Приговор - Отохико Кага

Ад для меня не пустая фантазия. Как вам известно, дать точное определение аду чрезвычайно сложно. Если говорить словами отца Шома, „ад — это страдание в чистом виде".

Однако я не хочу сказать, что лишь тот достоин похвалы, чьё сердце сокрушено и кто ценой нечеловеческих усилий стремится выкарабкаться из ада. Один старый священник написал: „Люблю святых, которые, подобно канарейкам, жили и умерли красиво и чисто". Помню, прочтя эту фразу, я пришёл в полное отчаяние. Но недавно я стал понимать, что он имел в виду. Одни люди, упав в пучину греха, пытаются выкарабкаться оттуда к свету, другие же до самой смерти сохраняют чистоту души, к ним не пристаёт мирская грязь. Они о ней и не ведают, однако в их святости видится мне некоторая ограниченность. Так чистое, невинное дитя в силу узости своего кругозора не способно понять преступника. Человек, не ведающий зла и ада, не в силах спасти душу злодея».

Вот в таком примерно духе. Ну вот, опять посланник ада, коему имя Такэо, разразился речью. Ха-ха-ха. Полный конфуз. Но, если я где и искренен, то именно в этом письме. Я дерзнул переписать его в надежде, что, может быть, когда-нибудь, спустя много лет, ты ещё раз его прочтёшь.

Четверг

Приходила мать. Опять звенела бубенчиками. «Не дари их никому, ладно?» — попросил я её, а она ответила: «Не буду, я ведь знаю, что они тебе нравятся». И снова стала ими звенеть. Мать вечно всё раздаёт. В Хаяме не осталось почти ничего ценного. Исчезли даже отцовские вещи, уцелевшие во время воздушных налётов, — вазы и серебряные столовые приборы. Любой человек, случайно похваливший какую-нибудь безделушку, немедленно получает её в подарок. «В могилу ведь ничего с собой не возьмёшь», — говорит она.

Вечером

Снова пташечка от тебя прилетела. Ну вот, на этот раз ты не бесилась от ревности, а постаралась вчитаться. Да, это действительно стон отчаяния. Но тебе я не могу так писать. С тобой мне хочется разговаривать о чём-нибудь более приятном. А это письмо просто для сведения. Чтоб ты знала, какие мысли возникают иногда у старины Такэо.

Боюсь только, ты озабочена сейчас более насущными проблемами, чем Любовь и Вселенная. Если так, спрячь этот стон моей души куда-нибудь подальше, может быть, со временем он тебе пригодится.

Надо сказать, что при всей твоей молодости, ты умеешь писать прекрасные письма, они берут за душу, окрыляют. Ты лучшая из всех известных мне женщин — весёлая, открытая, простодушная, женственная, находчивая, умная.

Вечером

Ты спрашиваешь, что я хочу получить к Рождеству? Ну, так и быть, скажу. Мне хочется синий спортивный костюм. Я буду его надевать во время спортивных занятий. Не нужно ничего дорогого, самый обычный. Ах, с каким нетерпением я жду твоего подарка. Правда.

Ранним утром

Лёжа под одеялом, подумал — надо бы вставать часа в три, по примеру отца Пишона и монахинь из траппистского монастыря. С другой стороны, надолго меня не хватит, тем более что скоро станет совсем холодно… Так и валяюсь до сих пор в постели, предаваясь размышлениям.

Естественно, что холодает, ведь завтра уже декабрь. Скоро у нас очередное перемещение, так что время предстоит хлопотливое — до самого Нового года. Надо будет прямо сегодня заняться наведением порядка в комнате.

Рад, что ты начала читать Библию. Понимаю, как тебя должны были испугать слова Иисуса: «Если же правый глаз твой соблазняет тебя, вырви его и брось от себя…» Разумеется, эти слова нельзя воспринимать буквально. Иисус говорит иногда слишком страстно, к тому же часто противоречит самому себе. Важно улавливать глубинный смысл его слов, проникать в их суть. И тогда станет ясно — во всяком случае, со мной было именно так, — что нигде в Евангелии Иисус не говорит ни одного неверного слова. И это поразительно. Ученики Иисуса, и Павел, и Пётр, часто говорят что-нибудь несуразное, но Иисус — никогда.

Воскресенье, ночью

Догадайся, чем я сейчас занимался? Писал новогодние поздравления. Написал и тебе, и сестре Кунимицу. Всего восемь открыток. Так что по-своему я вполне светский человек.

Мой парижский братец прибудет двадцатого. Собирается со мной увидеться. Он прилетит с женой. Мне хотелось бы познакомиться с ней, но это, увы, несбыточная мечта. Детей у брата нет, и он, хотя, конечно, это не самая лучшая замена, очень заботится обо мне. Но он уже больше десяти лет живёт во Франции, и в его голове многое сместилось, к примеру, он опять спрашивает — не привезти ли мне в подарок сигареты? Может, во французских тюрьмах и разрешают курить, но у нас это строго-настрого запрещено.

