Корниловец - Валерий Большаков

В попутных деревушках жители разбегались или с ужасом встречали текинцев, напуганные разбоем солдатских банд, бороздивших тогда вдоль и поперёк Могилёвскую губернию, и с изумлением провожали инородцев, которые за всё платили и никого не трогали.

На седьмой день похода, третьего ноября, полк выступил из села Красновичи и подходил к деревне Писаревке, имея целью пересечь железную дорогу восточнее станции Унеча. Шли густым лесом, по узкой тропе, чередой по одному, по двое.

Кирилл к тому времени устал изрядно. Щёки и подбородок его заросли щетиной, немытое тело зудело. Но дух был крепок.

— Надо выслать вперёд разведку, — решил Корнилов.

Генерал вовсе не казался изморённым, напротив, Верховный будто помолодел — после долгой отсидки он снова был в деле, на коне, и верные текинцы шли за ним, тихонько напевая свои заунывные песни.

Словно поджидавший корниловское войско, из лесу вышел крестьянин — этакий деревенский хитрован в годах. Он был в драном тулупе, в подшитых валенках и смешной шапке-треухе. Суетливо поклонившись генералам, старик сказал:

— Слыхал я, как вы тута про разведку баяли. Так я в энтом деле мастак — ещё в турецкую войну Шипку брал. Ежели заплатите деньгою там, али махрой, так я проведу, куды надоть.

— Заплатим, старик, не сомневайся, — ответил Корнилов. — Веди!

И крестьянин повёл. Кирилл ехал впереди, вместе с Саидом, генералы держались в серёдке.

И полчаса не прошло, как проводник-доброволец стал заметно нервничать. В Авинове закопошилось подозрение, но укрепиться не успело — поравнявшись с опушкой леса, проводник упал навзничь и живо откатился колобком в кусты. А большевики, скрывавшиеся в засаде, встретили текинцев ружейным огнём в упор. Раздались крики боли, дико заржали раненые лошади.

— Отходим! — заорал Корнилов. — Все в лес!

Обходя опушку, показались конные рабоче-крестьянские сотни, качаясь и переваливаясь, выехал броневик «Руссо-Балт». Два пулемёта, торчавшие из его башенки, застрочили, ссекая кору и ветки. Забабахала пушка-скорострелка Максима-Норфельда — мелкие, но злые снаряды взбрасывали прелую листву, пуская вразлёт визжащие осколки. С диким гортанным криком «И-а-а-а-а-и-а-а-а-а!» сквозь цепи «красных» прорвались текинцы.

Авинов выхватил «маузер», дважды выстрелил по «товарищам», а после приметил убегавшего проводника, вжимавшего голову в плечи. Пуля догнала предателя, разрывая морщинистую шею и брызгая кровавой жижицей.

— Собаке — собачья смерть! — оскалился Марков, скакавший поблизости. — Уходим, поручик!

— Уходим!

Лошадь под Корниловым была убита — вынесла седока из огня и пала. Хаджиев мигом подсадил Бояра на свою запасную. Отряд забивался всё глубже и глубже в лес, уходя от погони, не ввязываясь в бой с превосходящими силами противника.

Измученные вконец текинцы, не понимавшие «текущего момента», находились в полнейшем унынии.

— Ах, Бояр! — цокали они языками. — Что мы можем делать, когда вся Россия — большевик? Нам политика всё равно, мы просто режем…

Подъехав поближе, Авинов застал душераздирающее зрелище — всадники стояли в беспорядке, плотной кучей; тут же лежало несколько обессилевших лошадей, а рядом, прямо на земле, сидели раненые конники. Из задних рядов взвился крик, что дальше идти нельзя и надо сдаваться. Кирилл ощутил гнев и беспомощность — ну что тут можно было поделать?! Как укрепить ослабевших? Чем?!

Вперёд вышел Корнилов и твёрдо сказал:

— Я даю вам пять минут на размышление; после чего, если вы всё-таки решите сдаваться, то расстреляете сначала меня. Я предпочитаю быть расстрелянным вами, чем сдаться большевикам!

Толпа всадников затихла, напряжённо соображая, прикидывая и так и эдак. И тут ротмистр Натансон, без папахи, вскочив ногами на седло, поднял руку и прокричал:

— Текинцы! Неужели вы предадите своего генерала?! Не будет этого, не будет! Второй эскадрон, садись!

И вот знаменосцы вывели вперёд штандарт, за ним пошли все офицеры, начал садиться на коней 2-й эскадрон, а там и все прочие потянулись. Бойцы ворчали, воздыхали, но это уже была не толпа, а отряд. Полк.

Около двух часов дня текинцы подошли к линии Московско-Брестской железной дороги возле станции Песчаники.

Подскакал Саид, ходивший в разведку, и притащил с собой аршинную афишу из тех, что были расклеены на станции. А текст её гласил: «Всем, всем: генерал Корнилов бежал из Быхова. Военно-революционный комитет призывает всех сплотиться вокруг комитета, чтобы решительно и беспощадно подавить всякую контрреволюционную попытку!»

