Дознаватель - Наталия Кабакова

Всё оказалось правильно. Повторное изучение табличек дало те же результаты, и я поспешила обратно к дверям. Как и в прошлый раз, они автоматически раздвинулись передо мной, тихо зашуршав. Не торопясь, я направилась вперед по широкому коридору, держась рукою за стенку и поминутно озираясь в поисках лаборатории.

Чуть дальше по коридору, справа, находилась глубокая ниша с вмонтированной в нее внушительной металлической дверью, снаружи покрытой перламутровым полимером зеленовато-серого оттенка. Массивные створки от пола до потолка в ширину составляли не менее двух метров. Рядом, на стене, красным цветом мигали лампочки электронных затворов. Двери были наглухо закрыты, и, как назло, вокруг не нашлось ни одного информационного указателя, а стучаться было бессмысленно, все равно никто не услышит. Без особой надежды на удачу я окинула взглядом стену в поисках звонка или кнопки вызова, но ничего похожего не обнаружила. Тогда я решила осмотреть замки. К счастью, этого не потребовалось. Мне повезло. Внезапно одна створка бесшумно отъехала в сторону, открывая широкий проход. Из лаборатории вышла худенькая женщина в голубом комбинезоне, белой шапочке и прозрачным защитным щитом, надвинутым на лицо, однако позволявшим разглядеть симпатичное лицо европейского типа и грустные озабоченные глаза. В руках лаборантка держала плотно закрытую пластиковую коробочку всю в тревожных ярких наклейках, смысл которых остался мне неясен. Бросив беглый взгляд, женщина посторонилась, сделав пригласительный жест. Не дожидаясь пока я зайду, она поспешила к выходу из отделения. Я проводила её долгим взглядом. Сама не знаю, что заинтересовало меня в этой щуплой фигурке, на которой легкая хлопчатобумажная врачебная пижама выглядела грубым холщовым мешком. Наконец, двери, ведущие в отделение, тихо закрылись за ее спиной, скрыв незнакомку из виду.

Не без внутреннего трепета я заглянула в лабораторию. Моему взору открылась большая заполненная разнообразным оборудованием зала. Сквозь огромные окна лился тусклый дневной свет. Лучи садовых софитов сюда не проникали. Вообще все помещения последнего этажа зависели в этом смысле от погоды за пределами купола.

На стенах лаборатории играли смутные тени. Несмотря на полутьму, лаборантки не посчитали нужным включить дополнительное освещение. Отовсюду слышалось мерное гудение, прерываемое то неожиданными щелчками, то требовательным писком. Сумрачную картину дополняла стерильная, напрочь лишенная индивидуальности, чистота. Ни одной случайной вещицы, личной безделушки, ничего, что могло порадовать взгляд или ненароком выдать сокровенные тайны работающих здесь женщин. Запахов тоже не было. Ни единого. Не пахло даже чистящими средствами, которых здешние уборщицы обычно не жалели. Возможно, воздух специально очищали и стерилизовали. В пользу моей версии говорил тот факт, что, переступив дверной проем, я попала под падающий сверху довольно мощный ветряной поток.

Как оказалось в такой огромной лаборатории управлялись всего три женщины. На них была точно такая же одежда, что и на первой: хлопчатобумажные пижамы зеленого цвета, шапочки для волос похожего оттенка и прозрачные пластиковые «забрала», надвинутые на лицо. Одна из лаборанток, молодая худощавая девушка, сидела перед огромным вытяжным шкафом и, засунув руки в герметично закрепленные прямо на стекле перчатки, осторожно производила внутри какие-то манипуляции. Две другие, постарше, сидя друг напротив друга за столом, заполняли ведомости. Из их беседы можно было догадаться, что они сверяли по документам количество использованных реактивов с реальным остатком и изначальными цифрами, после чего составляли отчет.

Я деликатно кашлянула, сообщив таким образом о своем появлении, и только потом позволила себе переступить порог.

На мой неуверенный кашель сразу отозвались.

– Проходите, – послышалось дружелюбное контральто.

Я присмотрелась повнимательнее. Одна из сидевших за столом лаборанток, полноватая женщина лет сорока, не спеша поднялась с белоснежного кресла, оставив в покое бумажку, которую незадолго до моего появления изучала. Спросив мою фамилию, она утвердительно кивнула, словно заранее ожидала моего появления, и направилась к другому столу, находившемуся рядом с крутящейся этажеркой, заставленной толстыми разноцветными папками. На столе, среди груд всевозможных бумаг, на специальной подставке был закреплен хорошо знакомый мне сисиэр с эмблемой госпиталя.

