Никогда в жизни - Елена Колчак

И во всем коттедже ни одной живой души. Ну, собственно, одна из проживавших тут «душ» уже и неживая вовсе, а вот другая где?

— Коль, — вмешался вдруг молчавший до этого Костя, — ручаться не буду, но, по-моему, я час назад видел ее в баре.

4

Никто не является тем, кем он выглядит.

В баре вовсю гудела юная и порядком уже набравшаяся компания. Разгрома, правда, пока не учиняли, однако гуляли шумно. Тина сидела в дальнем углу, и делала вид, что окружающая действительность ее совершенно не касается.

— Дома должен быть, к нему пришел кто-то… — она скорчила недовольную гримаску. — Даже здесь покоя нет от этого бизнеса! Годовщина первой встречи, ах, Тиночка, давай вдвоем отметим, а сам… Ненавижу! — она хлопнула по столу, едва не свалив стакан. Сколько же она выпила? Однако… Такая воспитанная девушка…

Ее вежливо увели. И правильно. Если из любимой супруги дама превращается в безутешную вдову, лучше ей узнать об этом в тихом безлюдном месте.

Через некоторое, не слишком длительное время я увидела безутешную вдову уже в холле. Вполне протрезвевшая, она беседовала с парочкой аккуратных молодых людей. Точнее, это они с ней беседовали.

— Валентина Владимировна, вы не беспокойтесь, все сделаем, как надо. Отдохните и постарайтесь ни о чем не думать. Машину пришлем утром. В девять, хорошо?

Молодые люди удалились, Тина заметила меня и сделала какое-то слабое движение рукой, вроде подзывая к себе. Я подошла.

— Посиди со мной, а? Страшно.

За прошедшие с нашего преферанса сутки Тина, казалось, постарела лет на пятнадцать: глаза заплыли, лицо серое, какое-то обвисшее. Стакан с минералкой она держала двумя руками сразу.

— Страшно?

— Я же совсем одна осталась. А эти налетели, стервятники. Валентина Владимировна то, Валентина Владимировна се? Откуда мне знать? Я вообще не ведала, откуда деньги берутся, Виктор меня на километр к делам не подпускал. Деньги в тумбочке, следи за собой и за домом, не загружай голову.

— Ты его не любила?

— А ему не надо было, чтоб его любили. Ему надо было, чтоб его не трогали, а если вдруг настроение появится, чтоб было с кем пообщаться.

— Только с тобой или еще с кем?

— Никогда не интересовалась. Все равно домой приходил. Ему со мной легко было.

— А тебе?

— Не знаю. Мог неделями на меня внимания не обращать, а потом вдруг каждый вечер то в гости, то погулять, то в театр. А потом снова как отрежет. Ненавижу их!

— Кого?

— Мужиков этих чертовых! Сильные руки, крепкое слово. А потом — чего не хватало? — бросают тебя и даже не обернутся. Раз в жизни повезло, удачно замуж вышла. А сейчас я кто? Ну, квартира, ну, машина, и что дальше? Идти в школу биологию в болванчиков вдалбливать?

— Он что, ничего тебе не оставил? — мне подумалось, что безутешность вдов бывает, оказывается, очень разнообразна. Хотя не мне судить. Чужая душа потемки, и кто знает, что Тина сейчас на самом деле чувствует. Ни к селу ни к городу вспомнилось, как несколько лет назад мне в змеепитомнике показывали процедуру отбора яда. Гюрза раз за разом кусала подставленную чашку, и вдруг я заметила: что-то не так. Змея была по-прежнему сильна и прекрасна, но что-то неуловимо изменилось. Сашка-змеелов пояснил: «Все, отстрелялась, пора отдыхать». Я готова поклясться, что на блестящей змеиной морде было написано истинное разочарование. Вот эту-то разочарованную гюрзу и напомнила мне Тина. Она излучала не огорчение, не усталость — какое-то безразличное «будь что будет».

— Черт его знает, что он там оставил. Разве эти, — она махнула рукой к двери, в которую удалились ее визитеры, — меня к чему-нибудь подпустят? Ну за каким лешим его к обрыву понесло? Ах, Тиночка, не сердись, я полчасика с человеком поговорю, в баре меня подожди, будь умничкой. Я полчаса жду, я час жду, полтора… Ну, как же, бизнес — это святое. И знаешь, что самое страшное? Я ведь вернулась, заглянула в комнаты, а везде пусто. Думала, по дороге разминулись… Ну почему я на полчаса раньше не вернулась? И какого черта ему надраться приспичило? Что ему этот кретин наговорил?

— Какой кретин?

— Да Вадим Стрельцов, есть тут один… Тоже, по делу он притащился. Неужели нельзя было дать человеку нормально отдохнуть? Послала бы его подальше, ничего бы не было. Но как же можно, старый друг, надо помочь.

