Хаосовершенство - Вадим Панов

Самогон, который бродяги гнали из найденного в мусоре дерьма, сшибал с ног и крепко давал по мозгам. Настолько крепко, что, даже будучи трезвыми, они не всегда понимали, чего от них хотят. Впрочем, для тех работ, на которых их использовали, особого ума не требовалось.

— Ребята меня позвали, а я сразу смекнул, что это Мурат Шоколад, — продолжил Залипухин. — Хороший человек, мы в его клубе каждый месяц канализацию чистим.

А еще Мурат был одним из осведомителей Эмиры, и его смерть была вызовом — до сих пор никто из понаехавших в Кайфоград «крутых» не трогал официальных осведомителей ОКР.

— Нам плюнули в лицо, — негромко произнесла стоящая на шаг позади Эмиры Фатима Тураева.

— Согласна, — тихо ответила Го.

В Кайфограде ни у кого не было единственного хозяина, и Шоколад, само собой, работал не только на Эмиру — если чего узнавал, то старался донести интересные сведения до разных ушей, платили бы деньги. Однако все знали, что клуб Шоколада находится под защитой ОКР и решать возникшие проблемы нужно через Эмиру и никак иначе.

— Похоже, в городе завелся самоубийца, — добавила Фатима.

— Или же кто-то не боится ОКР.

— Товарищ майор, — подал голос Полфлакона. — Так мне за находочку полагается чего, али как? Мы, конечно, понимаем, дело государственной важности, и мы, как граждане, обязаны…

— Деньги или жратва? — перебила бродягу Эмира.

— Денежки, если можно, — осклабился Залипухин. Го протянула ему несколько купюр, после чего повернулась к Фатиме:

— Прикажи забрать тело, похороним Мурата как положено.

Анклав: Франкфурт. Территория: Palmenviertel. Собор Святого Мботы.

Старые привычки плохо сочетаются с новыми заботами

— Сорок Два и раньше не особенно жаловал храмовников, но в последнее время едва ли не открыто призывает к их уничтожению.

— И что? — лениво поинтересовался Джезе. — Пусть от этих проблем у СБА голова болит. И у храмовников, чтоб их духи Лоа поимели.

Позади коммуникатора, на экране которого торчала озабоченная физиономия монсеньора Джошуа Таллера, томно ласкала себя Зара. Московский архиепископ Католического Вуду позвонил, мягко говоря, не вовремя, но отказать в разговоре Джезе не мог — накинул сорочку, уселся к монитору, однако то и дело поглядывал на расположившуюся на кожаном диване соблазнительницу.

— В Занзибаре появились агитаторы, — хмуро продолжил монсеньор Джошуа. — Подбивают народ идти на Мутабор. Люди слушают их, а потом спрашивают: как реагировать? А я спрашиваю тебя.

Потому что дело слишком щекотливое, чтобы решать самому. Если тритоны и в самом деле готовят мощную атаку на Мутабор, то монсеньоры должны согласовать позицию, объяснить пастве, угодно ли данное безобразие духам Лоа или следует остаться в стороне. Только вот позиций у высших иерархов Католического Вуду может оказаться две: разногласия между Ахо, настоятелем храма Иисуса Лоа, и баварским архиепископом Папой Джезе зашли слишком далеко.

— Ты должен высказаться, Джезе, люди ждут.

Заре надоело поглаживать ноги. Она медленно подняла юбку и запустила правую руку меж полных бедер. А пальцы левой руки задумчиво теребят грудь, еще прикрытую полупрозрачной блузой.

— Думаю, мы не должны поддерживать атаку на Мутабор, — растягивая слова, произнес Папа и провел рукой по шее.

— Храмовники относятся к нам хуже, чем к мусульманам, — осторожно напомнил Джошуа. — Больше они ненавидят только тритонов.

Рот смуглянки приоткрыт, язык играет с полными губами.

— И тем не менее мы не должны поддерживать атаку, — с нажимом повторил Джезе.

— Почему?

— Потому что мы, дружище Джошуа, такие же странные и непонятные обывателям существа, как и храмовники.

Блузка уже на полу, и взгляду Папы открыта прекрасная, крепкая грудь с крупными черными сосками. Пальцы архиепископа сжимаются в кулак, однако Тал-лер думает, что жест стал следствием их разговора.

— Не согласен! Мутабор — закрытая секта, а мы контролируем целые страны и больше двух миллиардов человек. Миллиарды обывателей, Джезе! Это противоречит твоим словам. Мы понятны людям.

А как еще мог ответить истинно верующий?

