Синдром Феникса - Алексей Слаповский

О том, как Гоша собирался закончить короткую футбольную карьеру и саму жизнь, Татьяна решила не рассказывать. Память потерять в этом пункте ему даже неплохо.

Гоша становился все печальнее, все задумчивее.

— А привычки проявились какие-то? Мне вот кажется, что я курить хочу. Я курил?

— Да нет почти, — рискнула Татьяна. — Попробовали и бросили.

— И правильно. Гадость. Да… Неприятно…

— Ничего, — утешила Татьяна. — Понемногу все вспомнится. Вам только от огня подальше. А то что получается: вы вспоминаете, вспоминаете, начинаете опять человеком становиться… То есть вы и так человек, но вы понимаете, да? И вдруг — хлоп — и снова полный ноль.

— Да нет, не ноль, — не согласился Гоша. — Если бы ноль, была бы пустота.

— А у вас что?

— Давит что-то, — Гоша приложил руку к груди.

— Это вы легкие обожгли, — сказала Татьяна. — Или еще при стенокардии так бывает, у моего папы так было. К врачу бы сходить. Мы, кстати, ходили уже к одному. К психиатру. Дельный человек. Думаю, еще бы вам к нему надо — пусть сравнит.

— Пусть, — кивнул Гоша, которого слово “психиатр” ничуть не оскорбило, не то что Гошу прежнего. — А давит, Татьяна, не знаю, как по отчеству…

— Да мы так обращались. Таня — Гоша.

— Почему Гоша?

— Ну, решили так. Что давит-то?

— Давит какое-то… воспоминание, что ли… Но такое, которое я не могу вспомнить… Не знаю, как объяснить…

— Поняла, — догадалась Татьяна. — Это все равно как помнишь, будто что-то забыл, а что именно забыл — не помнишь.

— Да. Ощущение, что я обязан вспомнить что-то очень важное… Очень…

— Хорошее?

— Не уверен, — признался Гоша.

На другой день Татьяна и Георгий (она стеснялась почему-то теперь называть его Гошей) пришли на прием к психиатру Кобеницыну.

Тот был рад видеть интересного пациента.

— Как ваши дела?

— Плохо, — ответила за Георгия Татьяна. — Только начал в себя приходить — случился пожар, опять память отшибло.

— Надо же! — невольно обрадовался Кобеницын такому занятному обстоятельству, но тут же сделал серьезное профессиональное лицо. — Значит, огонь вам противопоказан!

— Да мы уж и сами поняли… — сказала Татьяна.

— А с общей памятью как сейчас? — спросил Кобеницын Георгия. — Не касательно вашей личности, а окружающего мира? Прошлый раз вы оперировали ограниченным набором бытовых понятий. Как сейчас? Кругозор не расширился?

— Не могу оценить: не помню, каким он был раньше.

— Это верно. Ну, к примеру: что такое… — Кобеницын подумал, чем бы озадачить для начала. И выдал из своей области, но доступное и другим образованным людям: — Что такое экстраверт?

— Человек, открытый отношениям с другими людьми. А интроверт, наоборот, закрытый человек, — легко и спокойно ответил Георгий.

— Надо же, — покачала головой Татьяна. — Первый раз такие слова слышу. Интересно, а я-то кто?

Кобеницын усмехнулся:

— Сам о себе человек не всегда правильного мнения.

Татьяна возразила:

— А кто же тогда правильного? Я просто не пойму, как можно определить? Открытый — закрытый… А если я для одних открытая, а для других закрытая?

— Это тонкости, мы о другом.

И он продолжил беседу с Георгием.

Довольно быстро выяснилось, что Георгий обладает кругозором, намного шире среднего. Разбирается в политике, как внутренней, так и международной, в общественной жизни, в спорте. А также в литературе и искусстве — назвал имена художников Репина, Левитана и Дали и довольно много писателей из школьной программы и даже современных, о которых психиатр и слыхом не слыхивал. Он знал все, о чем спрашивал Кобеницын, и явно мог бы сказать больше, если бы Кобеницын спросил, но врача ограничивал собственный кругозор, имевший ощутимые пределы из-за молодости и специализации, на которую он потратил годы учебы и практики.

Тем не менее Кобеницын копнул вглубь, пытаясь понять, что Георгию известно лучше, что ему ближе, и исходя из этого определить, приблизительно, его профессию или род занятий.

— В автомобилях разбираетесь? Карбюратор от инжектора отличите?

— В общих чертах.

— Финансы? — наугад спрашивал Кобеницын. — Сальдо, баланс, авизо, кредит, депозит, — перечислял он, сам не понимая значения половины слов.

— Сомневаюсь.

