Пикник с кровью - Ренато Оливьери

- Вам не нравится в деревне?

- Имеете в виду, хочется ли мне жить в этом доме около По? Вы знаете, когда вечерами я слышала звон колоколов, это "дин-дон" в тумане, который поднимался от реки, или бой часов, мне хотелось раствориться, исчезнуть, убежать на край света.

- А муж ваш, наоборот...

- Марко - человек своеобразный. Боже мой, когда мы познакомились, он был совсем не такой, по крайней мере мне так казалось. Потом, когда жили вместе, стали возникать трения, пока я ему не сказала прямо: переедем в город. Тебе кажется, я ему сказала, что лучше работать в этой дыре, среди уток и куриц? А он... Ничего не хочет слушать. Просыпается на заре, читает стихи, покупает флаги и гуляет вдоль реки, вечно в грязных сапогах и в бархатных пиджаках. Знаете, кто у него друзья?

- Старые сослуживцы.

- Где там! Священник, аптекарь, сержант карабинеров. Вы представляете?

- С каких пор вы, синьора, живете здесь?

- Уже несколько лет.

- Ваш муж много ездит, особенно по Ближнему Востоку.

- Теперь меньше. А когда-то все время торчал между Эль-Риадом, Амманом и Багдадом. А я на реке По, среди свиней и кроликов.

- Дом очень красивый, - заметила Надя.

- Вам кажется? Ему уже сто лет, может, когда-то он и был красивым, но его нельзя согреть, ночами собачий холод, а потом служанки, которых он подобрал... Если бы вы попробовали то, что они готовили, - полента, дичь, бифштексы с кровью, соусы, от которых можно помереть... Ему все это нравится, а мне.., мне-то каково!

- Синьора, вы разговаривали с мужем и, конечно, знаете, что мы ведем расследование некоторых событий, происшедших, скажем, с Рождества и немного позже.

- Вы подозреваете Марко? Она потрогала жемчуг.

- Я никого не подозреваю, никого в частности. Просто пытаюсь понять, сопоставляя различные факты, как произошли некоторые убийства, связанные со смертью Этторе Ринальди, друга вашего мужа.

- Бедная Анжела. Несчастное существо. При ее меланхолии.., думаю, мужчина с ней должен чувствовать себя тоже несчастным.

- Этторе, наоборот, несчастным себя не считал.

- Он уже был в годах.

- Ровесник вашего мужа.

- Именно. И вы думаете, что Марко, когда был моложе, вел себя, как сейчас? В молодости он был.., как молния, его никто не мог удержать. Отец даже советовал мне не выходить за него. Да, да... Говорили, что он мошенник, убийца. Да, убийца. Он вам рассказывал о войне? Никогда не поднимать вверх руки, если ты не.., говнюк, извините. Он всегда так говорил. Мне он жутко нравился, когда был молодой. Как герой модных боевиков. Другие мужчины рядом с ним казались начиненными теплым тестом. Отец правильно говорил: "Тильда, будь осторожна, этот человек слишком стар для тебя и прожил бурную молодость". Бурную, понимаете? Бедный папа... Конечно, я сделала по-своему, и судьба наказала меня за это.

- Вы говорили про Анжелу.

- Анжела - женщина, которая знает свое дело. Но слишком она чувствительная, слишком хрупкая. Не понимаю, как она очаровала такого зануду, как Этторе, педанта, который жил только привычками, без никакой фантазии. Единственное приключение, которое он пережил, - это война в пустыне. Он только и говорил, что о Роммеле.

Тильда встала. Редко приходилось Амброзио видеть, чтобы женщина в ее положении была такой самодовольной. Обычно разведенные женщины, живущие одиноко, проявляют особое отношение к незнакомым, особенно к полиции в своем доме.

- Попробуйте, очень вкусные, - она показала на коробку вишен в шоколаде. Анжела.., я никогда не могла ее понять. Ее муж, как говорил Марко, сбежал из дома, обворовав ее. Марко все рубит сплеча. Раз: там рай, а тут ад. А я всегда говорила, у него могли быть причины, ведь правда? Короче, мне кажется невероятным, чтобы человек, ежедневно, не таясь, выходивший через парадный подъезд купить сигарет, в один прекрасный день вдруг - бац! - и исчез из ее жизни навсегда, не сказав ни слова. И она пальцем о палец не ударила, чтобы его найти.

- Интересно, - согласился Амброзио, переглянувшись с Надей.

- Я сказала что-нибудь не то?

- Нет, почему?

- Я никогда не говорю ничего интересного, как считает мой муж. С ним мы всегда спорили по этому поводу.

- Не могло ли быть между Анжелой и ее мужем какого-то препятствия для нормальной жизни?

Амброзио специально выбрал довольно туманные слова, чтобы прозондировать, как говорится, почву, и Тильда посмотрела на него с восхищением, блеснув веселыми глазами.

- Видите, вы сразу поняли.

- У них не было согласия в плане чувственном, да?

