Пуд соли на сердечную рану - Татьяна Луганцева

И он собрался было наклониться под дружные крики «Нет!» со стороны медсестры и Глафиры. Надя вовремя подхватила старика под руку и поволокла к лечебному корпусу. Шел Павел Петрович очень плохо, даже и с чужой помощью, но все же оглядывался и кричал Глаше комплименты:

– Нимфа! Богиня! Спасительница! Спасибо вам! Какая ручка легкая! Теперь только к вам!

«Не дай бог, – пронеслось в голове у Глафиры. – Ну и начало отпуска… Только этого мне и не хватало…»

Надя же крикнула ей:

– Спасибо за помощь! Ты иди к себе в люкс. Я сейчас пригоню кого-нибудь с твоим чемоданом. У тебя какой номер?

– Тринадцатый.

Надежда неопределенно хохотнула и поволокла Павла Петровича дальше.

Глафира побрела по пыльной дорожке в поисках своего корпуса, немного беспокоясь за судьбу чемодана. Но так как поднять его и дотащить до места назначения она все равно не могла, ничего другого ей не оставалось, как буквально бросить его на дороге.

Краем глаза она увидела охранников, снова уставившихся на нее и что-то бурно обсуждавших между собой. До ушей донесся их хохот. Наверняка мужики обсуждали, что заставили ее бегать по территории санатория, а также особенности фигуры прибывшей отдыхающей по новому кругу. Сделав вид, что ничего не слышит, Глаша свернула на тенистую аллею и вышла к заброшенному двухэтажному дому. Только заметив перед двумя подъездами облезлые коврики и ржавые железные решетки для вытирания подошв, она поняла, что корпус жилой и, по всей видимости, является пресловутым корпусом люкс.

«Невероятно… Что ж за гадюшник такой, этот элитный санаторий? Ничего хуже я не видела… Красавчик-меценат просто издевается надо мной! О каком вип-отдыхе он говорил? Свиноферма в глухомани – вот какое все это производит впечатление. Да и, честно говоря, обслуживающий персонал тут тоже под стать – что охрана, что медицинские работники, что хирург с мутными глазами…» Глаша пыталась себя как-то взбодрить, но пока у нее не получалось.

Глафира вошла в темный прохладный холл и, никого не увидев, чтобы спросить, двинулась искать свой тринадцатый номер. «Вот и поверишь после этого в несчастливые числа», – буркнула она, блуждая по темным коридорам пустого дома, трогая шершавые стены и стряхивая с них и со своих пальцев паутину. Табличек на дверях не было, поэтому Глафира с радостью вошла в первую же комнату, дверь которой была приоткрыта и пропускала дневной свет, хоть и рассеянный.

– Эй, есть кто? – В ответ тишина. – Понятно…

Войдя в номер, Глаша все-таки обнаружила, что он явно кем-то занят. Она развернулась, чтобы уйти, и лоб в лоб столкнулась с мужчиной с голым торсом и с белым полотенцем, обернутым вокруг бедер. Тот вышел из душа, весь мокрый, по его мускулистым рукам стекали капли воды, а вся грудь была покрыта густой растительностью. Волосы у него были темные, с сединой, глаза – темно-синие, очень красивые и немножко удивленные.

– Простите… – стушевалась Глаша, которая по первым впечатлениям от санатория не ожидала увидеть здесь такого молодого человека. До сих пор ей встречались только люди весьма преклонного возраста.

– Постельное белье можно было бы уже и сменить. Кстати, я уже просил, – буркнул мужчина хриплым голосом вместо приветствия.

– Да? Ну, я не знаю… – поежилась Глафира, с трудом отрывая взгляд от его волосатой груди.

– А кто-нибудь в этом отеле что-нибудь знает? – недовольно воскликнул незнакомец.

– Понятия не имею, – уже более уверенно ответила она и попыталась обойти широкоплечую фигуру, но мужчина не уступил ей дорогу.

– Вы новенькая? Вижу вас в первый раз.

– Я? Да, новенькая, еще не поселилась, и если не отодвинетесь, то поселюсь в вашем номере, а как показала практика, характер у меня не очень, и это вам вряд ли понравится…

Мужчина молча пожирал ее глазами.

– Невероятно… – наконец обронил он.

– Что?

– Вы приехали сюда отдыхать?! – Хозяин номера произнес это с таким неприкрытым ужасом в интонации и выражении лица, что Глаша рассмеялась.

– Надеюсь, что не работать. Отдохнуть – да. Если получится, конечно…

– А я решил, что дождался-таки горничную. Извините, пожалуйста… – слегка улыбнулся незнакомец, опуская голову. С мокрых темных волос срывались капельки воды и терялись где-то на его волосатой груди.

– Это вы меня извините – ворвалась в чужой номер… Не могу свой найти.

– А какой вам нужен?

– Тринадцатый.

