Синдром Феникса - Алексей Слаповский

— Ты чего?

— Кого-то ты мне напоминаешь.

— Наверно. С этого и началось: с кем-то спутал, прибился.

— С кем?

— С женой, наверно, — пошутила Татьяна.

— Вряд ли. Мне кажется — с мамой.

— Думаешь? Я мамой быть не согласна! — засмеялась Татьяна и тут же опустила голову, прикусила губу: он может увидеть в ее словах намек. Потому что если не мама, то кто?

Но он намека не уловил, думал о своем. И высказался:

— Таня, ведь это страшно — маму не помнить.

Она мысленно охнула.

Она, может быть, впервые почувствовала, что это такое — ничего не помнить. Она вот к хворающей матери, гадина такая, ездит два раза в год (правда, все время уговаривает переехать в город, но та не соглашается), вспоминает ее, если честно, не каждый день, а то и не каждую неделю, закопавшись в своих делах, но представить, что вообще бы ее не помнила… Это же все равно что не от матери, а из воздуха родиться, то есть не чувствовать себя человеком! Жуть какая!

И Татьяна, не думая, правильно или неправильно, да как он поймет, да что это значит, подошла к Георгию, сидевшему за столом, обняла его голову и сказала:

— Господи… Бедный ты мой…

А он прижался щекой к ее руке. А потом взял и поцеловал руку.

Поднял голову, увидел, что Татьяна тихо плачет.

— Перестань. Все вспомню, никуда не денусь.

— Да я не про тебя.

— А почему тогда?

— Первый раз в жизни, блядь, руки целуют! — сказала Татьяна и отошла.

Именно так она и сказала, и я ничего с этим не могу поделать. Татьяна хорошо училась в школе, старалась себя воспитать, лишний раз не ругалась матом, даже с подвыпившими покупателями, при детях не выражалась вообще. Но сказала так, и, повторяю, изменить ее слова я не в силах.

Харченко не бездействовал.

Послал новый запрос, приложив фотографию, описав ситуацию и указав, что данный неопознанный гражданин является, скорее всего, жителем Москвы или Московской области. Возможные профессии — строитель, футболист. Но не исключено, что и вор. Впрочем, все это бывает сочетаемо.

Но ответа все не было.

Он звонил: ищут ли?

Отвечали: ищем, никаких результатов. Сам в нашей системе работаешь, знаешь, насколько бывает трудно найти человека, а найденного — опознать.

Харченко не столько заботился о служебном розыске, он все чаще думал о Татьяне. Сначала ему казалось, что это вполне привычные мысли — плотские. Или, если говорить современным языком, которым лейтенант владел в совершенстве, сексуальные. Подобные мысли овладели им лет с тринадцати и почти никогда не отпускали, что его не тревожило: парень видный и на видном месте, он устроил свою жизнь так, что за возникновением желания сразу же следовало осуществление оного. Во-первых, дюжина знакомых девушек из продавщиц, парикмахерш и молоденьких работниц сбербанков (только Харченко знает, как любвеобильны эти тихие девушки, весь день считающие чужие деньги, — может, их это и возбуждает?). Во-вторых, постоянная, хоть и опасная, связь с женой заместителя начальника отдела, пьяницы, страдающего мочекаменной болезнью. В-третьих, бесплатные девушки из интим-салонов, которых в Чихове как в городе приличном, цивилизованном было целых три.

То есть — без проблем.

Но о Татьяне он думал как-то иначе.

Это его раздражало.

Он находил причину почему-то не в ней и не в себе, а в Георгии. Решил, что его чисто эстетически возмущает сожительство красивой молодой женщины с фактическим бомжем.

Но когда Георгий из бомжа превратился в нормального работника, раздражение увеличилось.

Он посетил ландшафтное строительство у дома Ренаты Ледозаровой и спросил Георгия:

— На основании чего трудимся?

— На основании желания! — встрял Одутловатов.

— Я без шуток! — жестко сказал Харченко. — Где документация? Где подряд на работы? А?

— А чего ты к нам-то пристаешь? — вмешался Кумилкин, считая своим долгом почти вора почти в законе (к каковым он себя причислял) не церемониться с ментом. — Иди вон к хозяйке, у нее и спрашивай!

— Я и без этого знаю: подряда нет, документации нет. Типичный уход от налогов! Придется прикрыть вашу лавочку!

Георгий вылез из очередной ямы, которую копал, и спросил не по теме:

— Обо мне не узнали ничего?

— Это вопрос второй, — сказал Харченко. — Не узнал пока. А раз так, то вы никто. И работать не имеете права!