- Чувственном? Лучше сказать, эротическом. Она взяла вишенку в шоколаде и засмеялась живым, заливистым смешком. Съела ягоду и посмотрела на них: в ясных глазах искрились разбуженные воспоминания.

- Джин, виски, коньяк?

Комиссар и Надя отрицательно покачали головами. Тогда синьора налила себе хорошую дозу виски, без льда, без содовой, и выпила. Абажур из цветных стекол на секретере рассеивал по комнате опаловый свет, каждое стекло представляло собой лепесток цветка.

- Она всегда преподавала в женских школах, а также давала уроки на дому. Хотела, чтобы я поехала с ней в Тревиль на лето. Я только что разошлась с Марко.

- Вы не поехали?

- Мне было неловко. Она напомнила мне одну подругу юности, которую я бросила. У всех женщин, наверное, случается... - Тильда посмотрела на Надю. Она.., она вызывала у меня какое-то отвращение.

- Лесбийская любовь?

- Нет, я ничего такого не хочу сказать. Но уверена, что у Анжелы были проблемы. - Она налила себе еще немного виски. - Вы действительно не хотите попробовать?

- У вас в доме есть какое-нибудь оружие? Вопрос удивил Тильду, застал врасплох. Глаза у нее сузились, взгляд стал отстраненным.

- Никакого.

Громко зазвонил телефон. Тильда встала и пошла к столику, на котором он стоял, слегка покачиваясь, как в танце, или стремясь попасть в ритм трезвону.

- О, дорогой, это ты? - заговорила она изменившимся голосом. - Будь спокоен, я чувствую себя отлично. Только один глоток, клянусь. Не веришь, спроси комиссара.

Она отняла трубку от уха, протянула Амброзио.

- Возьмите же, ну!

В трубке послышались длинные гудки.

- Какой нахал, - с обидой сказала Тильда. - Ну как могла я жить в согласии с этим грубияном?

- Значит, никакого оружия, синьора?

- Только кухонные ножи, хотите посмотреть? С удовольствием покажу. Прежде чем они ушли, она налила себе еще виски.

- Это как игра, в которую я играла в детстве. Берешь отдельные части и составляешь нужную фигуру, - сказала Надя, когда они поднимались на машине по сверкающему огнями проспекту Буэнос Айрес.

- Это наша ежедневная игра. Знакомишься с одним человеком, он говорит одно, говоришь с другим - что-то подтверждается, а что-то прибавляет сомнений. Настоящая головоломка.

- Она спивается, а он живет своей жизнью. Наверное, это несчастье.

- Для него?

- Для нее, комиссар, для одинокой стареющей женщины, брошенной жены.

- Тебе не кажется, что теперь мы знаем еще меньше, чем раньше?

- В каком смысле?

- Мне было приятно представлять Прандини, готового на все, которого можно допрашивать бесконечно. Вместо этого - ты заметила? - фигура, которую мы создали в своем воображении, как в твоей игре, почти растаяла.

- На берегу реки, - добавила Надя.

Темнота опустилась на город незаметно. Бульвар Гран Сассо, залитый холодным светом фонарей, озябшие, голые еще деревья и тучка, надвигавшаяся с запада как мучительное дыхание, вызывали ощущение тревоги; такое же, вероятно, как было у Тильды, когда она слышала колокольный звон из деревень, разбросанных по берегам По.

- Я все думаю о вазе, которую Анжела Бьянкарди привязывает к фонарному столбу. - Надя помигала фарами какому-то прохожему, перебегавшему улицу: мол, пошевеливайся.

- Мы приедем к ней домой неожиданно. Вряд ли она нам обрадуется, вздохнул Амброзио.

У подъезда стоял белый "фиат-500". Надя припарковалась за ним. Было освещено лишь одно окно на втором этаже.

- Добрый вечер, - сказала Анжела, открывая им дверь. Лицо у нее было бледное, со следами усталости. Она держала в руках сумку из черной ткани, из которой высовывались две вязальные спицы. Анжела поставила ее на стул в прихожей. - Проходите, раздевайтесь.

- Мы возвращаемся из дома Тильды Прандини. - Амброзио снял пальто, шляпу, пригладил перед зеркалом волосы. - А еще побывали на вокзале, на месте, где погиб Этторио Ринальди.

Губы Пруста на портрете, несмотря на редкие усики, казались пухлыми, как у девчонки.

Кот, мурлыча, подошел к хозяйке. Присев на диван, Анжела взяла его на колени.

- Я вот уже неделю туда не ходила.

- Вазочки с цветами уже нет.

- Как всегда, сняли. Кто вам сказал?.. Марко?

- Случайно, когда говорил о ваших отношениях с Этторе.

- Он все удивлялся, что мы так легко сошлись. Как будто человек, которого он знал целую жизнь, изменился и оказался совсем не похожим на существовавшего в его воображении. Марко - тот еще тип, вобьет себе в голову что-нибудь попробуй переубеди. Должна пройти вечность, прежде чем он поймет, что не прав. А потом ему просто мучительно менять отношение.