– Дальше по коридору по этой же стороне, – ответил мужчина. – Меня, кстати, зовут Матвей.

– А отчество? – спросила Глаша.

– Валерьевич. Но лучше просто Матвей, не такой уж я и старый, просто седой…

– Глафира.

– Очень приятно, честно. – Мужчина протянул ей широкую, теплую и влажную ладонь.

– Мне тоже… Как-то этот корпус не очень тянет на люксовый, – развела руками Глаша, чтобы хоть что-то сказать.

Матвей рассмеялся. Улыбка у него была очень красивая, по-мальчишески искренняя. А черты лица при ближайшем рассмотрении оказались не такими уж и правильными – нос был несколько свернут набок, губы чересчур полные, а от уголков глаз расходились мелкие морщинки, выдавая улыбчивого и доброго человека.

– В главном корпусе еще хуже. Стены словно из фанеры, слышно не только как сосед кашляет, а даже как, извините, ступает мягкими тапочками по полу.

– Ужас.

– Здесь в люксах из двенадцати номеров заняты только три. Мой вот – четырнадцатый, теперь вы займете тринадцатый, а с другой стороны рядом со мной пятнадцатый. И везде по одному человеку. Хотя, может, я поспешил? Вы одна?

– Одна, – ответила Глафира, смущаясь. – А кто живет в пятнадцатом?

– Такой прикольный старик, Павел Петрович. Ему девяносто лет, наверное, но еще полон жизни и путешествует в одиночестве! Дед полон оптимизма и очень доброжелателен, – дал характеристику соседу Матвей.

– О, нет! – невольно вырвалось у Глаши.

– Что такое?

– Я уже имела честь с ним познакомиться… Он был очень галантен…

– Хм, узнаю старого волка.

– Небось его сюда дети определили?

– Да нет, сам, все исключительно сам. Павел Петрович весьма состоятельный человек. – Матвей снова широко улыбнулся. – А чего мы стоим? Что-то я совсем растерялся! Проходите, присаживайтесь… Вот ведь удача! Такая девушка в этих краях!

– Нет, что вы, Матвей! Я же прямо с дороги, никак не могу до своего номера добраться. Надо вещи распаковать, душ принять…

– Ах, ну да, простите, не смею задерживать вас. – Матвей наконец-то отступил в сторону. – Но мы еще встретимся. Кстати, ужин в семь часов в столовой в главном корпусе.

– Спасибо за информацию. Всего хорошего.

Глафира вышла в полутемный коридор, сделала несколько шагов и в полной задумчивости налетела на свой чемодан, кем-то услужливо оставленный возле ее номера.

– Вот черт! – выругалась она, едва устояв на ногах.

Затем наконец-таки открыла дверь и втащила в номер свой багаж уже без приключений. Ко всему прочему оказалось, что сломанный чемодан весь мокрый и от него исходил весьма неприятный запах, словно его прополоскали в речке рвотных масс.

«Хорошо же его помыли», – скривилась в недовольной гримасе Глафира и осмотрелась.

Люкс превзошел все ее ожидания – в самом плохом смысле, имеется в виду. Номер был двухкомнатный, причем одна комната выглядела мрачнее другой. Низкий несвежий потолок со следами мертвых мух и комаров, обшарпанный, затертый паркет с едва различимым рисунком (пол уже давно пошел волнами, на каждом шагу скрипел и буквально уходил из-под ног), стены грустно-бледно-зеленого цвета.

Весьма оригинально смотрелась ванная: посередине довольно большой комнаты с окном во всю стену стояла огромная чугунная лохань на кривых ножках. И она, и криво подведенные к ней трубы страшного черного цвета были здесь абсолютно лишними, прямо как бельмо в глазу. Скорее всего, раньше это была обычная комната в квартире, а когда дом переделывали под гостиницу и надо было сделать санузел в каждом номере, соорудили такую вот нелепую ванную. Особенно радовало, что на окне не имелось занавесок, поэтому голый человек должен был раздеваться и лезть в ванну прямо под любопытствующими взглядами с улицы. Или омовение надо было совершать в полной темноте, рискуя поскользнуться и расшибить себе голову.

Глаша с опаской подошла к окну – естественно, с рассохшейся рамой – и выглянула наружу. Там простиралась буйная растительность. Деревья с торчащими во все стороны неподстриженными ветками, под ними такой же неухоженный, разросшийся кустарник стояли сплошной зеленой стеной, не пропуская в комнату солнечный свет, поэтому в номере вообще было очень темно. К тому же еще и душно, несмотря на открытую форточку. Распахнуть окно не представлялось возможным, так как его створки намертво прихватило временем, краской и толстым слоем пыли вперемешку с дохлыми высохшими комарами и мухами, форточка же, наоборот, не закрывалась плотно. А вот ветки приветливо били по стеклу, прямо как в Глашиной квартире в Москве. Тут же, в углу комнаты с ванной, были пристроены раковина и унитаз.