И солнце взойдет. Она - Варвара Оськина

– Она напоминает о смерти… – пробормотала Рене.

– И что с того? – Тони поднял бровь, не отвлекаясь от струн. – Это всего лишь одна из неизбежностей. Нам ли с тобой не знать.

Расколотые яйца, крик умирающих птиц в борьбе за жизнь. Я чувствую смерть, вижу её чёрные глазки… 3

– машинально прозвучало в голове, и Рене не выдержала.

– Прекрати! Не надо… Я… – Она задыхалась в собственных эмоциях, пока её ладонь не оказалась вдруг прижата к колючей впалой щеке. Не понимая, что говорит, Рене прошептала: – Это плохая песня. Не играй её, пожалуйста.

– Не буду, – пришёл тихий ответ. – Закрывай глаза. Тебе надо отдохнуть.

Рене послушно смежила веки, ощутила, как прогнулся под тяжёлым телом матрас, а потом неожиданно улыбнулась. От первых же сыгранных нот навернулись слёзы, которые она поспешила спрятать в подушку. Мелодия лилась дальше – бессловесная, но такая светлая, будто посреди снежной рождественской ночи вспыхнули яркие звёзды. Она напоминала о залитом светом маленьком кабинете, запахе старых квебекских улочек, успокаивающем шуме операционных и людях, которые теперь навсегда остались в прошлом. Музыка уносила на знакомых до щемящего сердца волнах, и где-то между явью и сном, Рене прошептала:

– Профессору очень нравилась эта песня.

– Нет, – фыркнул Энтони. – Ему нравилась ты, а ещё Битлз. Так что он связал эти две вещи в своей голове.

– А ты? – Но Ланг не ответил, только едва заметно поджал губы, а потом неожиданно протянул руку и выключил свет, отчего в комнате стало совершенно темно. Что же, намёк был очевиден, но Рене всё равно пробормотала, когда услышала тихий перебор струн: – Чарльз переживал. Все эти годы он винил себя в том, что с тобой произошло, и искал хоть один повод поговорить. Он любил тебя, Тони, и никогда не пытался заменить, просто боялся вновь ошибиться.

Песня резко оборвалась, и дерево гитары осторожно стукнуло об пол. Стало тихо. Наконец послышался шорох одежды, словно Энтони растирал руками лицо, а потом матрас прогнулся чуть ближе.

– Я знаю, и теперь тоже боюсь, – сказал он совсем рядом. И щеки коснулся мягкий мех сонного бобра. – Спи. Скоро уже взойдёт солнце.

Рене нащупала в темноте большую ладонь и крепко сжала. Закрыв глаза, она гладила шершавые пальцы, пока в голове кто-то перебирал и перебирал струны.

 «Взойдёт солнце,Ту-ду-ду-дуПусть солнце взойдёт,И я скажу, всё хорошо…» 4  

Когда Рене открыла глаза, за окном шёл на убыль первый после Рождества зимний день. То, что она в квартире одна, стало понятно как-то сразу. Не скрипел за приоткрытой дверью пол, не шумел чайник и не раздавался тихий стук поставленной на стол чашки. Тони уехал. Так и не решившись разбудить, растворился в надвигающемся на город снегопаде. А тот стучался в окно снежным штормом и грозил замести весь Квебек и Монреаль до состояния ровного поля. Похоже, их ждало настоящее безумие, через которое несколько дней не смогут прорваться ни машины, ни самолёты, ни поезда. Рене смотрела на густо падавший снег и надеялась, что Тони успеет добраться до разгулявшейся непогоды, а потом… Ну а потом оставалось ждать, пока коммунальные службы отыщут дороги посреди бесконечного полотна. Ничего нового. Так происходило каждый год, но именно теперь Рене была раздосадована. Так хотелось, чтобы Энтони вернулся, и они… Ох, ну хотя бы поужинали без приступов температуры и напряжённых разговоров.

Тело снова ломило, голова будто намертво приросла к подушке, но Рене заставила себя встать. Она так и уснула в халате, но всё равно зябко куталась в махровую ткань напротив окна, где зеленела счастливая гербера. Что, кому-то тоже досталось немного внимания? В несколько шагов преодолев путь до кухни, Рене замерла на пороге, а потом покрепче прижала к груди захваченную с кровати игрушку. Бобёр жалобно скрипнул швами. Что же, прощальный «привет» терпеливо дожидался её на столе в виде предусмотрительно накрытого крышкой ещё одного жирного, сладкого лакомства и чашки с давно остывшим эгг-ногом. Рене часто заморгала и шмыгнула заложенным носом. Ничего, можно согреть. Это всё поправимо. Да, Тони?

Глава 4

Метель не унималась почти неделю. Она обрушила на провинцию весь припасённый за декабрь снег и теперь резвилась в огромных сугробах. Машин на улицах не было. Единственным, что изредка нарушало непривычную тишину на окраине Монреаля, были шум лопаты мистера Смита и гул снегоуборочной техники одного из соседей. Сотовая связь напрочь исчезла на несколько суток, и даже электричество работало с перебоями. К счастью, в крупнейшей больнице города всегда имелись автоматические генераторы.

Рене вышла на работу в канун Нового года, и проведённые на дежурстве часы впервые с осени показались наискучнейшими в жизни. На самом деле, так было всегда – несколько дней затишья, а потом бесконечная череда пострадавших. Кого-то найдут под завалами снега, кто-то едва не замёрзнет посреди обледеневшей трассы, где-то чуть не погибнут бесшабашные альпинисты или почти утонут отчаянные рыбаки. А ещё обычные жители, которым отчего-то никак не сиделось дома. Но это будет потом, на следующий день, когда стихнут ветер и непрерывная снежная крошка. А пока в отделении было пусто, тихо и скучно. Коллеги смотрели запись последнего хоккейного матча, Рене решала очередные тесты и то и дело поглядывала на телефон. Тони пока не звонил и, судя по новостям, сможет это сделать не скоро. Квебек-сити напрочь отрезало от остальной жизни, а потому прозвучавший под конец смены звонок заставил Рене подпрыгнуть.

Противный голос Джаггера взорвал царившее в ординаторской оцепенение, которому в отсутствии доктора Ланга предавались абсолютно все. Десять пар глаз уставились на озадаченную Рене, а та под рой недовольных шепотков испуганно схватилась за сотовый. Звонок стих, и коллеги вернулись к своей полудрёме.

– Энн? – удивлённо спросила Рене, выйдя в коридор. – Как ты смогла дозвониться?

– Привет, фея Драже! Всего лишь использовала немного магии. – На том конце связи голос подруги был бодр и свеж. – Какие планы на сегодняшний вечер и предстоящую ночь?

– Я… я не знаю. Что-то случилось?

– Ну, даже не знаю, Дюймовочка. Может быть, Новый год? Ночь безумного веселья и обновления?

– Перестань называть меня диснеевскими именами!

– После того, что ты устроила мне на Рождество, Бэлль? И не подумаю! – Из трубки донеслось фырканье. – Я битый час объясняла твоему Чудовищу, какого