Маршальский жезл - Карпов Васильевич

Надо сказать, это работа из Никиты Скибова сделала большого лодыря. Он и в армию пришел с тайной надеждой отслужить ни шатко ни валко. Ох и помучились с ним в первый год! Про Скибова в роте целый фольклор сложился. Никита всегда опаздывал, от всех отставал, от всего отлынивал.

Скибова пытались перевоспитать. Беседовали. Беседы Никите нравились. До чего же складно, подолгу об одном и том же могут говорить люди! Он соглашался с доводами старших, но резвости в деле не прибавлял. Тогда его стали наказывать: давали наряд. Эта мера тоже пришлась по душе Никите: стой себе в тепле в помещении - все лучше, чем под дождем осенью или на жаре летом. Сажали Никиту на гауптвахту, и это не подействовало.

Были в роте сторонники более решительных действий. Старшина Май, например, сказал:

– Судить надо Скибова за симуляцию или за саботаж! Не простачок он - притворяется!

Секретарь комсомольской организации сержант Очкасов соглашался с Маем:

– Равнодушные не менее опасны, чем явные нарушители дисциплины.

Один командир роты, капитан Узлов, не разделял этих крайних точек зрения.

– Не надо торопиться. Не созрел еще человек. Придет время - все поймет и даже стыдиться будет собственного поведения. Правда, Скибов? - спрашивал Узлов и пристально всматривался в глаза Никиты.

Холодел Скибов от его взгляда, чувствовал: видит капитан Узлов его насквозь, понимает до тонкости.

– Не по себе мне делалось, как я на то окошко вечером гляну: сидит и сидит наш лейтенант. Стал я прислушиваться, о чем он говорит на занятиях, что из своих тетрадок читает. Говорил он разное: как люди Родину защищали, иногда о том, какая будет война. Очень запомнились мне слова Жигалова о бдительности. Раньше я думал, бдительность эту должны проявлять руководители государственного масштаба и большие начальники, те, кому известны секреты и тонкости отношений нашей страны с другими странами. А лейтенант говорил: «Бдительность - первое качество солдата. Бди каждый на своем месте. Если ты плохой шофер, то машина твоя не пойдет и ты не подвезешь боеприпасы в бою; если плохой повар - целому полку испортишь настроение, а если плохой солдат, как Скибов, то можешь большую беду общему делу принести. Скибов стреляет плохо, физическая подготовка у него неудовлетворительная. Что от него ожидать? Допустим, встретит отделение, в котором служит Скибов, такое же отделение противника. Враг сразу рядового Скибова одолеет, и уже двое на соседа Скибова набросятся. А если этот сосед против двоих не устоит, они уже втроем еще на кого-то навалятся. Целое отделение может дрогнуть, а без него - взвод, а без взвода - рота. И все потому, что один солдат Скибов не готовился защищать Родину». Вот так. Слушал я, слушал его да вспоминал, как лейтенант по ночам сидит, и совестно мне стало. Надо, думаю, поправлять службу, не враг же я нашей армии, не хочу подводить товарищей в бою. Ну, стал заниматься прилежнее, все делал попроворнее… - Скибов улыбнулся и доверительно сообщил мне: - Чудно было слушать, как начальники наши каждый по-своему про меня говорил. Май, старшина: «Испугался Скибов трибунала. Почуял - дело керосином пахнет!» Секретарь комсомольской организации свое: «Понял Скибов на занятиях, какие грандиозные дела совершаются в стране. Стало ему стыдно в такие дни лодырничать». A капитан Узлов все по науке определил: «Сделал свое дело весь комплекс воспитания и обучения». Только наш лейтенант ничего не говорил. И никто из них не знал про то окно, которое каждый вечер дольше других сверится. Я им не сказал. Сами они не догадаются. Пусть думают по-своему. Но скажу тебе открыто, Агеев, очень я уважаю нашего лейтенанта, уж такой он трудяга - никак нельзя рядом с ним сачковать, просто никак невозможно…

Услыхав эту историю от Скибова, я опять вспомнил случай с занятиями лейтенанта в оружейной комнате. Что же все это значит? Почему лейтенант работает так упорно? Он кончал, наверное, военное училище, вместе с другими офицерами, командирских качеств у него даже больше, чем у других взводных. Почему же он так много работает? Рассказ Скибова не давал ответа на эти вопросы, наоборот, делал их еще больше загадочными, заострял. Кто может все это объяснить? Лучше всех, конечно, сам лейтенант Жигалов. Но как расспросить? Я ведь подчиненный, солдат, не полагается мне спрашивать об этом офицера. Но любопытство все же толкнуло меня на разговор с лейтенантом. Вот как это произошло.

Стоял наш взвод в карауле. Одни были на постах, другие отдыхали. Лейтенант Жигалов сидел в комнате начальника караула над книгой. Когда я проходил мимо открытой двери, он окликнул меня:

– Агеев, зайдите. - И, когда я вошел, показал мне книгу: - Читали?

Это была «Трава забвенья» Катаева.

Меня удивило, что Жигалов держит в руках именно эту книгу, очень своеобразную и тонкую по мысли.

