Рэвин (ЛП) - Фишер Т. Л.

После сбора целого ряда улик Нэйт Дженкинс наконец признался полиции, что во вторник, когда он вернулся из командировки, они с женой поссорились. После чего он уехал из дома и остановился в гостинице, оставаясь там в одиночестве в течение всего дня в среду, до тех пор, пока с ним не связалась его секретарь по вопросу исчезновения Мэдоу.

Обнаруженные улики перевели это дело из категории простого заявления о пропаже человека в категорию возможно совершенного убийства. Нэйт Дженкинс останется под стражей до слушания дела о его освобождении под залог на следующей неделе. Власти просят всех, кто располагает какой-либо информацией по этому делу, связаться с НОДП (прим.: Ново-Орлеанский Департамент полиции)».

— В одиночестве, мать его, — закатываю глаза. — Наедине с тридцатидолларовой шлюхой.

Теперь он в тюрьме, где ему и место. Это наполняет меня болезненным удовлетворением.

— Буду надеяться, он сгниет там.

К несчастью, я знаю, что этого не произойдет. Нэйт всегда остается победителем. Кто-то явится и спасет его. Может, секретарша, которую он трахал пару раз. А может, шлюха-наркоманка.

Но пока что я в безопасности. Осознание этого факта сильно поражает меня. Я и правда в безопасности от своего безумного мужа. Я больше не буду глотать с усилием, потому что мой желудок поврежден. Больше не буду страдать потерей аппетита, из-за того, что мой кишечник охвачен болью.

Наливаю уже второй бокал, когда раздается стук в дверь. Мой пульс учащается, и я делаю пару глубоких вдохов, чтобы унять тревогу. Открываю замок, налегая на дверь всем своим весом. Это Джетта, поэтому смело впускаю ее.

— Я принесла твой договор аренды.

— Прекрасно, — говорю я, забирая бумаги из ее рук. — Как насчет кофе?

— Эм, сейчас семь вечера. Мне бы что-нибудь покрепче кофеина.

Понимающе киваю.

— У меня есть «Джеймесон» и красное вино. Итак… какой у тебя запретный плод?

— Виски, определенно виски. Чистый, пожалуйста.

Джетта следует за мной через гостиную.

— Вижу, ты уже готова начать рисовать.

— Да, через несколько дней у меня появится что-нибудь, на что ты сможешь взглянуть.

— Здорово, — отвечает Джетта, повернувшись ко мне спиной.

Чувствую, как она закатывает глаза.

— Этот вид… черт возьми. Я давно не поднималась сюда ночью. Мне следует повысить арендную плату, — поддразнивает она.

Джетта бродит по квартире, проводя своими костлявыми пальцами по моим вещам. Неудивительно, что она такая худая, эта женщина просто не может усидеть на месте. Я передаю ей высокий стакан с виски и следую за ней к стопке картин в углу. Она начинает листать их.

— Что?! — Она поворачивается ко мне лицом. — Это нарисовала ты? Я думала, ты пейзажист?

Морщусь.

— О, ты об этом. Это мои психотерапевтические картины. Когда у меня плохое настроение, я позволяю своим демонам просочиться на холст. Это помогает мне оставаться в здравом уме. Извини, я должна была спрятать их подальше.

Делаю большой глоток виски.

— О чем ты только говоришь?! Они потрясающие! Это именно то, что я искала для моей галереи. Это новаторство. Такие откровенные эмоции. К черту бездушные пейзажи. У этих картин есть кровь, плоть и кости. Душа. Святые угодники! — восклицает она и протягивает мне свой стакан, чтобы взять одну из картин и изучить поближе.

Она демонстрирует мне мою картину с изображением кричащей и лишенной души женщины, которая проглатывает свое отражение.

— Эта женщина глотает свои собственные мучения. Гениально.

— Что ж, благодарю… наверное.

Я смущена и польщена одновременно.

— Они действительно охренительные. Где ты только черпаешь такую зловещую тьму?

Не могу открыть ей правду.

— Должно быть, это мой злой близнец. Она является мне во сне.

— Держи эту сучку поблизости. Она принесет тебе целое состояние.

Я хихикаю, хотя в действительности мое вдохновение далеко не смешное.

— Не волнуйся, она довольно часто навещает меня.