— В данном случае, дружище, размер не имеет значения. Наша молодая и сильная вера делает нас непонятными для индусов, мусульман и китайцев. На нас легко указать пальцем, так же, как сейчас указывают на Мутабор.

— Мы этот палец откусим.

— А сколько зубов потеряем? — Джезе бросает взгляд на затвердевшие соски Зары. — Я считаю, что атака на Мутабор — только начало. Кто-то хочет раскачать лодку, и мы не должны помогать этому. — Тоненькие трусики летят на пол. В комнате отчетливо пахнет желанием. — А что Мертвый?

— Сказал, что беспорядки в Москве исключены.

— К его словам следует прислушаться, Джош. Если Мертвый гарантировал храмовникам защиту, атаки захлебнутся в крови.

— Знаю, — недовольно протянул Таллер. — Ты выступишь с заявлением?

— До конца дня.

— Спасибо, Джезе.

— Да благословит тебя ближайший дух Лоа, дружище.

Папа отключил коммуникатор, и обнаженная, разгоряченная Зара мгновенно оказалась у его кресла. Прижалась щекой к коленям, игриво провела руками по бедрам.

— Продолжим?

— Охотно, — улыбнулся Джезе. — Старина Джош нарисовался совсем некстати.

— Твои дела важны, Папа. Архиепископ закрыл глаза.

— Да уж, важны… не то что раньше.

Когда о жизнелюбии баварского архиепископа слагали легенды, а любовью с податливыми мамбо Джезе занимался два-три раза в день. Теперь же он почти все время проводил за письменным столом и на бесконечных деловых переговорах, сменив любовные интрижки на хитроумные политические комбинации. Окружающие связывали перемены со смертельным противостоянием, которое Папа вел с Ахо, однако Зара знала правду — Джезе изменился после поездки в Москву, после встречи с той худенькой сучкой, которая похитила его сердце. До этого война с лидером Католического Вуду не мешала Папе жить полной жизнью.

— Ты должен отвлечься, — прошептала Зара, целуя руку мужчины. — Ты слишком напряжен.

И почувствовала его желание. Не страсть, не любовь, только желание. Ну, и еще, может быть, симпатию. Джезе хотел ее, но то был заурядный инстинкт, желание выпустить пар — окажись на месте Зары любая другая мамбо, Папа среагировал бы так же. Ни следа того веселого огня, что горел раньше, ни намека на ту безумную страсть, что едва не спалила каменные своды московского собора Тринадцати Пантеонов. Ничего, кроме инстинкта. Худенькая сучка украла и сердце, и душу, и огонь. Стала для Джезе единственной, и ее лицо всегда будет стоять перед глазами Папы.

— Хорошо, — прошептал архиепископ, — хорошо…

Он погладил девушку по плечу, затем чуть сжал пальцы и потянул, заставляя встать на ноги. Чувствуя себя проституткой, Зара послушно поднялась с пола и переместилась на колени Джезе. Прижалась к нему, обняла за шею, нежно укусила мочку уха и зарылась лицом в густые, соломенного цвета волосы мужчины, которого обожала. Который предпочел ей другую.

* * *

Нужная ветка метро оказалась обесточенной. То ли действительно авария, как сообщали информационные экраны и экстренные новостные пакеты, то ли тритоны хулиганят. Второе, впрочем, сомнительно — все знали, что Кауфман жестоко расправляется с последователями Сорок Два, но… но ведь их еще поймать надо. Количество безов не растет, а тритонов с каждым днем становится больше.

«Ориентировочное время восстановления движения — два с половиной часа. Пользуйтесь наземными видами транспорта».

Цифровой диктор грустно улыбался и отсылал недовольных людей на переполненные улицы. Вышедший из квартиры Чайка недовольно хмыкнул, поразмыслил и спустился в подвал за «табуреткой», хозяин которой — обитающий на первом этаже Махмуд Кривицкий — охотно сдавал ее всем желающим за символическую плату. Если метро встало, то делать на проложенных над ним улицах нечего — трехэтажная магистраль и в обычные дни еле справлялась с потоком, а в случае аварии подземки вставала намертво. И единственной надеждой добраться до места оставалась юркая «табуретка», способная просочиться в самые незаметные щели.

Илья успел вовремя: едва он выкатил захваченный мопед во двор, как прискакал Скинушвили с пятого этажа и принялся орать, что давно договорился с Махмудом об аренде и наглый мальчишка обязан… Что именно он обязан, Чайка не услышал: сделал скандальному Скинушвили ручкой и выехал на запруженную улицу.

«Я вкладываю деньги в будущее! Я выбираю пенсионные программы «Первого частного банка корпоративных расчетов».