Ибупрофен - Булат Альфредович Ханов

– Реально: забей. Ему нужно, чтобы за него волновались. А ты не волнуйся. Ничего с ним не случится. Скорее я суициднусь, чем он.

Арина сухо попрощалась. Ничего путного от Рябыкина она не добьется. Старая обида лишала его мнение всякого веса.

Илья не из тех, кто привык с помощью примитивных фокусов выцыганивать сочувствие. Ерничанье, занудство, пустословие – за этим к нему, но фальшивый надрыв не в его духе. Когда бывшему не хватало внимания, он не прибегал к типичным вампирским уловкам, а обрушивал на Арину поток ахинеи. Например, ни с того ни с сего пускался рассуждать о поддельной статистике по туберкулезу. Или задавал абсурдные вопросы. Что лучше: узбекский плов или «Рафаэлло»? Ехать в метро или мыть посуду? Тарковский или Дзержинский? Короче, Илья не стал бы притворяться, что он в депрессии. Наоборот, он высмеивал депрессию. Так же, как высмеивал тоску, грусть, меланхолию, хандру – в общем, все чувства и состояния, которые Арина имела основания у него подозревать. Илья, как человек постмодернистской закалки, фильтровал переживания через сито иронии, а потому отбраковывал многие слова, которые Арина с осторожностью, но использовала.

А в том, что у них не сложилось, трудно винить кого-то одного. В конечном счете каждый и прав, и не прав одновременно, поэтому судить о расставаниях разумнее всего не по тому, чья вина тяжелее, а по тому, кто остался довольным по итогу. Арина и Илья были недовольны, и каждый – по-своему.

Разошлись они, впрочем, без скандалов и потрясений. При переезде у Арины пропала фисташковая футболка с рисунком мороженого – разноцветные пломбирные шарики на вафельном конусе. Что-то подсказывало, что футболку заныкал себе Илья – на память.

Арина чуточку жалела, что покидает теплый осенний Питер так скоро и скомканно.

Прилетев домой, в аэропорту она закаршерила тачку и сразу поехала в сторону Карповки. Заданный темп не вязался с перерывами на еду, поэтому пришлось брать неприглядный хот-дог в придорожном кафе и жевать за рулем, слизывая с пальцев кетчуп. Старая мечта исполнилась, хоть не там и не так.

Карповка впадала в Волгу, и это объясняло уточнение про исток и устье. Река питалась подземными родниками, что превращало в бессмыслицу поиск покошенного домика у истока. Устье – другое дело: рядом с устьем, судя по wiki-картам, располагался пугающе маленький поселок Заводской. Где еще искать покинутые и проклятые дома, как не в крохотном поселке?

На третий час пути Арина промчалась мимо старого купеческого городка Ак Елан, куда она по редакционному заданию ездила прошлым летом на этнофестиваль. Илья, следует полагать, читал тот репортаж, пресный и безликий. Как он реагировал? Заслонял глаза ладонью и качал головой? Смеялся в голос над особо слабыми местами? Жаловался воображаемому собеседнику? В фильме «Страна Грезия» талантливый музыкант, весь из себя такой нонконформист, в разговоре с барабанщиком, играющим на корпоративах, бросает фразу: «Кто-то творит, кто-то вторит». Ту же претензию Илья без помех адресовал бы Арине. Не исключено даже, что при работе над сценой он думал о бывшей. О журналисточке, которая пишет с установкой на молодых, причем в эпоху, когда границы между юностью и молодостью размыты, а между молодостью и зрелостью – стерты.

Чем меньше оставалось до Заводского, тем сильнее ощущалось напряжение. Если верить картам, поселок основали при Брежневе для рабочих маслодельного завода. В нулевые предприятие закрыли; чем с тех пор промышляли жители – загадка. Разгадывать ее, честно говоря, не хотелось. Арина понимала, что при лучшем раскладе местные, которых она встретит, будут нудно вопрошать, почему власти не создали рабочие места. При худшем она для них беззащитная девушка и к тому же в юбке. В таком случае надежда только на то, что в поселке живут сплошь старики и старухи, чьи занятия в ходе естественного отбора свелись к одному-единственному – пропить пенсию и дотянуть до следующей.

Ну не стал бы Илья заводить ее туда, где могут изнасиловать и покрошить на кусочки. Он не до такой степени самодур.

Или он сам поселился в заброшенном доме в ожидании Арины?

Заводской раскинулся на взгорье. Дорога на него обещала если не угробить машину, то покалечить, потому Арина оставила автомобиль у подножия и в босоножках двинулась наверх. Равнинный ландшафт справа осложнялся краснокирпичными развалинами завода, который словно не оправился от авиаудара. Слева, в долине, меж подлесками поблескивала Карповка, держащая зигзагообразный курс на Волгу. От поселка уцелел десяток домов, часть из которых уже бросили. Ни почты, ни магазина, ни элементарного курятника – из нежилых построек осталась лишь переведенная на автоматику котельная. За продуктами местные, должно быть, топали в город.

Тишина стояла такая, что определение «мертвое» не казалось Арине хоть сколько-нибудь образным.

Включив фонарик на телефоне, она шагнула в первый покинутый дом и чуть не провалилась в щель между досками. Аккуратней, леди. Никаких намеков на мебель и на настенный календарь. Помещение пропиталось дурманящим сладковатым запахом, напоминавшим гнилую дыню. Чтобы не отравиться ядовитыми испарениями, Арина побыстрее вышла на свежий воздух.

И столкнулась с бабкой.

Местная, в кирзачах и заляпанном халате, молчала. Ее раздутое лицо с кожей горчичного цвета усеивали багряные крапинки.

– Здравствуйте, – Арина ринулась в атаку, чтобы избежать допроса. – Где у вас проклятый дом?

Бабка не выдала ни звука. Немая?

– Наше издание делает репортаж о проклятом доме. Скажите, пожалуйста, где у вас такой?

Женщина наконец открыла рот и исторгла:

– Чего несешь? Дура, что ли?

Арина проглотила грубость. Спокойно. В таких условиях, как в Заводском, у людей атрофируются коммуникативные навыки.

– Я здесь по заданию редакции. Мы готовим серию материалов о домах с проклятием. Если хотите, расскажите нам о своих проблемах. Я отражу в репортаже.

В ту секунду Арина и впрямь согласилась бы на целый репортаж, лишь бы выудить из старухи что-то полезное.

– Тебе б мои проблемы, сука.

Местная харкнула на землю и побрела к себе в хату. Арина спросила вслед:

– Сколько жителей в поселке?

Бабка резко обернулась:

– А я знаю, по-твоему?

Арина, оглушенная таким приемом, осмотрела еще две заброшки. Механистично, без азарта.

Во второй отыскались и стол, и календарь за 2007 год. С котятами, как в магазине комиксов, только выцветший. Под всеми столбиками с месяцами и числами размещался рукописный текст – до того мелкий, что понадобилась электронная лупа.

«Потяни доску под столом (она чуть торчит), и пакет твой. Здравствуй, кстати».

Присев на корточки, Арина ухватила нужную доску за шершавый краешек и потянула. Воображение нарисовало ржавый гвоздь, протыкающий ладонь.

Влажный от сырости пакет размером с грелку лежал неглубоко. Арина извлекла его из-под пола и отряхнула. Все нутро