– Почему вы так удивленно на меня смотрите? - спросил Жигалов.

– Мне казалось, кроме службы, вы ничем не интересуетесь.

– На такие книги действительно не остается времени, - с сожалением сказал взводный.

Вспомнил я загадочные поступки лейтенанта: занятия в комнате для оружия, ночные бдения над книгами… Любопытство просто распирало меня, я спросил:

– Товарищ лейтенант, вы уже ас в военном деле, неужели все время надо учиться? У вас даже семьи нет… И с девушкой мы ни разу вас не видели.

Жигалов очень внимательно посмотрел на меня, потом улыбнулся:

– По всем пунктам вы, товарищ Агеев, ошибаетесь. Во-первых, я далеко не ас, многое еще мне в военном деле надо познавать. Во-вторых, я женат… так что о девушках говорить неуместно.

Я испугался, не проявил ли бестактность, не задел ли сердечную рану офицера. Но Жигалов продолжал улыбаться и, не таясь, все откровенно объяснил:

– Я окончил политехнический институт. Получил, как и остальные выпускники, звание офицера запаса. Работал инженером, строил жилые дома в Ташкенте. Когда по новому закону о всеобщей обязанности меня призвали в армию, я немного огорчился. Не хотелось любимую работу оставлять, да и с женой расставаться тяжело. Она еще студентка, педагогический кончает, не может ехать со мной. Так вот, прибыл я в полк, надо солдат учить, а я сам только теорию знаю, практики никакой. Первые дни выйду перед строем, и робость меня сковывает. Боюсь команду подать - не знаю, правильная она или нет. Думал: отслужу полагающиеся два года и вернусь к инженерным делам. Но все сложилось по-другому. Замечал я свою слабость по сравнению с кадровыми лейтенантами, которые окончили военные училища. Такие же люди, как и я, но все у них получается хорошо. Работают свободно, уверенно. Вот и задал себе вопрос: чем я хуже других? Не хочу быть посредственностью. Не в моем это характере.

Жигалов разволновался. Мне показалось, он говорит не только для меня, а продолжает какой-то старый внутренний спор с самим собой.

– Вот и решил я за два года взять от службы все. - Он посмотрел на меня и, заметив, что я не уловил особого смысла, который он вкладывает в эти слова, подчеркнул: - Не отдать службе все, а именно взять от службы все! Раз я офицер и мне доверяют самое ответственное на земле дело - воспитывать людей, значит, я прежде всего сам должен в совершенстве овладеть всеми тонкостями этой профессии. Вот я и учился, не жалея ни сил, ни времени.

Просто, оказывается, объяснялась тайна лейтенанта - его ночные бдения над книгами, занятия в оружейном парке, на штурмовой полосе. По-моему, он своего достиг полностью. Жигалов ничем не отличается от кадровых офицеров. Если сейчас сам лейтенант не сказал бы об этом, я бы даже не подумал, что он из запаса.

Жигалов между тем увлекся воспоминаниями: - Итак, решил я за два года постичь все тонкости военного дела. Но желания, как вы знаете, мало, надо приложить еще много сил. Первые месяцы результаты были неутешительные. Офицерская профессия приобретает блеск с опытом. Нужны терпение, способность глубоко мыслить, накапливать знания. Помогали мне старшие, капитан Узлов особенно. Учился на методических сборах, показных занятиях. В общем, рос. Но пока весь настрой и прицел был рассчитан на два года. Однажды на учениях пришел к нам во взвод проверяющий из штаба округа, полковник Реутов, политработник. Побеседовал он со мной, осмотрел оборону взвода. Потом отвел меня в сторону и говорит: «Все у вас хорошо. Формально я не могу предъявить никаких претензий. Оборону вы построили грамотно, подчиненные задачу знают, инженерное оборудование отличное, карта оформлена умело. Но из чувства уважения к вам, к вашему большому труду сделаю несколько замечаний. Поймите меня правильно, высказываю их не по ходу учения, не как проверяющий, а как офицер офицеру. В роте вы единственный небритый лейтенант. Глаза у вас красные, - значит, не нашли времени для отдыха. О том, что вы еще не завтракали, вы сказали мне сами. Запомните, товарищ Жигалов, в далеком гарнизоне, в поле, на учениях, на войне - всюду, при любом напряжении вы должны быть в отличной форме». «Не успел!» - пролепетал я в свое оправдание. А полковник рассмеялся. «Да не ругаю, не отчитываю, не стружку я с вас снимаю, делюсь мыслями. Это мой личный принцип. Ничего нельзя откладывать на потом, надо все делать сейчас, сегодня». С того дня я стал подумывать о том, чтобы остаться в армии навсегда. И чем больше думал, тем прочнее убеждался: иначе не смогу жить. Точность, аккуратность, порядок - может ли быть красивее жизнь? В конечном счете, на любом производстве, стройке или в учреждении именно к этому все стремятся. А в армии это закон, естественное состояние. Зачем же мне уходить? Эта четкая организованность соответствует моим стремлениям, интересам, она мне по душе. Вот и решил я стать кадровым офицером.