Невеста принца - Линда Миллер

— Причем тут Рафаэль? — дрожащим голосом пролепетала она. — Это не его вина.

Ничто в ее собственной жизни не могло подготовить Анни к встрече с такими интригами и таким уродством. В ее доме все любили друг друга и радовались друг другу. Любовь ее родителей всегда казалась ей прекрасной и чистой.

— Почему вы так его ненавидите, Люсиан? Что он вам сделал?

— Позаботьтесь о том, чтобы ваша судьба была не такой, как судьба матери Рафаэля, — сказал Люсиан прежде, чем ответить на ее вопрос. — Что Рафаэль мне сделал? Он родился первым. Он украл положенное мне по праву рождения и бросил это псам.

— Вы сошли с ума!

Люсиан пошел в кладовую и вернулся с другим яблоком, которое вытер о свою рубашку и отдал Анни со словами:

— Вот, красавица. Имейте в виду, даже если вы откусите от него, вы не уснете на сто лет.

Анни взяла яблоко и молча стояла, пока Люсиан обводил кончиком пальца ее губы, а потом засвистел и пошел к двери.

Ласковые и разумные слова Фелиции не могли успокоить Рафаэля. Были только два средства обрести вновь душевное равновесие — или сразиться на рапирах, или отправиться в постель к шлюхе. Поскольку шлюх поблизости не было, к тому же, он твердо знал, что ему нужна только Анни Треваррен, то Рафаэль решил поиграть рапирой. И послал за Барреттом.

— Бедняжка Эдмунд, — отозвалась на это Фелиция, глядя, как Рафаэль достает рапиры, доставшиеся ему в наследство от отца. — Он слишком прямолинеен и слишком дорожит своим местом, чтобы победить, значит, ему достается больше всех, ведь, на самом деле, ты всегда хочешь победить Люсиана.

Рафаэль усмехнулся через плечо. Никто не понимал его так, как Фелиция Ковингтон, но ее откровенность бывала подчас весьма болезненной.

— Если бы мне пришлось сейчас биться с моим братом, я бы мог его убить. Барретт, естественно, меньшее из двух зол.

Фелиция покачала головой.

— Ты не прав, Рафаэль. Барретт тут совсем ни при чем. Его несчастье в том, что он верен тебе и подчиняется твоим сумасшедшим приказам.

Хотя все рапиры были только лучшего качества, одну Рафаэль любил больше других и безошибочно узнавал. Он крепко взял ее в руку, и она серебром блеснула на солнце, стоило ему едва заметно пошевелить рукой.

— Тебя вот не обвинишь в покорности, — сказал он Фелиции, старательно избегая ее взгляда. — Будь ты покорной, тебя бы уже давно не было в этой проклятой стране. Фелиция, ты красивая женщина. Зачем тебе зря терять тут время?

Фелиция вздохнула и, прошелестев юбками, уселась в кресло. Она очень похудела с тех пор, как он видел ее в последний раз. К тому же, черные круги под глазами. Ему стало беспокойно.

— Я уже говорила тебе, Рафаэль. Когда ты уедешь из Бавии, тогда и я.

— Что ж, — беззаботно ответил Рафаэль, пряча свое отчаяние, — если ты не боишься сыграть в ящик вместе со мной…

У Фелиции слезы выступили на глазах, и она вскочила с кресла.

— Черт бы тебя побрал, Рафаэль! — крикнула она. — Как ты можешь шутить со своей смертью?

Рафаэль опустил рапиру и принялся смотреть, как Фелиция шагает по дорожке сначала в одну сторону, потом в другую, давая выход своему возбуждению.

— Я только так и могу, — сказал он. — Ради Бога, Фелиция, тебе не надо тут оставаться. Уезжай из Бавии сразу после свадьбы, если не хочешь раньше. И не думай, что ты можешь спасти меня от моей судьбы. Никому это не под силу.

— Никому, кроме тебя самого? — заплакала Фелиция. — Но ты слишком упрям и слишком глуп, чтобы что-нибудь предпринять.

С этими словами она убежала, едва не налетев на Эдмунда Барретта.

— Сегодня уже вторая дама убегает от тебя вся в слезах, — заметил Барретт. — Или еще были другие, о которых мне неизвестно?

— Заткнись и держи рапиру, — ответил ему Рафаэль, доставая для него рапиру и бросая ее прямо ему в руки.

Барретт пожал плечами, и они отправились на боковую тропинку в саду, где было довольно места для поединка на рапирах.

— Должен заметить, что мисс Ковингтон считает, — сказал Рафаэль, пока Эдмунд Барретт разминал руку, — что все эти годы ты уступал мне из какого-то дурацкого чувства долга. Это правда?

Телохранитель улыбнулся.

— Ты самый лучший фехтовальщик, какого мне когда-нибудь приходилось встречать, — сказал он. — Но пару раз… Она права… пару раз я мог бы у тебя выиграть.

Рафаэлю понравилась откровенность Эдмунда, но все же он почувствовал себя задетым.

— Возможно, и сейчас тоже…

Рафаэль поднял рапиру, и она засверкала на ярком полуденном солнце.

— Возможно, — коротко согласился Барретт, поворачиваясь лицом к своему противнику.

Они соединили рапиры и услышали мелодичный металлический звон.

— Давай, — ухмыльнулся Рафаэль. — Посмотрим, на что ты способен.

Барретт рассмеялся и сильным ударом едва не выбил рапиру из руки Рафаэля.

— Вы ведь не хотите, чтобы бой закончился слишком быстро, не правда ли, ваше высочество? — спросил он.

Несколько минут они сосредоточенно обменивались ударами.

— Я так и думал, — сказал Барретт, без слов поняв ответ Рафаэля.

Бой продолжался. И чем он становился напряженнее, тем лучше чувствовал себя Рафаэль. Он бился, пока не перестал чувствовать свою руку, пока у него не заболела грудь и ему не стало трудно дышать, пока рубашка у него на спине и груди не взмокла от пота.

Но он преодолел боль и преодолел усталость, впрочем, как и Барретт, который тоже давно превзошел самого себя.

В конце концов, когда Рафаэль уже потерял счет времени, Барретт сделал неверное движение, и ему удалось его разоружить. Рапира телохранителя со стуком покатилась по каменной тропинке, а Рафаэль развернулся и пошел прочь, недовольный своей победой.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Анни спряталась ото всех в дальнем уголке сада возле покрытой мхом и осыпающейся статуи Пана и уселась на такую же древнюю скамейку. Посидев несколько минут неподвижно и придя в себя после разговора с Люсианом, когда она дрожала от ярости и других чувств которым не находила названия, Анни взглянула на деревянную шкатулку у нее на коленях.

Еда, которую она взяла в кладовке, куда-то исчезла, наверное, выпала у нее из рук, когда она торопилась убежать подальше ото всех. Все же, несмотря на все волнения, Анни чувствовала голод.

Вздохнув, она дрожащей рукой погладила крышку шкатулки из вишневого дерева. Потом откинула ее, и перед ней возник как будто маленький столик с чернильницей и специальным местом для ручек и карандашей. Внутри она нашла даже несколько швейцарских марок, совершенно бесполезных в Бавии.