Подозрительные обстоятельства - Патрик Квентин

— Ты не хотела бы остаться здесь еще недельки на три, а, Анни? Гарантирую 55, а может, и 60 тысяч долларов за выступление. Разумеется, я не настаиваю. Но если понадобится, Анни, помни: Лас-Вегас ждет тебя.

Он ушел. Ронни дрожал как в ознобе. Мать мягко взяла его за руку и повела в соседний номер. Дверь в номер Сильвии она заперла. Ронни лег.

— Вот так, дорогой. Ты понял? Все будет в порядке. Стив умеет держать слово. А теперь мы с Ники уходим, нам пора.

Когда мы вернулись в ее уборную, мать сказала:

— Ники, вряд ли стоит сейчас говорить о случившемся. Во всяком случае, до завтра надо помолчать. Бедняжки, им и без того хватило волнения. Нет нужды начинать все сызнова. Правда?

— Да, мама.

— Кстати, ты слышал, что Стив сказал о Прелести? По-моему, он прав. Досадно, что она не прислушивается к советам. Сколько раз я твердила: если хочешь выступать на сцене, помни — весь секрет в равновесии. Знаешь, дорогой, она меня беспокоит. В ней есть что-то жестокое, чего я сразу не заметила. Надеюсь, ты не слишком связал себя?

— Мама! — негодующе воскликнул я.

— Но, дорогой, ты так молод, так легко поддаешься влиянию. Это беспокоит меня…

Я не выдержал и выбежал из комнаты. «Ненавижу! Она чудовище. Я — сын Несравненного Чудовища».

Я продержался на сцене в тот вечер каким-то чудом. Успех превзошел все ожидания, нам аплодировали с еще большим энтузиазмом, чем на премьере. Мать снова была в центре внимания. Потом мы отправились на прием к Стиву Адриано.

Я старался держаться в стороне, изнывая от беспокойства. Зато мать, казалось, ничто не тревожило. Она пела, заражая своим весельем других. В общем, это был настоящий праздничный Лас-Вегас. А тем временем кто-то возился с трупом Сильвии.

Мать словно обо всем забыла, но я-то помню о фотокопии и подлиннике. Сильвия была уверена, что их никто не найдет. Но если некто, вроде мистера Денкера, после ее смерти вскроет конверт…

Впрочем, почему меня это должно волновать? Какое мне дело? Как я наивен, что беспокоюсь о матери…

А тем временем Прелесть изо всех сил старалась показать, на что способна. С чего все началось, не знаю, я не заметил. Но она выступала перед знаменитостями, и потому пела и танцевала, выкладываясь без остатка. Я поймал себя на мысли: «Что если мать права?» Но тут же отогнал ее от себя, заподозрив, что мать и здесь гнула свою линию. В самый разгар выступления Прелести мать встала. И это послужило сигналом к окончанию приема.

Мать усадила меня в машину рядом с собой. Я так устал, что не смог сопротивляться. Так естественно: мать и сын едут вместе.

Мы вернулись раньше всех, и мать увела меня к себе. Прежде такое случалось частенько.

— Ники, милый…

— Да?

— Ты все еще в ужасе… насчет Стива и остального?

— Полагаю, нет, мама.

— Мы должны бороться, дорогой. Ты поймешь это, когда станешь старше. Если хочешь добраться до вершины и остаться там, нужно бороться, бороться каждую минуту.

— Да, мама.

Она сняла с себя украшения и положила перед собой.

— Дорогой.

— Да, мама?

— Я так устала, что едва держусь на ногах. Убери это, пожалуйста.

Она протянула мне драгоценности. Шкатулка стояла на розовом столике перед зеркалом. Я открыл ее, и тут мне в глаза бросился листок фотокопии. У меня мороз пошел по коже. Чтобы унять дрожь, я встряхнулся, как Трай. Но это не помогло. Под фотокопией лежало письмо. То самое, которое, по словам Сильвии, никто никогда не найдет. Не просто письмо, а письмо. Я понял это сразу, узнав почерк Нормы. Я тупо разглядывал оба листа, «…не только я. Спроси моего бывшего мужа, Роже Ренара. Он был там, когда она это сделала…» Я мгновенно пробежал глазами эти строчки.

«Это сделала»! Что сделала? Вступила в тайный брак? Но про брак так не говорят. Значит…

— Мама… — Голос мой дрогнул. Что мне делать, как быть? Хотелось умереть.

— Что? — спросила мать вдруг разом охрипшим голосом и бросилась ко мне. Она тоже увидела фотокопию и письмо. — Ники, Ники…

Я отвернулся.

— Значит, это сделала ты? Сперва Норма… Теперь, зная, что Стив все сделает для тебя… Сильвия.

— Ники!

Мать вложила в это слово все свое возмущение, но это уже не действовало на меня.

— Ники! — вскричала она и крепко обняла меня, прижала к себе. — Ники, милый, поверь, я впервые это вижу! Клянусь тебе. Кто-то подложил их сюда. Кто-то… Ники, дорогой…

— «Если хочешь остаться на вершине, — мой голос дрожал и срывался, — нужно бороться каждую минуту».