— А Виктор много выпил?

— Надо думать, если ограды ухитрился не заметить. Разве они скажут, сколько? Ну, перцовки я ему сама предложила. Мы оба простыли малость, помнишь, он вчера все про больную голову шутил? А его сегодня еще и работать понесло. Приехал с во-от таким насморком, я на двоих и налила. По две стопки, ему побольше, себе поменьше. Потом Стрельцов пришел, наверное, с ним добавили. Хотя обычно Виктор за делами никогда не пил.

— А после ухода гостя? Если разговор был очень неприятный?

— Да черт его знает, с чего там быть неприятному? Это Стрельцову от Виктора что-то нужно было.

— Погоди… Ты вчера утром с этим самым Вадимом беседовала?

— С Вадимом? Когда? Вчера? — она поглядела на меня совершенно непонимающими глазами.

— С утра, на качелях. Крепкий такой…

— А-а… — она помолчала, удивленно глядя в стакан, допила минералку, налила еще. — Тьфу, не могу больше. Этот, — сколько же отвращения можно вложить в одно коротенькое слово. — Ах да ох, да срочное дело, да Тина посоветуй. Эх, надраться бы сейчас до полной отключки… Трезвая до омерзения. И на спиртное даже глядеть не могу.

5

Если вы думаете, будто мужчинам трудно угодить, вы ошибаетесь. На самом деле это совершенно невозможно.

Следователя звали Сергей Львович. Маленький, полненький, бритый, безобидный такой, только вот взгляд нехороший. В общем, настоящий Порфирий Петрович.

— Вам бросилось в глаза что-то необычное?

— Я не так часто имею дело с трупами, чтобы делать выводы о том, что обычно, что нет.

— Действительно… — Он, похоже, совсем не рассердился. — Хорошо. Что вы заметили в первую очередь?

— Глаза и зубы. Я фонарик включила, а они блестят… ужасно. Мне теперь кошмары сниться будут.

— Вы сразу решили, что он мертв? Почему?

— Потому. У живого человека, когда прямо на него свет направляют, веки дрогнут или хотя бы зрачки, а тут полный ноль. Ну и пульса не было.

— Вы проверили пульс? — вот ведь дался им этот пульс, обязательно надо удивиться.

— Конечно, проверила, вдруг все-таки живой.

— Где?

— Как это — где? — опешила я. — Где живой?

— Где пульс щупали? — устало поинтересовался «Порфирий Петрович».

— На запястье. На сонную смелости не хватило.

— Тело не поворачивали?

Я поколебалась между возмущенным «вы с ума сошли» и более спокойным «разумеется, нет» и в результате сказала просто «нет». Очень все это было скучно. В книжках и кино беседа со следователем (инспектором полиции, частным сыщиком и т. п., нужное подчеркнуть) производит совсем другое впечатление. Если ты сыщик, так задавай какие-нибудь «хитрые» вопросы, а этот точно номер отбывает.

— Еще что-нибудь помните?

Я закрыла глаза, восстанавливая страшную картинку.

— Кажется, у него щека была оцарапана… Так… лежал он почти на левом боку… значит, правая.

— Зубы сильно оскалены?

— Нет, как будто улыбался… И запах мерзкий.

— Перегар?

— Черт его знает. Просто брр! Ах да, еще ключи.

— Какие?

— Вроде от машины. Лежали как раз у левой руки, до которой я дотрагивалась, такие, с монеткой. А что, там не было ключей?

— Да были, были. Вы их не трогали?

— Нет. Зачем?

— Ну, мало ли, из любопытства или показались знакомыми… Кстати, вы были знакомы с погибшим?

— Так, шапочно. В преферанс днем раньше играли.

— И тем не менее вы утверждаете, что его не узнали?

— И утверждаю, и не узнала… А что вы хотите? Я вообще не восприняла «это» как человека.

— В каком смысле?

— Ну вроде как видишь кадр из какого-то кошмарного фильма… не могу объяснить. Какое там узнать — ноги не держали, думала, сознание потеряю!

— Пульс тем не менее проверили и на зрачки внимание обратили, и ключи заметили, и даже царапину на щеке. Вы вообще наблюдательный человек? Хорошо владеющий собой?

— Да что вы! Чуть сама рядом не легла от впечатлений. Ключи… Зато я даже не помню, во что он был одет.

— Да-да, конечно. Вспомните, когда вы выходили из своего коттеджа, у соседей свет горел?

— На его половине да, в гостиной, а у супруги было темно, — я подумала и для большей точности добавила, — кажется.

— Во сколько это было?

— Без чего-то одиннадцать, без десяти, максимум без пяти. Самый край — в одиннадцать. Без четверти я телевизор выключила, переоделась, ну, пусть пять минут на одно, на другое…