Блокада - Сергей Малицкий

Коркин судорожно сглотнул.

— А твой меч? — не отставал Пустой. — Он не удивлял тебя?

— Нет, — пожал плечами отшельник, — Я частенько упражнялся с ним, думал, что до потери памяти был кем-то вроде воина.

— А теперь? — спросил Пустой, — Что ты думаешь теперь?

— Теперь знаю, — отчеканил отшельник, — Я и был воином. Воином аху.

— Твое имя? — сузил взгляд Пустой.

— Кобба. — Коркин не мог отвести взгляда от лица отшельника. — Я один из стражей Бирту. Точнее, был им.

— Что ты помнишь о Бирту? — спросил Пустой, — Что ты знаешь о причинах возникновения Стылой Мороси? Или ты должен хранить секреты?

— Ничего не знаю, — ответил после некоторого раздумья Кобба, — И не знаю, должен ли я хранить секреты. Но если бы и был должен, то это никак бы меня не напрягло. Секреты мне неизвестны.

— Тогда расскажи все, что помнишь, — попросил Пустой.

И Кобба начал рассказ. Коркин все так же сидел рядом с ним, слушал низкий, как будто незнакомый, голос и никак не мог уловить смысла слов — настолько его завораживал сам голос отшельника. Тот говорил что-то об очень далекой стране, в которой он был обычным воином, пока его и еще сотню аху, таких же, как он, не посадили в какую-то машину и не доставили к крепости, которая называлась Бирту. Все, что им приходилось делать, — это охранять здание и всю территорию вокруг него. Кобба говорил о каких-то ловушках, о минных полях, о ящерах, которые помогали им нести службу, а Коркин вспоминал рассказ матери о том, как она нашла Рука. Это было через полгода после гибели ее отца и братьев. Ящер пришел с запада. Мать еще жила одна и однажды услышала мычание коров и странный цокот. Она взяла ружье и пошла в ложбину. Там и увидела Рука. Он сидел на хвосте, смешно раскинув лапы, в десятке шагов от старшей коровы и щипал траву. Увидев мать, ящер растопырил ушки и захрюкал, отчетливо выговаривая: «Рук, Рук, Рук». Почему-то она не испугалась зверя. Опустила ружье, подошла поближе и, протянув руку, коснулась его шеи. Ящер закрыл глаза и блаженно заурчал. Так и состоялось знакомство. Собаки у матери не было, но ящер оказался лучше собаки. Наверное, если бы не он, выжить ей было бы намного труднее. В одном ее ящер обманул: он не ел травы и неплохо обходился той живностью, что добывал для себя сам, что не исключало его пристрастия к тонким копченым косточкам. «Это что же получается, — удивленно подумал Коркин, — выходит, Рук старше меня самого?»

Кобба тем временем продолжал рассказ. Коркин понял, что многое пропустил, и со все большим интересом стал прислушиваться к словам отшельника. Тот говорил о секретности их задания. Командиры аху чего-то боялись. Сразу после прибытия в Бирту каждому аху был выдан пленник. В течение суток аху должен был «стать».

— Что значит «стать»? — не понял Пустой.

— Все, — пожал плечами Кобба. — Лицо, тело, руки, ноги, волосы. Даже голос. Ты садишься напротив человека и становишься им. Это сложно, но этому учат. Нельзя стать Другим аху, но можно принять облик человека. Аху могут многое. Они сильнее человека, быстрее, может быть, даже Умнее. Аху живут дольше. Я хорошо менял тело. Я не могу объяснить, как это делается, но представь себе, что ты слышишь звук. И начинаешь его повторять голосом, пока твой голос и этот звук не сольются в унисон. Примерно так же происходит и с внешностью. Ты садишься напротив пленника и повторяешь его, пока не станешь таким, как он.

— А что потом делалось с пленниками? — спросил Пустой.

— Думаю, что их уничтожали, — качнул головой Кобба. — Зачем отпускать того, кто видел перемену аху? Но почти все пленники сходили с ума. Они уже не чувствовали смерти.

— И охрану Бирту вы несли в человеческом облике? — спросил Пустой.

— Да, — кивнул Кобба. — Там все были в человеческом облике. Все, кто работал в Бирту, и охранники. Все. Мы таились. Мы боялись тех, кого вы называете светлыми. Хотя тогда никто еще их не видел. Но они как-то следили за Разгоном. Они даже пытались проникать и в мой мир. Поэтому и Бирту была выстроена как простой дом. Большой дом. Но мы жили вокруг в шатрах. Внешне мы были как одна из банд тех, кто пережил страшную войну. Вокруг лежали одни развалины. А потом все кончилось.

— Расскажи подробнее, — напрягся Пустой.

— Я стоял на страже недалеко от входа, — продолжал говорить Кобба, — Старший сказал, чтобы мы не вздумали дремать, что сегодня в крепости будет испытываться прибор, который делают ученые. Испытание было назначено на полдень. Ровно в полдень все и кончилось.

