрать и половину одной из двух десятилитровых на вид корзин, как неудачно зацепившись за корягу он упал и не только рассыпал все собранное, но и сломал ручку у одной корзины, а у другой о палку пробил дно.

Конечно, можно было бы заложить дырку в корзине, к примеру, лопухом или берестой, набрать ее, потом отнести, вернуться и набрать другую. Но такой план не понравился Ярославу — проще было вернуться домой, взять другую пару корзин и набрать их, чем уродоваться так. С дугой стороны, сегодня Ретус категорически, с чего-то, запретил до вечера приближаться к дому. Но заморачиваться с починкой сейчас было так лениво… «Я тихонько… Он даже не услышит из дома». Сказано — сделано. Ярослав осторожно и тихо вернулся «домой» — в дом к Ретусу, взял в сарае две корзины, одну из которых пришлось освободить от содержимого, временно вывалив какую-то сушеную траву на расстеленное полотно. Он уже собирался уходить, когда услышал приглушенные дверями и стенами тихие стоны из дома. Любопытство победило осторожность и Ярослав решил посмотреть что же там такое. Раньше он никогда не видел, как именно страдает старик «колдун» и сейчас решил исправить это упущение. «А может что помочь надо?» — подумал он, прокрался в горницу и открыл дверь. То что он увидел поразило его, вогнало в ступор.

Ретус скатился с печи на пол и там бился в диких судорогах с такой силой, что доски трещали. С губ стекала пена, сквозь стиснутые зубы раздавались тихие стоны. Корчи бьющихся в ломке «полностью сторчавшихся» наркоманов, которые однажды Ярослав видел по телеку, показались по сравнению с этими муками детским садом. Руки старика бессмысленно скребли пол, срывая ногти то крови, голова билась об пол, глаза закатились под веки так, что были видны только белки, и слезы, тихо текли слезы. Выглядело все это на столько ужасно, что Ярослав просто окаменел на месте, и не смог потом даже ориентировочно представить, сколько он смотрел на это — может минуту, а может и час… Потом только догадался броситься на колени и поднять Ретуса с пола. Вырывался тот так сильно, откуда только силы брались в этом тщедушном тельце, что, поначалу сбрасывал с себя руки Яра. Только после того, как парень сообразил просто придавить своим телом бьющееся в судорогах, старик потихоньку затих. Ярослав поднял высохшее от болезни тело и положил его обратно на натопленную несмотря на лето, так как старик в последнее время сильно мерз, печь. Прошло еще немного времени и Ретус открыл глаза.