– Сейчас посмотрим, – пробормотала лаборантка. – Сейчас, сейчас…

Женщина будто напевала про себя песенку, так мелодичен был ее голос. Исполняя свои обязанности, она, казалось, совсем перестала обращать внимание на происходящее вокруг. Ее коллеги завели беседу, делясь обычными для женщин проблемами и мелочами. Я прислушалась к разговору. Лаборантка, оставшаяся сидеть за столом, худенькая, субтильная женщина, сначала показалась мне не старше сорока лет. Однако, присмотревшись, я скоро поняла свою ошибку. Морщинки на лбу и у внешних кончиков глаз, дряблая кожа шеи указывали на гораздо более солидный возраст. Зато большие широко поставленные глаза блестели как у двадцатилетней, а ухоженный внешний вид и открытая улыбка создавали иллюзию молодости. Ее молодая коллега недавно стала матерью, и теперь открыто делилась с подругами своей радостью и связанными с материнством неизбежными хлопотами. Стало трудно достать для малыша качественное питание. Всеобщая дороговизна продуктов снова захлестнула мировую экономику. Технологии, когда-то спасшие людей от голода, оказались бессильны перед новым резким скачком численности населения. Благодаря современным медицинским достижениям, открытиям в генетике, физиологии, трансплантологии средняя продолжительность жизни резко увеличилась, а рождаемость контролировалась плохо из этических и религиозных побуждений. Нарушился баланс между естественной смертностью и приходом в мир новой жизни. Человечество столкнулось с прежде невиданным перенаселением. Давняя мечта основать колонии на других планетах солнечной системы потерпела полный крах. Она требовала непомерных ресурсов пока недоступных людям. Даже малые поселения, организованные с целью добычи полезных ископаемых, слишком зависели от Земли, чтобы можно было их расширить.

Впрочем, женщин волновали не столько общемировые проблемы, сколько их прямое отражение в жизни. Сидевшая за столом лаборантка жаловалась, что ее сын вот уже два года сидит на социальном пособии, так как не может найти работу. Человеку стало почти невозможно конкурировать с роботами, использование которых вместо наемных рабочих давало экономию в расходах едва ли не на пятьдесят процентов и сокращало себестоимость производимых продуктов и услуг. Роботу не нужно платить зарплату, ему не требуется отпуск и медицинский страховой полис, а на обучение уходит лишь время необходимое, чтобы загрузить в память машины требующуюся программу. Подруги понимающе кивали, сетуя на неминуемые трудности, следующие вслед за прогрессом, к которым можно только приспособиться, но, увы, невозможно избежать.

В какой-то момент их беседа наскучила мне. Я переключила свое внимание сперва на сложное лабораторное оборудование, а затем, так и не поняв для чего оно предназначалось, на унылый вид за окном. На нескольких последних этажах через прозрачные стекла купола можно было без помех наблюдать небо. Госпиталь построили в одном из так называемых «зеленых» районов Загарасити. По большей части его окружали парки и малоэтажная застройка. Это было одно из немногих мест в городе, где человек мог вздохнуть полной грудью. Сейчас над куполом нависали тяжелые свинцовые тучи. Было видно, как крупные капли дождя, ударяясь о отливающее синеватым перламутром стекло, быстро стекают вниз, не оставляя за собою следа. Ливень грозился затянуться на весь день, а то и на всю ночь.

Наконец, лаборантка оставила сисиэр и предложила мне подойти к колонне из черного блестящего полимера, которую я заприметила ещё будучи у входа. Материал, из которого она была сделана, отличался гладкой блестящей поверхностью и напоминал по структуре камень. Колона будто вырастала прямо из пола, как дерево из земли. Я не увидела ни единого крепления, удерживающего ее в вертикальном положении, тогда как диаметр поперечного среза на глаз не превышал двадцати пяти сантиметров.

Едва я приблизилась, что-то тихо щелкнуло. Верхняя часть колонны отделилась и медленно поползла вверх, удерживаемая чем-то похожим на раздвижные металлические штифты. Наконец, отойдя сантиметров на двадцать, она остановилась. В нише, которая открылась моему взору, синим цветом мигал контур человеческой ладони. Лаборантка набрала на панели цифровой код, ладонь стала зеленой и перестала мигать.

– Приложите, пожалуйста, правую ладонь.