— Что кончилось? — не понял Пустой.

— Все, — нахмурился Кобба. — Небо исчезло над головой. Жуткий холод обрушился на Бирту. Инеем покрылись стены и башни. Здание исчезло, но потом появилось вновь. Время словно остановилось. Когда его не было, на его месте клубился туман. И в нем я увидел страшных воинов. Точно таких, каких ты нарисовал здесь, — Отшельник ткнул пальцем в один из рисунков на стене, — Только они были видениями. Я видел их тысячи. Они стояли рядами как раз там, где исчезло здание. А потом… потом я плохо помню. Появились какие-то твари. Небо вернулось на место, но мы все — я, ребята, что стояли недалеко, — все были окутаны какой- то паутиной. А потом… Потом было что-то страшное. Я помню, что нам пришлось сражаться, но с кем — не знаю. Помню, что отрядом из пяти или шести воинов мы попытались отступить от Бирту: там воцарилось что-то ужасное. Это было подобно кошмару. Из нашего отряда я выжил один. Где-то в пределах того, что теперь называют Стылой Моросью, меня задержали светлые. Что они делали со мной, я не знаю. Сколько времени я провел у них, я тоже не знаю. Память об этом вычеркнута из моей головы начисто. Я пришел в себя в Прилесье, хотя разве можно сказать так о человеке, который потерял память?

— О человеке? — не понял Коркин.

— Я думал, что я человек, — хмыкнул отшельник. — Мне даже кажется, что я и в самом деле стал человеком. Из оружия у меня остался только меч.

— Почему тебя не убили светлые? — спросил Пустой.

— Спрашивай у них, — развел руками Кобба, — Я удивляюсь уже и тому, что они приложили усилия, чтобы лишить меня памяти. Я же ничего не знал о том, что происходило в Бирту. А они даже не отобрали у меня меча. Впрочем, Коркин тоже его не заметил…

— Много там было… ученых? — спросил Пустой.

— Точно не скажу, — задумался Кобба, — Человек двадцать я мельком видел, они пытались выбраться из Бирту. Остальные исчезли. В том числе и ты.

— Я? — поразился Пустой.

— Ты или кто-то очень похожий на тебя, — сказал Кобба. — Я видел ученых только издали. По имени знал только мастера Ала, хозяина твоего меча, потому что он руководил и охраной.

— Эти ученые… — Пустой помедлил, — Они все были аху в облике людей?

— Не знаю, — ответил Кобба, — Возможно, и аху, и обычными людьми. Отличить невозможно. Или я не знаю способа.

— Мастер Ал был в числе тех, кто пытался выбраться из Бирту? — спросил Пустой.

— Нет, — покачал головой Кобба. — Но те, кто пытался это сделать, были в крови. Они были ранены. Не думаю, что многим удалось выжить. Скорее всего, никому.

— Понятно.

Пустой помолчал, бросил взгляд на онемевшего Коркина, посмотрел на урчащего ящера.

— Этого ящера помнишь?

— Да, — кивнул Кобба, — Он был одним из двух десятков. Ящеры несли службу внутри здания. Туда нас не пускали. Этого звали Рук. Да его и теперь так зовут. Он умеет произносить свое имя. Считается, что ящеры неразумны, но они очень умны. Они надрессированы на охоту, на охрану, на почтовую службу, даже способны оказывать первую помощь при ранениях на поле боя. Очень дорогое животное. Тем более что оно живет столько же, сколько живет аху, — до ста пятидесяти лет. Это самка. Еще молодая. Она выбрала себе хорошего хозяина. Ящеры чувствуют людей. И аху. Она никогда не даст почесать себя плохому человеку. Или аху.

— Она выбрала не меня, а мою мать, — признался ошеломленный Коркин.

Рук присвистнул (или присвистнула), поднялась на лапы, шагнула к Коркину и блаженно положила ему голову на колени. Пустой улыбнулся. Первый раз улыбнулся в присутствии Коркина.

— Как далеко твоя земля? — спросил он Коббу.

— Очень далеко, — кивнул тот. — Другое небо. Другие звезды. Более длинные сутки. Там я был тяжелее. Другая планета. Но я не знаю, где моя земля. Мы добрались сюда быстро. Сели в обычный орбитальный летатель, которые используются на наших трассах, и были здесь примерно через три или четыре часа. Не знаю точно, мы спали. Окон в летателе нет. Я проявлял любопытство, но у нас не положено задавать вопросы. Потом уже один из моих товарищей осмелился спросить у мастера Ала, которая из звезд на небе наша планета, но получил ответ, чтобы он не тратил времени зря, и дополнительный наряд на пост. Все.

— У тебя нет даже предположений, чем занимались ученые в Бирту? — спросил Пустой.