Черчилль. Биография - Мартин Гилберт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Однако Уэвелл больше не находился в распоряжении Британии. В результате заключенных в Вашингтоне соглашений его деятельность как командующего перешла под контроль Соединенных Штатов. Черчилль мог отправлять ему лишь «предложения». Это он объяснил Уэвеллу в телеграмме от 20 января и добавил: «Я дал совершенно ясно понять: я ожидаю, что будет защищаться каждый дюйм, что все снаряжение и все оборонительные сооружения должны быть взорваны в клочья, чтобы не достаться врагу, и что вопрос о сдаче может подниматься только после продолжительных боев среди руин города Сингапур».
27 января в палате общин Черчилль потребовал провести вотум доверия правительству, потому что, как он сказал парламентариям, «дела идут плохо, а дальше будет еще хуже». Дебаты длились три дня; на третий день он сказал в палате: «Я ни в коей мере не преуменьшаю опасность и возможные неудачи. Но в то же время заявляю, что уверен – и в данный момент как никогда раньше, – что мы положим конец этой войне таким образом, который соответствует интересам нашей страны и будущему всего мира». Черчилль получил доверие 464 голосами против одного.
Во время голосования объявили, что японцы в 30 километрах от Сингапура. «Худшее началось», – таковы были слова Черчилля. Через четыре дня после того, как он произнес их, командование немецкого подводного флота в целях усиления внутренней безопасности изменило код шифровальной машины, и британская разведка снова потеряла возможность читать зашифрованные сообщения. Так продолжалось до конца года. Когда в момент самого бедственного положения в Сингапуре Черчилль узнал об утрате этой драгоценной возможности, он смог поделиться этой обескураживающей новостью только с ближайшим кругом коллег. Но никто из них не знал, что именно теперь немецкая разведка взломала британский шифр, которым передавалось большинство сигналов от североатлантических конвоев. Битва за Атлантику, которая предыдущей осенью, после громадных потерь и трудностей, казалось, была уже выиграна Британией, вновь стала непредсказуемой.
5 февраля по мере продвижения японских войск к Сингапуру под сомнением оказалась способность к сопротивлению даже Бирмы. В поисках новых альянсов и договоренностей Черчилль выдвинул идею слетать в Индию, встретиться с лидером китайских националистов Чан Кайши и постараться выработать англо-китайскую стратегию действий на севере Бирмы, а также предложить Индии провести ассамблею по обсуждению новой конституции с перспективой полной независимости страны после войны. «Какое сильное решение и насколько силён сам старик!» – записал секретарь Идена Оливер Харви. Эпизод в Вашингтоне вынудил личного врача Черчилля попытаться отговорить его от такого рода поездки. «Если бы не его сердце, – сказал Иден Харви, – не возникло бы и вопроса, что ехать должен именно он». Впрочем, не болезнь, а ощущение, что он должен находиться в Британии, когда падет Сингапур, убедило Черчилля отказаться от этой поездки.
Утром 14 февраля Уэвелл проинформировал Черчилля, что, по мнению командующего в Сингапуре генерала Персиваля, «войска не способны к дальнейшему сопротивлению». Черчилль немедленно разрешил Уэвеллу дать указание Персивалю сложить оружие. На следующий день в плену у японцев оказалось 16 000 британских, 14 000 австралийских и 32 000 индийских военнослужащих. «Наступил момент, – сказал Черчилль, выступая с радиообращением, – выказать то спокойствие и самообладание, в сочетании с суровой решимостью, благодаря которым мы не так давно вырвались из объятий смерти. Мы должны доказать, как это не раз бывало в нашей богатой истории, что в состоянии встречать неудачи с достоинством и с новыми силами. Кроме того, необходимо помнить, что мы теперь не одни. Три четверти человечества идут с нами бок о бок. Будущее может зависеть от наших действий и от нашего поведения. Пока мы не проиграли. И мы не проиграем. Двинемся же непреклонно все вместе навстречу буре – и пройдем через бурю».
Колвилл, который в это время находился в авиационных частях в Южной Африке, прокомментировал: «Все величие его риторики сохранилось, но появилась новая нота – отсутствие былой уверенности». Гарольд Николсон записал: «Его выступление вчера вечером не понравилось. Страна слишком взволнованна и раздражена, чтобы поддаться на красивые фразы. Хотя что еще он мог сказать?» Черчилль не мог сказать то, что сообщил ему Уэвелл о войсках, сражающихся как в Малайе, так и в Бирме: «Ни британцы, ни австралийцы, ни индийцы не проявляют необходимой физической и моральной стойкости». Это сильно встревожило Черчилля, но поделиться своей тревогой он мог только с ближайшим окружением, как и в случае с немецкими кодами.