— Сожалею о твоих мучениях, но будь благодарна за них. То, что ты можешь запечатлеть эти сны — настоящий дар. Я хочу их все. Хочу все, что у тебя есть, и больше.

— Серьезно? — улыбаюсь я. — А я думала, в твоей галерее нет места?

Сужаю в сомнении глаза и протягиваю обратно ее напиток.

— Для них я найду место. На самом деле, я должна тебе кое-что показать. Следуй за мной.

Я посматриваю на нее со скепсисом, но не отстаю. Джетта подходит к той самой запертой двери и достает ключи. Дверь распахивается, и передо мной открывается художественная студия, по размерам вдвое больше моей квартиры. Мои глаза поневоле разбегаются.

— Я оставлю ее незапертой для тебя. У этого помещения гораздо более мрачная атмосфера. Не хочу, чтобы ты отвлекалась на вид из окна своей квартиры. Используй это пространство. Обращайся с ним как со своим собственным. Я теперь редко рисую. Время от времени я провожу здесь уроки рисования, чтобы получить дополнительный заработок… но с твоим появлением в моей жизни, я не думаю, что мне это снова понадобится, — улыбается она.

— Вау, это просто потрясающе. Спасибо.

— Нет-нет, для меня большая честь, что такая творческая личность будет обитать в моей студии. Это тебе спасибо.

Я замечаю металлическую дверь в углублении в другом конце помещения.

— Это что, лифт?

Джетта прикусывает губу.

— Да.

— Ты что, бл*ть, издеваешься? Ты хоть представляешь, сколько раз за сегодня я поднималась по этим чертовым ступенькам?

Она смеется.

— Прости. Обычно я не открываю свою студию для квартирантов. Ну, ты понимаешь.

Я в недоумении качаю головой и выпиваю остатки виски.

— Лифт ведет в мою галерею. Я не знала тебя. Но теперь чувствую связь между нами. Теперь я могу доверять тебе. Сделаю для тебя ключ от черного выхода из галереи. И впредь не стесняйся пользоваться лифтом. Я прощена?

— Наверное.

Выдавливаю из себя теплую улыбку.

— Отлично. Мне пора уходить. У меня свидание. — Она подмигивает и треплет свои серебристо-платиновые волосы. — Я займусь расчисткой места для твоих картин завтра утром. Принеси мне все, что у тебя есть, после обеда. Мы договоримся о стоимости и контракте на реализацию. А пока я забираю с собой «Поглотителя мук». Она отправится в мою личную коллекцию.

Следую за ней обратно в гостиную. Она допивает виски и протягивает мне уже пустой стакан. Берет картину и внимательно рассматривает ее.

— Ты не подписала ее? Я хочу, чтобы она была подписана, Рэвин.

— Нет, я ни одну из них не подписывала, поскольку, как я уже сказала, это было лишь моей терапией.

Осознаю, как же я рада, что ни одна из них не подписана именем Мэдоу Дженкинс.

— Оставь ее здесь. Я подпишу их все сегодня вечером, чтобы они успели высохнуть.

— Замечательно.

Она осторожно опускает картину обратно.

— Шесть тысяч. Что скажешь? Навскидку?

Я чувствую, что ноги не выдерживают веса моего тела. Концентрируюсь, чтобы сохранить самообладание. Мои пейзажи продавались по несколько сотен долларов за штуку, а не по несколько тысяч.

— Шесть тысяч? — дрожит мой голос. — Конечно, тебе лучше знать, чем мне. Я никогда не продавала ничего подобного.

— Что ж, и я не понимаю, почему. Тебе следовало продавать их с самого начала.

Задумываюсь над ее замечанием. Вероятно, я могла уехать от Нэйта гораздо раньше. В Новом Орлеане, как и в Лас-Вегасе, царит мрачная атмосфера, наполненная вуду и черной магией. Картины могли быть проданы, и Нэйт не узнал бы об этом. Но вместо этого я прятала их от Нэйта. Прятала от всего мира.

— Эти картины были моей душой, — отвечаю я ей. — Нельзя продать душу.

— Ну, разумеется. Но именно это и делает тебя настоящим художником. Ты отдаешь частичку себя всему, что создаешь. Я выпишу тебе чек завтра, когда ты спустишь все вниз.

— Чек? У меня еще не было времени открыть здесь банковский счет. Если тебя не затруднит, могу я получить наличные?