Приговор - Отохико Кага

Вторник, срочной почтой

Получил сразу две открытки от матери.

«Прости, что расплакалась. Годы берут своё, становится трудно держать себя в руках. Прости. Я рада, что нашла своего дорогого Такэо в добром здравии. А получив твоё тёплое письмо, окончательно успокоилась. Мне действительно было очень весело на нашей университетской встрече. Поскорее бы следующая. А ещё я жду не дождусь Рождества и чтобы приехал Макио. И вообще хочется, чтобы хорошее не задерживалось в пути, а плохое не торопилось. Прости, что заплакала и расстроила тебя».

Она написала это на двух открытках крупными знаками. Она плохо видит, поэтому знаки у неё кривятся и налезают друг на друга. Хорошо, что она всё-таки сумела взбодриться. Вот только «дорогой Такэо» здесь совершенно ни при чём. Если кого и надо благодарить, то только тебя. Ой, смотри, Кока посмеивается, на меня глядя! Ах ты, моя вертушка! Посылаю это письмо срочной почтой, хочется и тебя побыстрее порадовать.

Четверг, после полудня

Сегодня мать была ласковая и улыбчивая. Казалось, она забыла о том, что совсем недавно плакала, и я тоже сделал вид, что ничего не помню.

Свидание с ней привело меня в такое хорошее настроение, что мне захотелось есть, я пошарил в шкафчике и извлёк оттуда лимон. Проделал в нём дырку и теперь, посасывая его и морщась — ну и кислятина! — пишу это письмо, а Кока надо мной смеётся. Радость всегда вызывает у меня острый приступ голода, сестра Кунимицу наверняка сочла бы подобное поведение вульгарным и осенила бы себя крестом, возведя очи к небу. Знаешь, что хранится в моём шкафчике, высота которого один метр, ширина — пятьдесят сантиметров, глубина тоже один метр? А вот что — две сладкие булочки, три лимона, две банки мясных консервов, две банки консервированного лосося, баночка клубничного джема, один пакетик с орешками. Это мой неприкосновенный запас. Мать сегодня спрашивала, что мне принести. На самом деле мне ничего не нужно, но я притворился, будто страшно голоден, и попросил консервированные персики и баночку маринованного лука. Ей ведь приятно что-нибудь мне передавать. А мне приятно, когда ей приятно, поэтому я и делаю вид, что мне что-то нужно. В письмах она торжественно именует меня «дорогим Такэо», а во время свиданий зовёт просто Такэ-тян, как какого-нибудь скворца. Очевидно, даже будучи уже немолодым человеком, я всё равно кажусь ей ребёнком.

А, вот и кипяток принесли… Сделал себе кофе, а когда пил его, прямо передо мной возникли два крошечных крысёнка. Во время сезона дождей по приказу тюремного начальства мы переловили всех крыс, но, по-видимому, откуда-то проникли новые. Без всякого страха они приблизились ко мне, но тут из норы их позвали родители, и они удрали.

За окном стрекочут сверчки. Дует прохладный ветерок. Смеркается. Читаю. На этот раз — Евангелие в переводе Торадзи Цукамото. Я его столько раз перечитывал, что обложка совсем замусолилась и истрепалась, и всё же осенней порой так приятно омывать душу чистой водой. Если этого не делать, она начнёт смердеть.

Ой, уже ужин…

Воскресенье, под вечер

Покончил с ужином и теперь пишу тебе письмо под неумолчный стрёкот каких-то сверчков.

Какие же милые эти крысята! Бросишь им кусочек хлеба или огрызок от груши, они дождутся, когда я отвернусь, и утаскивают. Умываются лапками, чешутся, как собаки, уткнувшись носиком в живот, попискивают, переговариваясь друг с другом. Сейчас опять буду читать.

Вторник, под вечер

Читал, забыв обо всём на свете. За неделю одолел двенадцать книг. Кое-что читал по второму разу, но нового было тоже много. У меня есть книги, я могу читать по-японски и испытывать при этом глубокое волнение, время течёт плотным, тесным потоком, дни озарены светом. Время переполняется японским, какое счастье, что это мой родной язык! Разумеется, я учил французский и английский, однако не преуспел ни в том, ни в другом. Иногда я сетую на то, что был недостаточно прилежен, но в настоящее время меня это мало беспокоит, слишком уж велико счастье постоянного общения с японским.

Ой, только начал тебе писать, и тут же принесли твоё письмо. А, прекрасно, значит, он уже вернулся из Европы? В Париже работал гидом?