Несмотря на успех Черчилля по вотуму доверия, в обществе нарастало критическое отношение к внутренней политике в военное время. Тревоги приходилось переживать практически в одиночку. «Он говорит, что устал от всего этого, – записал 18 февраля капитан Ричард Пим, глава картографического кабинета Черчилля, – и намекает, что очень серьезно размышляет над тем, чтобы переложить груз ответственности на другие плечи». На следующий день Черчилль назначил Эттли заместителем премьер-министра, но тем, кто требовал, чтобы он отказался от своего второго поста – министра обороны, – заявил в палате общин 24 февраля: «Когда впереди так много проблем, кому-то может показаться очень соблазнительным ловко отойти в сторону и дать другому принимать на себя удары, тяжелые и непрестанные удары, но я не намерен поступать столь малодушно». Двумя неделями позже Клементина написала кузену Черчилля Освальду Фривену: «Он очень храбрый. Нападки его не испугают, и, даже учитывая трагедию Сингапура, надеюсь, его смелости не убавится».
На публике прежняя воинственность Черчилля возвращалась, но семья видела его душевные страдания. «Папа в упадке, – записала Мэри в дневнике 27 февраля. – Не очень хорош физически и измучен постоянным давлением неблагоприятных событий». Не слишком большим утешением стал и успешный налет британских десантников на радарную станцию немцев на берегу Ла-Манша. Им удалось захватить компоненты радарной установки, в результате чего выяснилось, что в некоторых аспектах немецкие радары превосходят британские. Публика радовалась успешной операции, но Черчилль знал ее обратную сторону, как и многие другие опасности, о которых люди не подозревали.
28 февраля японские войска вторглись на остров Ява. В последовавшем морском сражении британский флот понес тяжелые потери. «Это мучительные дни для Уинстона, полного сил и в то же время неспособного остановить этот кошмар на Дальнем Востоке», – написала Клементина кузену в этот день. Мэри записала в дневнике: «Отец опечален, потрясен событиями и чрезвычайно утомлен». Прошло почти три месяца после Перл-Харбора. «Когда я вспоминаю, как хотел и молился за вступление Соединенных Штатов в войну, – написал Черчилль в телеграмме Рузвельту 5 марта, – даже трудно осознать, насколько сильно ухудшились наши британские дела после 7 декабря».
В тот день, когда Черчилль отправил эту телеграмму, старший британский чиновник в Бирме генерал сэр Гарольд Александер, который руководил эвакуацией Дюнкерка, дал распоряжение оставить Рангун. Через три дня на Яве капитулировали голландцы. Более 10 000 британских и австралийских солдат оказались в плену. Пытаясь каким-то образом исправить ситуацию, Черчилль решился на кадровые перестановки. Так, он предложил генералу Бруку стать председателем Комитета начальников штабов. Кроме того, назначил на должность начальника общевойсковых операций лорда Луиса Маунтбеттена, сына принца Луиса Баттенбергского, бывшего первым морским лордом в 1914 г. Черчилль также предложил, что встретится со Сталиным либо в Тегеране, либо в Астрахани, чтобы завершить переговоры по англо-советскому договору. «И это, – записал Оливер Харви, – человек, у которого в любую минуту может остановиться сердце. Какое мужество, какая смелость! Но стоит ли это делать?»
Впрочем, визит в Россию не состоялся. Черчилль не готов был предложить Сталину то, на чем тот настаивал: высадку в этом году союзного десанта в Северной Европе, чтобы оттянуть немецкие войска с Восточного фронта, и открытие так называемого второго фронта. 8 марта Черчилль получил от Рузвельта анализ возможности десантной операции американцев. Президент назвал июнь 1944 г. датой, к которой американский флот готов будет перевозить 400 000 человек. К июню 1943 г. это число может составить лишь 130 000. Этого было явно недостаточно для крупной десантной операции в Северной Европе, особенно учитывая, что удар затем будет направлен на саму Германию. Для десантной операции в сентябре 1942 г., как того хотел Сталин, Америка могла предоставить только 40 % десантных судов и 700 из 5700 необходимых боевых самолетов. Неудивительно, что месяц спустя Клементина отметила, что ее муж «тянет на себе ношу не только своей страны, но и не готовой на данный момент Америки».