Зачем мы вернулись, братишка? - Алескендер Рамазанов

Вот дальше что было. Туман стал наплывать. Редкий, по низинкам гуще. Всегда был такой перед рассветом. А тут как-то странно заклубился. И показалось мне – по низинкам люди стоят. Группками, по пять, по три. Понимаю, что морок это, а сам считаю, и мысль одна – если хоть на шаг двинутся в нашу сторону – открою огонь. Полсотни насчитал. И ведь туман белесый, а они черно-серые, ну, как мы в темноте. Может быть, сам себя накрутил, но различаю по оттопыренным карманам, что стоят они в «афганках», а кто и в тельниках. Оружия нет, а вот бинты в пятнах. Такое впечатление, что медсанбат на демонстрацию вышел. Ну, советуйте, что было делать? По туману шарашить? Взводного вызывать? А вдобавок чуть сзади кто-то привалился. Хорошо, сразу голос подал: «Жека, видишь, да?» Это Рашид вернулся. А я слова не могу протолкнуть, зажало все внутри. Едва отдышался. Так ведь не лучше стало: выходит, у обоих крыша едет? Тут Рашид на мешки влез и в полный рост к этим фигурам собрался. Я его назад, а он ухватил и тянет за собой, как паровоз. Запястье сжал так, что кости трещат. А впереди – «помзы» да «монки». Все, будут собирать наши кишки на минном поле. Как сообразил, по сей день не пойму. Думаю, что не про себя шептал, орал, наверное, «Да воскреснет Бог!». Подействовало. Рашид обмякать стал, руку отпустил, забормотал что-то. Я его и втянул назад. Отдышались, он говорит: «Ты белый, как смерть…» А я ему: «Ты бы глаза свои бычьи в зеркало увидел!»

Хорошо, взвод подняли. Каждый убедился: стоят, не хуже чем «мертвые с косами», только тогда не до шуток было. Да еще, у кого зрение поострей, чуть ли не знакомых находит. Как рассвело – испарились с туманом фигуры эти. Да только из головы не идут. Потолковали: что за дрянь вчера задули? Растерли, понюхали. Нормальный чарс. Опять забили для проверки. Ничего, как обычно, будто пивка попили. Рашид даже с чаем пожевал, нормально, и глаза на месте. Вспомнили, что бывают такие миражи. Какой психоз? Массовый? Сейчас будет коллективный! Слушайте, что дальше было.

К полудню в дивизии суматоха. Снуют штабные, медики, вертушки одна за другой садятся. И выгружают из них десятками на носилках. Полсотни раненых и «двухсотых» столько же. Сказали, первый батальон в засаду попал на выходе из ущелья. Теперь понятно, кого мы видели? Да только договорились молчать об этом. Тоже понятно? Рашид так и сказал – это был плановый глюк. Короче, каждый при своем остался, но все молчат, как на комсомольском собрании.

А еще через день приперся новый какой-то лейтенант, из строевой, буром на нас попер: «Живо в штаб, сдавайте документы. Я сюда работать приехал!» И так пронзительно глянул, что мы мигом и «военики», и бакшиши собрали. К вечеру – «уволены в запас». Раскрываю свой «военик», а там звание «старший сержант». Ни парадки подшитой, ни альбома, ну и хер с ним. Чудно, что вместо последней партии в первую попал. Совестно, конечно, было так на дембель уходить, но было, что уж там!

Утром на полосу вышли – нет бортов до обеда. Потом два сели с боеприпасами, а назад раненых забрали. Ребята в часть ночевать ушли, отчаялись. А я сказал: «Не уйду с полосы. И в Кабул на пересылку не полечу. Дождусь здесь. А чего? Охраняют со всех сторон». И дождался, к вечеру сел борт. Правда, на таможне, в Тузеле, спортивный костюм отобрали. Видно было, что не в Военторге куплен. Понятно, что за соляру.

Почему про Ахмадшаха начал? Да вот, в этой статье французской было прописано, что мужик он суровый, с восемнадцати лет воюет, к смерти приговаривали еще при Дауде, в Палестине с евреями воевал. Выходит, поопытней многих наших командиров был? А теперь и вовсе фигура известная!

Аллахвердиев наклонился к Горшеневу, тихо подытожил:

– Верно говорят, нет в окопах атеистов.

– А где эта нитка сейчас? – донеслось из дальнего угла пещеры.

– Со мной. В шнурок от креста заплел. Мать старцу про этот случай рассказала, так он посоветовал с собой носить.

– Слышь, брат, ты молись тогда за нас, грешных, может быть, поможет. Нет, хлопцы, точно, есть такие люди, кого слышат на небе. Я таких видел.

– Да бросьте вы, этих миражей на каждом шагу! То воду видишь, то верблюдов. Почему бы и не женщину? А вот я, к примеру, одну старуху знал, как чего похвалит, даже рассаду – засохнет на корню. Девку похвалит – скурвится, парня – забухает. А детей от нее и вовсе прятали. Это как?

– Нет, погодите, с этими, в тумане, понятно. Курнули, и все тут пошло в масть. У нас как-то под кайфом крендель московский один Устав внутренней службы вслух читал – ржали до рвоты. В конце концов и его, и этот сборник анекдотов за дверь выпихнули, чтобы не задохнуться. Так я с тех пор, без кайфа, на устав гляну, хохочу, как ненормальный.

