Невеста принца - Линда Миллер

На секунду она обхватила Анни за плечи, чтобы она не упала, а потом вошла в солярий.

Анни спряталась в тени, хотя всеми силами желала быть где-нибудь подальше отсюда, но не находила в себе мужества двинуться с места.

— Рафаэль, — крикнула мисс Ковингтон, подходя к Рафаэлю и кладя ему руки на плечи. — Что ты сделал с Люсианом?

Рафаэль дернулся, но она не отпустила его, и только теперь по этому ее жесту Анни поняла, как она близка Рафаэлю.

— Ничего, — резко ответил он. — Оставь меня, Фелиция. Пожалуйста.

Фелиция погладила его по волосам, и эта ее ласка болью отозвалась в сердце Анни. Она еще глубже ушла в тень и затаила дыхание, стараясь взять себя в руки.

Фелиция кивнула Барретту, и он неохотно пошел к выходу, не замечая Анни.

— Почему, Рафаэль? — тихо спросила Фелиция Ковингтон, обнимая его за талию. — Почему ты так ненавидишь Люсиана? Ведь он твой брат.

Рафаэль вздохнул и провел рукой по волосам. Ярость оставила его, но Анни видела, как он еще весь напряжен.

— Это не я ненавижу Люсиана, — ответил он. — Это Люсиан ненавидит меня. И иногда мне кажется, что он прав.

Фелиция улыбнулась Рафаэлю, пригладила ему волосы и, поднявшись на цыпочки, поцеловала его в щеку. Анни не могла оторвать от нее взгляд. Ей хотелось презирать эту женщину, и она не могла заставить себя.

— Ты хотел убить своего бедняжку брата? — ласково спросила Фелиция. — Или себя?

Рафаэль вздохнул и обнял Фелицию за талию. Вот уж ее мисс Августа Ренденнон не назвала бы толстой, в отчаянии подумала Анни, спрятавшись за доспехами, когда он и она подошли ближе.

— Я настоящий негодяй, — сказал Рафаэль.

Анни со слезами зависти и отчаяния на глазах смотрела, как Фелиция берет Рафаэля за руку и улыбается ему.

— Почему же, ваше высочество? — поддразнивая, спросила она его.

Они быстро удалялись по коридору, но все же Анни ясно услышала ответ принца:

— Люсиан обвинил меня в том, что я использую кое-кого, и он прав.

Это признание стало словно удар топором для Анни. Она прислонилась спиной к холодной каменной стене и глубоко вдохнула воздух в ожидании, когда пройдет боль. Немножко придя в себя, она, не сомневаясь, что принц и Фелиция на другом конце замка, отправилась к себе в комнату.

Там она сполоснула лицо, вытащила из волос шпильки, расчесала волосы, вновь уложила их и, достав принадлежности для письма, отправилась в сад. Она решила написать отцу с матерью, чтобы они скоро ждали ее в Ницце. В Бавии она больше не может оставаться, это она поняла со всей определенностью.

Ей невыносимо быть здесь, даже несмотря на такое важное событие, как свадьба Федры, ведь Рафаэль жалеет о случившемся, потому что, оказывается, в самом деле использовал ее.

Она шагала по зале, как вдруг вспомнила, что ничего не ела с утра, и отправилась в кухню. Если она не проглотит что-нибудь, то вскоре ее затрясет и опять начнется головная боль.

В кухне ее словно поджидал Люсиан, которому очень миленькая служанка смачивала холодной водой аристократический лоб. Он заметил Анни прежде, чем она успела убежать, так что бежать было поздно, этого ей никак не могла позволить ее гордость.

Холодно кивнув ему, она прошла мимо в кладовую, где взяла себе хлеб, сыр и яблоко. Когда она появилась обратно, стараясь ничего не уронить, Люсиан уже отпустил служанку и поджидал ее, закрывая ей дорогу к двери.

Вглядываясь в его красивое лицо, Анни неожиданно поняла, что Люсиан навсегда останется всего лишь карикатурой на старшего брата, и, поняв это, пожалела его.

— Позвольте мне пройти, — приказала она, задирая нос. — Мне нечего вам сказать.

— Зато мне есть, что вам сказать, — спокойно ответил Люсиан, складывая руки на груди. Он улыбался, несмотря на встряску, полученную им от Рафаэля. — Я совсем не хотел вас обидеть. Напротив, мне хотелось защитить вас.

У Анни задрожали руки, и несколько мгновений она боролась с желанием бросить все на пол. Потом она посмотрела прямо в глаза Люсиану.

— Я могу прекрасно обойтись без вашей рыцарской помощи, мистер Сент-Джеймс, — холодно проговорила она. — В дальнейшем постарайтесь себя не затруднять. Я прекрасно сама позабочусь о себе.

Он вопросительно изогнул бровь.

— Так же, как накануне?

Анни показалось, будто ее ударили по лицу, и она возненавидела Люсиана. Она в самом деле ненавидела его. С тех пор как она приехала в Бавию, ее достаточно унижали, не хватало еще, чтобы ей напоминали о том, что все знают о ее вчерашнем неблагоразумном поведении.

— Оказывается, вы сплетник, Люсиан, — сказала она. — Кроме всего прочего. Пожалуй, вам пора заняться чем-нибудь серьезным.

Он усмехнулся, однако жесткие складки, вдруг появившиеся по обе стороны его губ, испугали ее.

Люсиан отступил, но его слова заставили Анни остановиться и прислушаться к нему.

— Рафаэль опять будет вас соблазнять, несмотря на его милые слова, несмотря на всю эту чепуху о его судьбе и о вашем благородном возлюбленном, который ждет вас в будущем, он сделает вас своей любовницей, Анни. Он поселит вас в большом доме в Париже или Лондоне, Риме или Мадриде и осыпет вас нарядами и драгоценностями, которые и вполовину не будут так обольстительны, как его речи в поздней ночи, когда он будет любить вас. А когда вы дадите ему то, чего он больше всего на свете хочет, когда вы подарите ему здорового сына с храброй американской кровью в жилах, он отберет его у вас, чтобы воспитать по-своему, а вас забудет, словно какую-нибудь дрянь, попавшуюся ему ненароком на улице.

Анни медленно повернулась и встретилась глазами с Люсианом.

— Если Рафаэлю нужен наследник, правда, я не думаю, что он намеревается прожить достаточно долго, чтобы успеть его вырастить, ему не нужна любовница. Ему нужна жена, ведь ребенок должен быть законнорожденным.

Люсиан хмыкнул, и Анни похолодела в предчувствии чего-то страшного.

— Наверное, вы были бы правы, если бы речь шла о другой стране и о другом семействе. В нашей стране… — Он пожал плечами. — У нас другое дело. Рафаэль сам ублюдок, сын цыганки — любовницы моего отца. Естественно, она была одной из многих его любовниц. Но никто не сомневался, что именно он унаследует корону. Это разбило ей сердце… Нет, не цыганке, а первой жене отца, которую все считают матерью Рафаэля. Она заперлась в своих покоях, никого не хотела видеть и умерла от горя.

Анни сделала шаг по направлению к Люсиану, и яблоко, выпав у нее из рук, покатилось по полу.

— Причем тут Рафаэль? — дрожащим голосом пролепетала она. — Это не его вина.

Ничто в ее собственной жизни не могло подготовить Анни к встрече с такими интригами и таким уродством. В ее доме все любили друг друга и радовались друг другу. Любовь ее родителей всегда казалась ей прекрасной и чистой.