Пикник с кровью - Ренато Оливьери

- Вы случайно не знаете, почему Ринальди не женился на Анжеле?

- Потому что Анжела уже замужем. За одним негодяем. После нескольких месяцев супружества он уехал в Голландию или Бельгию, захватив с собой все ее деньги. Жулик.

- Она его искала, подавала в суд?

- Не думаю, уж очень все это противно. Она осталась одна, замкнулась в себе, пока не встретила Этторе. Этторе был святой человек. Добрый, внимательный, ласковый... Вот почему Анжела так привязалась к нему. А эти проклятые...

- Синьор Прандини, - впервые подала голос Надя, - Анжела, возможно, видела одного из убийц. Ключи, которыми он пытался открыть дверь квартиры, доказывают...

- Что доказывают? Квартирные кражи сегодня в порядке вещей. Нет семьи, которая не пострадала бы от этих бандитов, ублюдков, наркоманов...

- Вы не думаете, что ключи, которые у него были, принадлежали Этторе Ринальди?

- Думать можно о чем угодно, комиссар. Беда в том, что Анжела даже не смогла увидеть этого негодяя в лицо.

- Я знаю, он убежал. Может, на улице был соучастник, который его ждал?

Прандини снова сложил руки на груди, замком сцепив пальцы, и ядовито усмехнулся.

- Я понял. Вы думаете, что Анжела могла увидеть машину или мотоцикл, на котором они задали деру, но не сказала вам об этом? Но тогда зачем ей вообще было говорить о парне с ключами? Я понимаю, вам хочется соединить два убийства чем-то, кроме пуль девятого калибра, но боюсь, что вы на ложном пути.

Он встал. Амброзио и Надя тоже поставили свои бокалы, ожидая дальнейшего шага. Прандини вел себя как-то особенно, с намеками, то казался искренним - и опасным, то - ироничным, открытым, гостеприимным.

- Хочу вам кое-что показать. Оденьтесь, выйдем.

В сопровождении собаки они направились к небольшому строению из красного кирпича, с высокой крышей и белой трубой, из которой в холодное утреннее небо вился тонкий дымок. Внутри было что-то вроде выставочного зала. Просторную комнату украшали флаги, в центре висело трехцветное знамя с орлом, распростершим крылья.

- Это знамя моего полка.

- А остальные?

- Видите вымпел? Это восьмой королевский танковый. А это - шестого африканского эскадрона, дивизиона броневиков. Боже, какие шли бои! Если кто-то выживал, тот уже ничего в жизни не боялся.

- Вы создали частный музей.

- Только знамен, касок и шлемов.

Действительно, на длинном столе вдоль одной из стен были разложены шлемы и каски разных родов войск, колониальные шлемы с очками против песка, береты. На стенах висели военные топографические карты.

- Не так-то просто было собрать это все. Когда я начал, прошел слух, что один сумасшедший богач скупает военные сувениры. И тогда... В общем, я должен был спасаться, особенно от ветеранов и их реликвий. Я покупал только то, что меня близко касалось. Например, меня не интересовали действия военного флота.

- Как и оружие, - подсказал Амброзио, с любопытством разглядывая черный шлем.

- Я бы с удовольствием собрал коллекцию оружия, но как это сделать? Все не так просто, как кажется, комиссар. Может, когда-нибудь... Кстати, а вы каким пистолетом пользуетесь?

- "Беретта". Как и вы.

- Отличное оружие. Правда, когда-то я предпочитал "люгер". А вообще-то "люгер", или парабеллум, или Р-38 - не имеет значения. Красивое оружие. Капризное? Кое-кто и впрямь так говорит. А что до меня, я никогда не пожалел, что верил в него. - Он посмотрел на Амброзио, потом на Надю Широ. - Это как сказать, что "ролле ройс" не нравится механикам. Кто так говорит? Те, у кого руки, извините, в заднице.

- Вы знаете некоего Клема Аббатанджело, синьор Прандини?

- Аббатанджело? Никогда не слышал. Кто это?

- Деловой человек, - ответила Надя. - Хозяин одного гаража.

- Гаража? - Прандини покачал головой и взял Амброзио под руку.

- Я покажу вам речку, пойдемте.

Они пошли по дорожке, посыпанной белой галькой, которая едва заметно поднималась на возвышение. Наверху ряд тополей замыкал пейзаж, видный из окна виллы. За деревьями, внизу, метрах в двухстах текла река, намывшая кое-где по берегам полоски светлого песка. На другом берегу тоже виднелись тополя вскоре под апрельским солнцем они заиграют блестящей зеленью.

- Я просыпаюсь рано, почти с рассветом, и прихожу сюда наблюдать По. Разве это не чудо? Я купил этот дом, потому что По - моя река. Она мне спасла жизнь.

- Вы были в этих местах в конце войны?