Поздно ночью

Никак не могу уснуть. Поэтому снова взялся за письмо. Пишу лёжа на животе, да и лампа светит еле-еле, поэтому строки ползут вкривь и вкось. Прости.

Моя душа далека от того, чтобы быть свободной. «Не отдавай душу свою Божьим творениям, старайся обрести истинную свободу», — наставлял меня мой учитель Пишон, и я пытаюсь этому следовать, но не всегда успешно. Душа обретает покой лишь тогда, когда она действительно свободна, когда мнение окружающих не имеет для тебя абсолютно никакого значения.

Именно к такому покою я и стремлюсь. Мне хочется жить так, чтобы взор легко проникал за пределы этого вульгарного мира, чтобы там же пребывала душа. Но у меня ничего не выходит, пока не выходит. До полной свободы мне ещё далеко.

Моё будущее предрешено. Но когда бы ни пробил мой час, всё оставшееся время я хочу быть свободным по крайней мере с тобой.

Милый друг, пожалуйста, молись за меня.

Утром

Вчера мне было как-то не по себе. Но сегодня я чувствую себя прекрасно. Наверное, потому, что ночью ты приснилась мне маленькой девочкой, школьницей, и этот сон развеял мои мрачные думы. В ушах до сих пор звучат твои слова. «Я вся перед тобой как на ладони», — сказала ты и тут же исчезла вдали хрустальным лучиком света. Это был странный, но очень приятный сон. Я всё понял. Благодаря тебе я впервые узнал, что значит «верить людям». До сих пор самой большой мукой моей жизни было как раз то, что я никому не мог верить. А теперь я знаю — ты меня никогда не предашь, какие бы перемены в наших отношениях ни произошли, пусть ты выйдешь за него замуж, пусть закончишь университет и кем-то там станешь, пусть даже я умру… И это для меня самая большая радость. Мне потребовалось тридцать девять лет, чтобы найти ту, которой я могу верить на сто процентов. Какими же ложными, извилистыми путями человек идёт по жизни!

Среда

Вернулся со спортплощадки, обтёрся, а тут принесли твой подарок. Ура! Вот радость-то! Прекрасный тренировочный костюм, я тут же его нацепил. И сшит как на меня! Представляю, какой я произведу фурор, когда появлюсь в нём на нашем дружеском матче и стану выбивать хоумраны!

Я и не думал, что получу твой подарок так быстро. А я тебе послал две книги. «Крестный путь» и «Сборник стихов Сидзуо Ито». И ту, и другую я много раз перечитывал, так что они немного потрёпанные, прости, считай, что страницы опалены жаром моей души.

Над нами по-прежнему бушуют бури. Я в порядке, но не исключено, что в конце концов очередная обрушится и на меня. За эти годы я всякого навидался. Все ведут себя по-разному: одни, подобно Себастьяну, безобразно распускаются, другие — впадают в истерику. Мне хотелось бы отправиться в свой путь молча. Уйти незаметно, оставив письма только тебе и матери…

Поздней ночью

С полудня до самой ночи читал, прерываясь только для принятия пищи. Сидел в тренировочном костюме, время от времени трогая и разглядывая обновку. Так тепло! Ты рядом, и я совершенно спокоен.

Четверг

Сегодня меня будут переводить в другую камеру. Вдруг посыпал снежок. Поглядывая в окно, укладывал вещи, только что закончил. В комнате всё вверх дном. Скоро обед, а переезд назначен на после обеда.

Вот и обед. По коридору прогромыхала тележка и донёсся крик: «Готовься к разда-а-че!» Ставлю на выступ кормушки поднос со столовыми приборами — сюда мне положат еду. Интересно, что сегодня будет к рису? А, вот наконец и моя очередь!

Вечером

Меня перевели в комнату, где я уже жил лет пять назад, она расположена в самом центре здания. Отсюда лучше виден город. Слева — поэт К., справа человек по имени К., который всё время ко мне цепляется: у него только среднее образование, и его раздражают люди, имеющие высшее. Этот К., нет, давай я лучше буду назвать его не по фамилии, а по имени, С., чтобы не путать с поэтом К., так вот, этот С., наверное, из-за того, что слишком усердно учился, поседел раньше времени и несмотря на относительную молодость глядит седовласым старцем. Человек не без странностей, но, в конце концов, ничего, буду считать, что это очередное испытание. Постараюсь поддерживать с ним дружеские отношения. Зато теперь Тамэ от меня далеко, можно вздохнуть спокойно. Правда, на его месте оказался человек, у которого привычка громко читать сутры. Избавился от В-29, но попал под обстрел сутр.