Подумать только, за три дня изучил географию города и на четвёртый начал водить экскурсии? Да, он у тебя человек основательный! Загорел, похудел и помягчел? Уж конечно, ему многое пришлось испытать, он овладел законами перспективы, понял, что она разная у разных людей, и в результате научился любить, — это, пожалуй, самый ценный и определённый результат его путешествия. Всё это замечательно! Даже мне передалось твоё радостное волнение, и я тоже воодушевился.

Говоришь, у тебя есть сверчки «судзумуси»? Здесь тоже очень много осенних насекомых, они постоянно стрекочут. Приятное время года — осень. Три мои кошечки мурлычут. Негодница Задавака явно обо мне невысокого мнения, и от этого как-то не по себе. У Нюни до невозможности жалобный вид! А у Коки — улыбка до ушей!

Знаешь, ты ведь и Задавака, и Нюня, и Кока в одном лице, такой и оставайся, общаясь с ним. Ведь когда ты в чём-то сомневаешься или тебя что-то беспокоит, ты далеко не всё ему говоришь, верно? А ты говори всё, ничего не скрывай, обнажай перед ним свою душу. Ну ладно, будь здорова!

Вторник, вскоре после полудня

Вот и октябрь. Даже во время спортивных занятий не так уж потеешь. Целый час играл в мяч с нашим поэтом К. Остальные просто нежились на солнышке.

Только что вернулся в комнату и, обтершись полотенцем, устроил себе что-то вроде перекура: съел кусочек шоколада и выпил холодного чая, потом прочёл твоё письмо и посмеялся над ним вместе с Кокой. До сих пор на лице — весёлая улыбка, словно где-то внутри застряла смешинка, очень приятное состояние.

Я так рад, что ты с удовольствием читаешь все мои письма, даже самые дурацкие, и всем сердцем на них откликаешься. Когда я думаю о тебе, мне вспоминаются слова: «Радуйтесь всегда в Господе». Такие простые, такие вроде бы банальные слова, но в них заключено самое важное. У меня есть одна знакомая, дама глубоко верующая, чрезвычайно добродетельная, безупречная во всех отношениях, но в её присутствии я всегда испытываю неловкость, на душе становится ещё тяжелее, и хочется только одного — чтобы она ушла как можно быстрее.

По-моему, лучше всего, когда человек держится свободно, когда он радостен духом и, сам того не замечая, излучает умиротворяющую энергию. Ты именно такая, правда. И не красней, не задирай хвост трубой, как Задавака, не строй мне рожи. Я знаю, что говорю.

Среда, утром

Вчера, собравшись с силами, дописал текст для «Мечтаний» и прочёл две книги — «Диалог душ» и «Ничто и его осознание». Проснулся очень рано и, глядя на запотевшее окно, слушал, как перекликаются какие-то птицы, наверное скворцы. Воробьи тоже вовсю чирикают. Наверное, скоро прибудет и вороний эскадрон из рощи при храме Гококудзи. Надо же, насекомые всё ещё стрекочут. Канны и вьюнки тоже пока не отцвели. День погожий. Кажется, сегодня осеннее полнолуние.

На днях я наблюдал одно весьма любопытное явление. На балконе, из щелей между бетонными плитами, давно уже лезла какая-то неопределённая трава, и вдруг она украсилась прелестными красными цветочками. Никогда не думал, что в бетоне может что-то расти, а уж цвести и подавно! Красные цветочки слабо трепещут под ветром, они — сама радость! Глядя на них, я почувствовал прилив бодрости и взялся читать «Саронские цветы». Это документальные записки одного патера, который был миссионером в пустыне. Он всю жизнь хранил верность завету Святого Иоанна Креста: «Когда тебе предстоит сделать что-то чрезвычайно важное, представь себе, как поступил бы Иисус Христос, если бы ему было столько же лет, сколько тебе, если бы у него было твоё здоровье и если бы он оказался в такой же ситуации, и веди себя соответственно». Патер свято верил, что в любой, самой бесплодной пустыне могут расцвести цветы Нового Завета.

После полудня

Отец Пишон говорит, что не понимает страсти японцев к бейсболу. «У нас во Франции, — смеётся он, — нет ни одной бейсбольной площадки». Японцы же, по его мнению, не способны понять страсти французов к велосипедным гонкам. Вот и выходит, что в Японии и во Франции действуют разные законы перспективы. И дело вовсе не в том, что одни лучше, другие хуже, просто то, что кажется нам совершенно естественным, человеку, живущему в другой стране, может показаться лишённым всякого здравого смысла. А уж когда сидишь здесь и пишешь для людей, живущих где-то там, за стеной… Стоит только потерять бдительность, и… Но ты — совсем другое дело. Ты ведь прекрасно разбираешься в моей перспективе.