- Примерно в этих. Я прятался в одном шалаше, потом в другом. Все-таки, что ни говори, я не был невезучим. Знаете, сколько мне было? Двадцать два. Вот смотрю я на нее и вижу, как над водой поднимается туман. Летом краски яркие, пронзительные, осенью - пастельные, мягкие. Как я хочу, чтобы какой-нибудь хороший художник нарисовал все это.

Ветер от реки растрепал ему волосы, белый чуб мягко шевелился, отчего Прандини казался старым мальчиком.

- А где теперь ваш "люгер"? - одна и та же мысль, казалось, точила Амброзио, как жук-древоточец дерево.

Прандини обернулся, его лицо исказила болезненная гримаса, годы страстей и разочарований, как в зеркале, отразились в ней.

- Я же говорил вам: я вернулся домой ночью. Отец спрятал меня на чердаке. Пистолет лежал в ранце вместе с гранатами. Отец все уничтожил.

- Ваш брат... Вы жалеете, что он уехал в Южную Америку?

- Мы виделись редко. Жена его педантка, вечно всех поучала. Предубежденность и невежество. Моя жена с ней были подругами, они и сейчас дружат.

- Вы женаты?

- Она не живет со мной. Мы разошлись. Без судов, печатей, адвокатов. Частный развод, - он улыбнулся. - Я купил ей квартиру, нанял одного педераста-архитектора, чтобы обставил ее, как она хотела, нашел даже девушку-филиппинку, которая умеет готовить итальянские блюда. Вдали от меня она считает, что выиграла в лотерею. Хотите знать, как она проводит время? Парикмахеры, выставки, массажи и концерты. Королева! Королева в ссылке, комиссар. - Прандини оживился, у него прошла меланхолия.

- Надо полагать, она была не такой уж плохой женщиной, синьор Прандини? с нарочитой наивностью спросила Надя.

- Вы правы, когда-то была. Хоть она уверена, что осталась такой же. Она моложе меня, и намного. Но шея, девочка моя, шея и щеки у женщин - больное место. Настоящие предатели, наглые и бесстыдные.

- Она живет в Милане?

- А где же еще? Тильда захотела поближе к Сан Бабила. Ей никогда не нравился этот дом, эти поля, даже река. Что она понимает в реке? Я влюбился в нее, когда она была совсем юная. Непохожая на меня. Ей нравились кремовые пирожные, а меня от сладостей тошнит. Я всегда пил кофе без сахара.

- Вы часто видитесь?

- Когда бываю в Милане по делам, случается, останавливаюсь у нее. Специально для меня одну комнату оклеили зелеными обоями. Под цвет леса. - Он с шумом втянул в себя воздух. - Посмотрите в небо. Видите, это стаи мартовок. Непонятно? Утки. Чувствуете запах воды и горелой травы? Замечательно, правда? И я должен был бросить все это, чтобы жить в бензиновой вони?

Он повернулся к Наде, которая, сунув руки в карманы пальто, глядела вниз, на реку.

- Вам холодно?

- Наверно, мне было бы одиноко в деревне. Как вашей жене...

- А я уже привык. С тех пор как... - оборвав фразу, он подобрал камень, бросил с ловкостью, необычной для его лет, и овчарка рванулась за ним. - Но мы люди сумасбродные. В Африке я носил с собой книжечку стихов. Одно из них я иногда читал товарищам. "Река, протекая, меня шлифовала, словно собственный камень..."

Они переглянулись удивленно.

Полчаса спустя в столовой с накрытым овальным столом и запахами специй, под веселый треск горящего камина они продолжили разговор.

- Синьор Прандини, человек, которого я ищу, полагаю, не понимает, что он обыкновенный убийца. Он считает себя судьей, который действует от имени попранного в нашей стране закона. Он сам выносит и вершит свои приговоры, потому что не верит в правосудие.

- Разве можно называть страной эту мусорную свалку?

- Об этом же говорил ваш приятель Де Пальма. И все-таки мы живем в демократической стране, где порядок должны наводить не отдельные мстители, взявшие на себя функции господа Бога, присвоившие себе право карать и миловать, а правосудие, и только оно.

- Правосудие?! - гневно повторил Прандини. - Как же оно допустило, что целые области оказались в руках организованной преступности? Что героин стал чуть ли не базой нашей экономики? Что похищение детей превратилось в процветающий бизнес, к которому в нашей стране бездельников уже привыкли, и плюют на все, лишь бы не грозила беда их собственным чадам. Нет, комиссар, мы сделаны из другого теста. Ищите, если хотите, тот "люгер". Но знайте, что это не мой, у меня его нет. Ни разу с тех пор не видел.

- Это могло быть оружие капитана Де Пальма.

- Не представляю, чтобы Джорджио с пистолетом в руках охотился за какими-то негодяями. Он мрачно настроен, презирает философию "возлюбим друг друга" и "проживем кое-как", которая господствует сегодня в республике, но из-за этого превратиться в самозваного шерифа он не способен.