– Да кто из вас нормальный?!

Последний выкрик, не вопрос, ощетинил бойцов.

– Ты полегче… Ишь, психиатр объявился! А кто нормальный, кто от Афгана откосил? Зря не базарь! – смешались суровые реплики.

– А я не зря, – заупорствовал возмутитель спокойствия. – Вы хоть здесь правде в глаза посмотрите. Какая нам мать Панджшерская? Черт с рогами скорее привидится. Дайте сказать, я не перебивал же! Глядите, кто до Афгана не бухал и не шабил, теперь не оттянешь. В зоне нашего брата-«афганца» полно, в психушках имеется тоже больше обычных военных солдат. Бабы от нас уходят. Кто считал? Да вот довелось посчитать. Врач знакомый, точно, психиатр, он мне по городу такую картину выдал! На двести «афганцев» – десять наркоманов, двадцать алкашей, пятнадцать судимостей! Лихо? Но не в том беда, доктор этот диссертацию пишет, так он утверждает, что есть какой-то, не помню слова точно, короче, после войны было у тебя ранение или нет, крыша едет. Не сразу, а так тихо, шифером шурша. И еще, что на словах нас хвалить будут, а на деле – избегать. А что? Вон уже командиры частей в Союзе от афганской правды не знают куда деваться. Он мужик прямой, так и сказал: «Вы все наши будущие пациенты». Ага, вспомнил: «посттравматический синдром».

– И что ты хочешь сказать? Что нормальный человек отсюда дураком уходит? Да если он был человеком, то…

– Хорошо, – не дослушал возражения вестник мрачного прогноза. – Я вот сейчас к свету поближе сяду, чтобы вы видели меня и не сомневались. Послушайте про нормального, по нашим понятиям, парня и про то, что с ним за три года после Афгана стало.

«МЕИР»

Время называю точное: тридцатое мая восемьдесят пятого года. Место? За Джелалабадом, на юго-запад, Хайберский проход рядом. Достаточно? Имя изменю: братану и так жить непросто. Пусть будет Слава. Он это тридцатое мая теперь как второй день рождения отмечает. Еще скажу, что к тому времени он тоже дембелем был. Сами знаете, все и случалось в последние дни. А куда деваться? Ребята на боевые, а он отсиживаться будет? Не тот бача! Его бы совесть заела. С «РПК», кстати, как снайпер работал, выносливый, резкий.

Вспомнили? Точно, армейская операция. А то, что этой пехоте не везло, так тут еще разобраться надо. Высотку, где их побили, мы им передали в полном порядке, с позициями. Только «духи» их выжили. А нам пришлось опять карабкаться. Ключевая горка, но это раньше чуть было. Слушайте дальше.

Ночью вышли на край ущелья, над селением. До крайних дувалов – километра не было. А спуск – стена отвесная, мама не горюй, камень секунды три летел. Только на рассвете спустили вниз дозор. Пять человек и Славка среди них. И ведь в ночные приборы секли, и постреляли для острастки по кишлаку, а все одно – прозевали. Думали, чисто! Только ребята спустились, на сорок шагов не отошли – кинжальным огнем всех положили. Троих насмерть сразу, одного в живот. А Славику три пули, как потом выяснилось, в ногу, строчкой. На глазах все в момент. Просто повалились ребята, без выстрела, без крика.

Где «духи» засели, мы быстро разобрались, да что толку? Головы не дают поднять. И «душары» подойти не могут, на предполье мы их перебьем. Да, конечно, миномет не мешало бы. Только не было. Пока связались с батальоном, объяснили, пока в обход другая рота пошла да с «духами» завязалась – десять часов под солнцем пацаны лежали. Конец мая, не забыли? Ни камня, ни кустика рядом.

Потом Славян рассказывал, что будто ребром лопаты ему со всего маху саданули по бедру. Прикиньте, какая боль, а ведь он все эти десять часов сознания не терял. Железный пацан. Слушайте, что делал.

Во-первых, себя жгутом перетянул. Потом ползал и подтягивал к себе братанов. И вот как-то аккуратно так укладывал в рядок. Мы кричим, он головы не поворачивает. Во-вторых, стал всем промедол колоть, из фляжки водой поливать. Рассмотрели в бинокль: гранату рядом положил. А как все это закончил – лег за пулемет. Хоть и выше дувалов у него очереди шли, но если бы кто задумал подобраться – срезал бы, точно. Заметьте, все это время он сознания не терял. Вытащили их к вечеру, когда «духи» отошли. Видно, на крепкую банду нарвались. Потом узнали – малиши, пуштуны, пограничники пакистанские. Этим повоевать – как медведю побороться. Видел! Зря бы не трындел. Какие? Белокожие, не как узбеки или хазары. Бороды у всех черные, носы прямые. Короче, переодень, побрей – русский или осетин, точно. Чего смотреть? У евреев тоже обрезано. Конечно, мусульмане. Не сикхи же. Да я мертвых не то чтобы боюсь, так, брезгую. Особенно если чужие. Потом руки скоблю, все чем-то пахнет не тем. Вы бы про Славку слушали, развеселились!