Ибупрофен - Булат Альфредович Ханов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Однажды вечером я забрел в этот квартальчик, чтобы отведать кошерной вкуснятины. Несмотря на ранний еще час, любимая закусочная оказалась закрытой. «Уж не от китайского ли вируса они прячутся?» – кольнуло меня подозрение. Затем все встало на свои места. Я против всяких правил наведался сюда в субботу.
– Ой, что это? – произнес за мною женский голос по-русски.
Я быстро обернулся. Мой взгляд упал на высокую блондинку в персиковом жакете и обтягивающих черных джинсах.
По правде, я неохотно знакомился с русскими за границей. Не то чтоб я узнавал их по походке, по выражению лица – в эпоху, когда заправляют транснациональные корпорации, все это чушь. Я в России-то русского могу с татарином или мордвином спутать. Триггером для меня выступал русский язык. Если слышишь за границей русскую речь и откликаешься на нее, сразу же сталкиваешься с таким замесом самодовольства, душевности и тупого недоумения, что мама не горюй. Стопроцентная гарантия, что тебе моментально начнут что-то лечить.
Здесь же позабавила сама ситуация. Двое русских в Европе стоят растерянные перед еврейской забегаловкой. Словно иудейский Бог решил развлечься.
– Да уж, – сказал я. – Есть на свете вещи важнее прибыли. Национальные традиции, например.
Девушка испуганно воззрилась на меня.
– Вы русский? – спросила она.
– Париж – это вам не захолустье какое-нибудь, – с достоинством ответил я. – Русские тут не редкость.
Блондинка опустила глаза. Мне сделалось неловко. Получалось, что человек выразил искренний интерес, а я выставил его болваном.
– Какими судьбами? – поспешил я сменить интонацию. – Путешествуете?
– Учусь в Сорбонне. А сюда пришла за фалафелем. Я вегетарианка.
– Ничего себе, – пробормотал я. – Слушайте, на соседней улице готовят обалденный ливанский фалафель. С еврейским, конечно, не сравнить, но ваш желудок определенно будет благодарен. Давайте угощу?
Девушка утвердительно качнула головой.
– Меня Арнольд зовут, – представился я. – На имя не обращайте внимания, я точно русский.
– Женя.
Мной овладела неуместная стеснительность. Когда девушка немногословная, это само по себе давит. Плюс я сам натужно шутковал, будто компенсировал что-то.
– Что вы имели в виду, когда упомянули национальные традиции?
– Шаббат.
– А что это?
Нелепый вопрос смутил меня. Если бы его задала старая тетка из рязанского села, понятно. Но студентка Сорбонны, любящая к тому же фалафель?
– С иврита «шаббат» переводится как «суббота», – блеснул я википедическими познаниями. – У евреев это священный день, праздник. В шаббат работать запрещено, вот и теряют выручку.
– Как интересно! – воскликнула Женя. – Ведь в итоге они все равно выигрывают. Люди видят, как ответственно евреи относятся к делу, и уважают их.
Такая проницательность меня покорила. Женя за секунду выросла в моих глазах из глупенькой девочки до специалиста по маркетингу. Не каждый сообразит, что клиент ценит принципиальность.
Я купил нам по ливанскому фалафелю. Мы прогуливались вдоль Сены, и я украдкой любовался своей попутчицей. Она казалась необыкновенно милой и хорошенькой. Один ее теплый взгляд из-под длинных ресниц стоил сотни моих бесцельных прогулок. Ветер ласково трепал волнистые волосы. Под расстегнутым жакетом угадывалась фигура, которой завидовал, должно быть, не один десяток женщин. Улучив момент на светофоре, я изучил ее анфас и поразился геометрической правильности черт. Представьте, ее тонкий нос и брови складывались почти в идеальную букву «т». Скульптурная выразительность.
– На кого учишься? – полюбопытствовал я. – Постой, не говори. На маркетолога?
– Нет.
– На социолога?
– На археолога. И не то чтобы учусь. Чаще пропускаю.
«И здорово, что пропускаешь!» – чуть не выпалил я. Мысль, что Женя ссутулится, что ее тонкие пальцы огрубеют и покроются мозолями, испугала меня.
Девушка между тем и не подозревала о моих эмоциях.
– И что прекрасного находят в Сене? – задумчиво произнесла она. – Мелкая и грязная речушка. С карельскими реками и озерами не сравнить.
В иных обстоятельствах березово-дубравный патриотизм меня бы насмешил, а в тот миг озадачил.
– Из крана, кстати, вода отличная течет, – продолжала Женя. – Можно прямо так пить. Не понимаю, это какие фильтры нужны, чтобы воду из Сены очищать.
– Современные технологии на многое способны, – сказал я. – Впрочем, не исключено, что в краны другая вода поступает. Из подземных источников, например.
В голове не укладывалось, что мы обсуждаем водопроводы. Я, по натуре не романтик, даже эту тему счел прелестной.
– Женя! – вдруг раздалось позади. – Женя!
Нас нагнал молодой человек, чуть старше меня. Не дожидаясь, пока я соображу, что к чему, он сжал мою руку и представился:
– Павел.
Я на всякий случай на шаг отступил от Жени. Ее хахаль не только превосходил меня в росте, но и выглядел на порядок массивнее. Передо мной стоял не просто качок. Жесткий взгляд, осанка, мнимо расслабленная поза – все выдавало в Павле если не военного, то как минимум человека, наученного применять силу.
– Я брат Жени, – объяснил он. – Вас как зовут?
– Арнольд. Я из России, как и вы.
– Путешествуете?
– Слоняюсь по Европе, так ближе к истине.
– Хорошее занятие. Если финансы позволяют, конечно. А заходите к нам в гости как-нибудь? Завтра, например.
Павел назвал адрес в Маре. Я обещал навестить их. Женя законфузилась и ничего не сказала на прощание.
Я не поверил Павлу. Чернявый, с почти плоским лицом, он меньше всего напоминал брата. Этот шкаф скорее смахивал на наемника из ЧВК, который завел себе любовницу в Париже и теперь отслеживает ее по мобильному сигналу. Кто я для этого громилы? Положивший глаз на его собственность соперник? Или соотечественник, с которым подвернулся шанс поговорить о родных дорогах, дураках и Путине?
И все же я чувствовал себя счастливым. Ночью, нырнув, как выражаются, в постель, я поймал себя на дикой мысли. Я был убежден, что нас с Женей познакомил иудейский Бог. Не бредятина ли?
Здесь надо сделать отступление. По молодости я не раз затевал что-то сомнительное. Держал великий пост по всей строгости, спускался в заброшенную шахту. Даже со стартаперами связывался. О, это такие личности, что готовы любому встречному прожужжать уши своими офигительными проектами. Конченые эгоисты. Они полагают, будто мир даст им парить в свободном полете и срывать с неба звезды безо всяких последствий. Когда третьему подряд стартаперу не хватило элементарной тактичности извиниться передо мной за отнятое время, я