Слез не было, глаза мои оставались сухими, но голова раскалывалась. Я разомкнул крепкие объятия и направился к двери.

— Ники, сынок, не уходи…

Но я уже выбежал из комнаты и побежал куда глаза глядят, прочь от этой ужасной гасиенды.

На улице было светло. Высоко в небе светила луна. В моей разгоряченной голове мелькнула мысль: если мать побежит за мной, я убью себя.

Не знаю, как долго я пробыл в таком состоянии. Казалось, вечность. Я стоял и смотрел на луну. И вдруг почувствовал чужую руку.

— Николас.

Всем своим существом я почувствовал, что Прелесть — единственный человек в мире, который мне сейчас близок. Я обнял ее.

— Ники, — голос ее звучал мягко, как ветерок в пустыне, — Ники, милый, что случилось?

— Мать… — начал я.

— Ты имеешь в виду, что ей не нравится мое участие в выступлении? Она все время придирается. Но ты не думай, я не обижаюсь. Она ведь знаменитость, звезда. А звезды все такие. От них нельзя ожидать снисхождения к бедным девушкам, которые пытаются…

— Это сделала она, — выдавил я с трудом. — Она убила Норму. А теперь… теперь убила Сильвию. Она что-то натворила в Париже, и Норма знала об этом. Сильвия узнала…

Не выпуская Прелести из объятий, я рассказал ей все — о мертвой Сильвии в ванной, об отпечатках собачьих лап, о Стиве Адриано, о письме в шкатулке для драгоценностей.

— Вот так обстоят дела. Но меня это не касается. Что с того, если она убийцй? Кого волнует это старое чудовище…

— Ники!

— Ты скажешь — она моя мать, но мне все равно. Я же не виноват, да? Я-то здесь вообще ни при чем! Меня не спрашивали, хочу ли я родиться…

— Ники, успокойся. — Я почувствовал, что она гладит мои руки. — Выслушай меня. Ты напрасно думаешь, что Сильвию убила Анни.

Прелесть прижалась ко мне, вглядываясь в лицо. Я видел при лунном свете, как блестят ее глаза.

— То, что произошло в Париже… Я об этом не знаю. Ничего не знаю. Но она не убивала Сильвию, не убивала Норму. Послушай, Ники. Днем, после нашего возвращения от Сильвии, когда вы все разошлись, Анни пришла ко мне.

— Пришла?..

— Да. Я не успела войти в комнату, как пришла она. И с места в карьер принялась читать мне нравоучения и песочила почти до самого представления. Понимаешь? У нее просто не было времени ни для чего другого.

— А собачьи лапы? А письмо в ее шкатулке?

— Это не она, Ники. Могу поклясться. Это сделал кто-то другой.

Собачьи следы. Значит, это не Ронни. Он не мог заполучить Трая. Остается Пэм, владелица пса. Пэм, которая могла знать о Париже. Пэм, которая была бы рада отдать за мать душу. Пэм, которая в вечер падения Нормы находилась поблизости. Она сама так сказала!

Сказала!

Но если Пэм, безумно преданная матери, убила двух ее соперниц, то от этого никому не легче. Нет, легче! Пэм не мать. О Пэм можно думать, ее можно подозревать.

Я все крепче прижимал к себе Прелесть. Я более не сомневался, что люблю ее. Потому что она принесла мне облегчение? Или потому, что она Прелесть? Кто знает?

— Милая, когда я думал, что убийца — моя мать… я готов был умереть.

— Бедняжка!

— Но, надеюсь, теперь все в порядке.

— Ники, ты со мной. Я всегда рядом. Я целовал ее губы, щеки, волосы.

— О, Ники, я поклялась, что не скажу тебе, потому что у тебя Моника и ты сын Анни Руд, а я — простая девушка… Но все же… Ники, я люблю тебя.

— Прелесть!

Луна над нами сияла ровным холодным светом.

Глава 16

Когда я проснулся, был уже полдень. Мне вспомнился вчерашний разговор с Прелестью, ночной Лас-Вегас, и я поспешил к матери. Она сидела на кровати и читала газету. Я обнял ее, в ответ она поцеловала меня, и мы оба почувствовали огромное облегчение. Я присел рядышком.

— Привет, ма! *

— Ники, милый, взгляни-ка, какие ужасные вещи пишет «Таймс».

О смерти Сильвии Ла-Мани трубили все газеты. Ее в семь утра обнаружила в ванной горничная, которой было приказано доставить Сильвии чашку чая «по доброй английской традиции». Как установил доктор Вудсайд, смерть наступила в результате сердечного приступа, который явился следствием неправильного питания и горячих солевых ванн. По утверждению врача, данный случай полностью аналогичен смерти кинозвезды Марии Монте, также умершей в ванне. Режиссер Рональд Лайт, с которым беседовали в отеле «Тамберлен», «потрясен потерей еще одной претендентки на роль Нинон де Ланкло». «Может, все дело в «Вечной женщине»? — вопрошали газеты. Похороны Сильвии были назначены на среду в Беверли-Хиллс.