— Боятся вас «красные», ваше высокопревосходительство! — усмехнулся Кирилл.

— Как-как? — переспросил Марков и расхохотался: — «Красные»? Здорово! А мы тогда какие?

— А мы — «белые».

— «Белый крест»! — припомнил Романовский.

— У большевиков гвардия Красная… — медленно проговорил Корнилов.

— …А мы, — подхватил Марков, — Белая гвардия!

— Вперёд, белогвардейцы! — скомандовал Лавр Георгиевич со слабой улыбкой.

Эскадроны двинулись к железнодорожным путям. Почти все бойцы успели перебраться на другую сторону, а по эту оставался всего десяток бойцов во главе с Корниловым. Рядом с генералом находились Кирилл и Саид, когда вдруг послышались крики: «Назад! Назад!». Авинов привстал в седле, но заметил лишь клубы паровозного дыма.

— Марш! Марш! — закричал Натансон.

Тут из-за поворота появился бронепоезд и ударил по колонне огнём пулемётов и орудия. Переправляться через пути времени уже не оставалось, эскадрон повернул круто в сторону и поскакал в лес. Несколько всадников свалились, пуля чиркнула Корнилова по бедру и убила лошадь. Авинов с Саидом подхватили генерала, оттаскивая за деревья, — тем и спаслись. Залегли и следили, как мимо медленно проезжал бронепоезд, сосредотачивая огонь на противоположной от них стороне. Паровоз злобно шипел, выпуская струи пара, пыхтел и лязгал сочленениями.

Кирилл лежал под развилкой двух ёлок, и ему были хорошо видны мёртвые тела в малиновых халатах, раскинувших руки по насыпи. Среди них лежал и полковник Кюгельген.

— Отходим, Бояр! — прошипел Саид.

— Отползаем… — выдавил генерал, кряхтя.

Авинов наскоро перетянул Корнилову рану. Отойдя подальше в лес, они вдвоём подсадили «Верховного» в седло единственной уцелевшей лошади и повели её в поводу.

Из-за чащи долетали заполошные гудки и свистки, но, к чему они относились, было неясно.

— Тут озерцо, — сообщил Батыр, топающий впереди.

— Обходим справа!

— Там пути близко…

— А что делать?

Двое пеших вывели коня с всадником в заросли молодых ёлочек. Ёлочки росли на склоне, а внизу, в выемке, пролегала железная дорога.

— Едут! Пригнись!

Мощно пыхтя, внизу проследовал паровоз, тянувший бронеплощадки и обычные грузовые платформы с бортами, прикрытыми мешками с песком. На платформах стояли полевые гаубицы, там копошились…

— Да это ж наши! — ахнул Саид.

Действительно — перепрыгивая лафеты орудий, по платформам бегали текинцы в белых папахах и скидывали под откос застреленных и зарубленных «красных».

— Они захватили поезд! — вскричал Кирилл.

Подскочив, он запрыгал, заорал, замахал руками, потом догадался выбежать на травянистый склон. Авинов доскакался до того, что упал и покатился, но так и не докричался — за клочьями пара и суетой текинцы не заметили его резких телодвижений. Вспомнив, наконец, о «парабеллуме», Кирилл торопливо достал пистолет и дважды выстрелил в воздух. Бесполезно…

Поднявшись на одно колено, корниловец растерянно проводил глазами уходивший бронепоезд. Вот последний вагон плавно завернул за рощицу, затих перестук колёс, рассеялся дым и пар.

Чертыхнувшись, Кирилл поднялся наверх и буркнул в форме доклада:

— Уехали.

Бледный Корнилов кивнул, принимая донесение.

— Выкрутимся, — бодро сказал Авинов, — куда мы денемся…

В гильзе из-под снаряда Кирилл нагрел воды и промыл генеральскую рану, а Саид использовал единственный перевязочный пакет.

И снова двое пеших и здоровых повели за собою лошадь с раненым седоком.

Обойдя станцию Песчаники стороною, они снова вышли к железной дороге. Слабо гудели телеграфные провода, кое-где на них отдыхали вороны. Стрелочник дрых в своей будке. Брошенные на путях, рассыхались три «теплушки» с полустёртыми надписями: «8 лошадей или 40 человек». А невдалеке, заехав в тупичок, стоял паровоз. Поворотная труба водокачки нависала над ним, макая брезентовый «хобот» — шумела заливаемая вода.

— Стойте здесь, — велел Авинов и направился, переступая через рельсы, к паровозу.

Это был локомотив типа «О» с механизмом Джоя, за что его и прозывали «джойкой». Чёрный паровоз выглядел чистеньким и блестел, как начищенный сапог. Вокруг него ходил машинист в тужурке, с маслёнкой в руках, с газетой «Биржевые ведомости», торчавшей из кармана.