— У нас каждый имеет право на труд! — вспомнил советский писаный закон Одутловатов.

— Зато не каждый имеет право на оплату! — тут же напомнил ему Абдрыков другой советский закон, неписаный. (Впрочем, не только советский.)

Тут подъехала на своей серебристой машине Рената. Вышла.

— В чем дело, Виталий?

Они знали друг друга — и вполне коротко, по имени и на “ты”. Виталий, правда, не был в числе претендентов на руку, сердце или тело Ренаты, но она в этом и не нуждалась: чин у него не тот.

Виталий на приятельское обращение не откликнулся, повел себя официально:

— Что за люди, Рената Владимировна? На каком основании работают?

— А пойдем в дом, объясню.

Виталий сразу понял, зачем его зовут (денег сунуть на бедность), и отказался:

— Я и здесь послушаю.

— Да? Тогда я тебе ничего не скажу.

— А как же?

— А так же!

И через день Ледозарова привезла и вручила Харченко при свидетелях папку с документами:

— На. Договор и все, что надо. И бригада оформлена. С льготами через общество инвалидов, бригадир — инвалид второй группы, Одутловатов Олег Трофимович, можешь проверить.

— Не буду я проверять! — отстранил папку Харченко. — На это другие органы есть. Я просто спросил в смысле соблюдения законности.

— Соблюдена, Виталя. На сто процентов!

И она ушла, оставив Виталия огрызаться на шуточки коллег, которые сразу сообразили, в чем дело.

— Нашел, с кем связываться, чудак!

В самом деле, связываться с Ренатой Ледозаровой было пустым занятием — прожженная и опытная деловая женщина.

Но не сухая бизнесвумен и не торговка, выбившаяся в люди: у нее за плечами, между прочим, был педагогический институт, факультет физического воспитания (неплохо играла в волейбол когда-то). Да и упомянутая мать-челночница была по образованию ветеринар, просто время вынудило ее заняться прикладным бизнесом, а как все наладилось, Рената помогла ей открыть лучшую в городе ветеринарную клинику с умеренными ценами. К тому же все чиховцы знают: если кто примчится с любимым болящим котом или захворавшей неожиданно собакой, а денег по бедности не окажется, то примут и без денег, в долг.

Рената старалась дружить с образованными и культурными людьми, в своей торговой среде вращалась только по делу, хотя и там встречались весьма интересные личности. А больше всего она ориентировалась на лучшую подругу Динару, зубного техника, которая зарабатывала хоть и не огромные деньги, но зато выстроила свою жизнь идеально — по соотношению цены и качества. Квартирка небольшая, но с отличным дизайном, с кондиционерами, с видеонаблюдением. Как у людей. Машина недорогая, но все же иномарка — аккуратный маленький “Опелёк”. Любовник немолодой (она тоже была одинока), но представительный, достойный, из городской администрации. Ну и так далее. В области культурных потребностей у нее тоже было в порядке — всегда в курсе того, что читают, смотрят и слушают ориентированные люди (попсу при этом презирала).

Но Рената знала, что, придерживаясь продвинутой позиции, надо иметь и что-то лично свое, оригинальное (часто демонстративно пошлое, что лишь подчеркивает изысканность вкуса), поэтому завела себе коллекцию старых советских фильмов — “Кубанские казаки”, “Светлый путь”, “Москва слезам не верит” и умела завести разговор о том, что да, это мифы, это неправда, но в мифе душа народа отражается даже больше, чем в чем-то якобы правдивом. Ибо правда всегда относительна, а миф абсолютен.

На эти темы она и заговорила однажды вечером, пригласив Георгия в дом.

Начала строго и по делу:

— Что-то не очень быстро движется у вас.

— Люди все неопытные. И я в том числе.

— Неправильно оправдываетесь, — усмехнулась Рената. — Обычно говорят: объем большой, денег мало, стройматериалы плохие.

— А я не оправдываюсь, просто говорю.

— Ну-ну. Выпьете?

— Холодного чего-нибудь.

— Коктейль?

— Можно и коктейль.

Рената приготовила любимый коктейль “морская пена” — водка, лимонный сок, сахарный сироп, белок яйца. И крепко, и вкусно.

Георгий выпил, оценил:

— Хорошая вещь. Не пробовал.

— Вообще не пробовали? Или к другим привыкли? У вас ведь, я слышала, с памятью проблемы?

— Проблемы, да. Иногда что-то вспоминаю. То есть кажется, что помню. А другое — совсем незнакомо.

— И со всем так?

— Со всем.