— Компьютеры? Софт, драйвера, инсталляция, утилиты, — пугал он Георгия теми терминами, которыми морочил его три дня назад юный и самоуверенный спец, вызванный для починки кобеницынского старенького компьютера и цедивший эти слова с убежденностью, что не знать их может только детсадовский малец (это Кобеницына, конечно, уязвило, вот он мимолетно и отыгрался на другом — впрочем, без злорадства).

— Слышал что-то.

Кобеницын спрашивал долго, составляя список и отмечая отрицательные ответы минусами, неопределенные галочками и более или менее утвердительные — крестиками. Все крестики оказались проставленными возле областей, которые, к сожалению, не позволяли идентифицировать профессиональную принадлежность Георгия, так как в этих областях каждый человек считает себя знатоком, то есть: политика (особенно внешняя), спорт, телевидение, здравоохранение. Георгий знал обо всем понемногу, но вразброс, отрывочно, без системы.

— Между прочим, — сказала Татьяна, — он когда болел, он во сне на немецком языке свободно говорил. И на английском, кажется.

— Так-так-так! — оживился Кобеницын. — А ну-ка, попробуйте!

— Ихь хайсе… Штрассе… Шпацирен… — неуверенно сказал Георгий.

— Так! А по-английски?

— Ай хангри… Еллоу субмарин…

— Во сне у тебя гораздо складнее получалось! — заметила Татьяна.

— Объясню! — воскликнул Кобеницын торопливо, словно опасался, что объяснит кто-то другой. — Мы за свою жизнь получаем огромное количество информации, но она хранится в пассивной памяти! То есть мы не помним того, что знаем!

— Как это? — не поняла Татьяна.

— Очень просто. Вы какой язык в школе учили?

— Немецкий.

— Читаете, разговариваете?

— Да ни черта.

— Вот! Но вы же учили слова и целые тексты!

— Само собой. Иначе как бы я четверку получила в аттестате? Я хоть и в деревне училась, но у нас школа самая большая в районе, учителя серьезные.

— Следовательно, все эти слова и тексты в вас есть! Они заложены, но не работают. Известны случаи, когда человек под влиянием шока вдруг начинал абсолютно свободно говорить на том же немецком или английском языке! И никакой фантастики — просто из его пассивной памяти высвободилось то, что он знал!

— А в футбол вот он играть вдруг начал, это как? — спросила Татьяна.

— И хорошо? — Кобеницын совершено не интересовался футболом, и события, связанные с триумфом и падением Гоши-футболиста, ему не были известны.

— Очень хорошо. Это не по-немецки говорить, это же навыки иметь надо, правильно?

— Да, — задумался Кобеницын. — С другой стороны, теоретически можно допустить, что любой, кто хоть раз смотрел футбол, может заиграть в него, как чемпион мира. Если ему внушить, что он чемпион. Известны случаи, когда под гипнозом люди на рояле начинали играть, хотя до этого только и знали про рояль, что клавиши черные и белые и что их много, — похвастался Кобеницын своим остроумием.

— Но я ведь не под гипнозом, — напомнил Георгий.

— Верно. У вас получается какой-то… синдром Феникса! — сделал открытие Кобеницын. — То есть попадаете в огонь — и заново возрождаетесь. Но не таким же, а новым. Сначала вы были совсем как ребенок, потом у вас был пубертатный период, переходный, а теперь вы явно взрослый человек! То есть вы за короткий период проходите все этапы человеческой жизни.

— То есть он следующий раз может стариком очнуться? — спросила Татьяна.

— Вряд ли. Но вы в любом случае, если что, сразу ко мне!

Проводив пациента, Кобеницын начал делать записи в истории болезни. Он чувствовал возбуждение и подъем. “Синдром Феникса” — отличный термин, да и само явление достойно внимания, тут материала не на кандидатскую, а на докторскую может хватить — если найти еще два-три подобных случая.

(Потом, дома, он перерыл ревниво все имеющиеся книги, отыскивая, не открыл ли кто уже это явление. И убедился — никто не открыл, он будет первым!)

А Георгию и Татьяне опять, как в прошлый раз, встретилась на выходе Лидия.

— Что-то вы зачастили! — сказала она вполне любезно и приветливо. — А я вот анализы сдаю, сахар в крови обнаружили. Что ж тут делать, значит, сладкая я женщина! — улыбнулась Лидия. И пошла дальше.

— Я ее знал? — спросил Георгий.

— Подруга моя.

— Какая-то… приторная какая-то женщина.

— Да? А тебе нравилась.

Георгий испуганно обернулся, Татьяна рассмеялась:

— Да нет, ничего такого не было!