Леди на одну ночь (СИ) - Ольга Олейник
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Даже новость о начале войны не произвела на него сильного впечатления. Да, он прикинул, как это может отразиться на бизнесе, но тут же отбросил эти мысли. В конце концов, в этой войне Британия и Россия были союзниками.
— Ну, ты, братец, даешь! — восхитился Аркадий Дерюгин, когда они встретились за обедом. — Неужели сейчас есть что-то более важное, чем это?
Он оставил вопрос без ответа. Обсуждать свои отношения с Шурой он не собирался даже с лучшим другом. Она приняла его предложение, доверилась ему, и он считал своим долгом оберегать ее имя от всяких пустых разговоров.
Поэтому он предпочел обсуждать политическую обстановку, хотя думал совсем о другом.
В ресторане они позволили себе лишнее — и в еде, и в спиртных напитках. Он будто хотел наесться и напиться впрок, зная, что в Лондоне вряд ли найдет и такую стерляжью уху, и такую тушеную медвежатину с брусникой, и, конечно, такую водку.
Словом, когда он приехал домой, то уже едва держался на ногах. И не сразу понял, что сказал метнувшийся к нему в прихожей Степан.
— Что? Какая еще барышня?
— Та самая барышня, Андрей Николаевич, что у вас прошлый раз была, — объяснял лакей, принимая от него шляпу и перчатки. — Красивая такая барышня, светленькая.
Шура? Шура пришла к нему?
Он не знал, стоит ему радоваться или бояться. Холодным потом прошибло от мысли, что она передумала. Нет, он этого не выдержит!
А может быть, она испугалась, что не сможет уйти из дома тетушки рано утром, и решила сделать это прямо сейчас?
Он поднялся в гостиную, опираясь на заботливо подставленную Степаном руку.
Шура сидела на диване, листая альбом с репродукциями картин русских художников. Когда они вошли, она вскочила.
— Андрей Николаевич, я…
Он отпустил слугу.
Шура была бледной, взволнованной и виноватой. Теперь он уже не сомневался, что она пришла, чтобы сказать — она не едет с ним в Лондон!
И сразу защемило сердце.
— Андрей Николаевич, простите великодушно, но я не смогу поехать завтра с вами! Поверьте, я выполнила бы свое обещание, если бы не новые обстоятельства. Кто мог знать, что начнется война? Тетушка захворала от ужасных новостей, и я не могу сейчас ее оставить. Она вырастила меня, дала нам с братом кров и пишу, и я не могу отплатить ей такой неблагодарностью.
Она нервно мяла платок в руках. Плечи ее дрожали.
— Вот как? — устало осведомился он. — А мне, значит, такой неблагодарностью вы отплатить можете?
Он наплевал на приличия и сел в кресло, когда Шура продолжала стоять. Он боялся, что рухнет на пол. Чрезмерное количество спиртного давало о себе знать.
Он понимал, что говорить о благодарности к нему было неразумно — кто он такой, чтобы она могла испытывать к нему что-то подобное? И всё-таки было обидно — из-за внезапно рухнувших надежд.
— Андрей Николаевич, я понимаю, вы, должно быть, уже купили для меня билет на пароход. Я верну вам эти деньги. У меня есть немного — тетушка дает мне на карманные расходы, а я почти не трачу их.
Знала бы она, сколько он потратил на нее за один только сегодняшний день. Теперь эти покупки казались такими глупыми.
Он почувствовал, как слёзы выступают на глазах, и отвернулся. Он не хотел казаться слабым. И когда снова заговорил, постарался придать своему голосу не просто твердость — жесткость:
— Мне кажется, вы забыли о самом главном, Александра Сергеевна, — о расписках вашего брата. Вряд ли ваших карманных денег хватит на то, чтобы заплатить по ним.
Она вздрогнула.
— Я помню, Андрей Николаевич, и еще раз взываю к вашей доброте. Я не прошу вас вернуть расписки — вы имеете право получить по ним сполна. Мой брат намерен устроиться на работу. Сейчас, когда началась война, думаю, сделать это будет не трудно. Если вам будет угодно, он будет отправлять вам деньги с каждой получки.
Он разозлился:
— Послушайте, Александра Сергеевна, вы сами прекрасно понимаете, что когда я выкупал эти расписки, я не преследовал цель получить прибыль.
Она смутилась, и на бледных щеках проступил румянец.
Но сейчас он не намерен был щадить ее чувства. Она должна осознать, что он думает не только о себе, но и о ней тоже! Он хотел подарить ей свободу, достаток и свою любовь. Разве этого мало?
— Я хочу, чтобы вы поняли, Александра Сергеевна, что ваше решение окажет влияние не только на наши с вами отношения, но и на благополучие вашего брата. Вы вольны отказаться поехать со мной, я не стану вас принуждать. Но я уже говорил вам, что предъявлю расписки к оплате сразу же, как только приеду в Лондон.
— Но вы же не такой! — расплакалась она. — Я знаю, вы — добрый! Простите, что не оправдала ваших надежд.
Она была так трогательна в своей беззащитности, что он почти сдался. Но стоило вспомнить о том, что завтра утром он отправится в Лондон, а она останется здесь и когда-нибудь будет принадлежать кому-то другому, как сдавленный рык вырвался из горла.
— Вы плохо знаете меня, Александра Сергеевна! Я готов был проявить слабость ради вас, но не намерен позволять собой манипулировать. Вы прекрасно понимаете, что я выкупал эти расписки вовсе не для того, чтобы получить финансовую прибыль. Я собирался получить вас, Шура! И я получу вас, даже если после этого вы возненавидите меня. Нет-нет, не краснейте! Я довольно церемонился с вами. Я не буду брать вас силой — я слишком уважаю для этого и себя, и вас. Но я не намерен больше давать вам времени для раздумий. Мне кажется, вы уже достаточно взрослая, чтобы понимать, что именно я от вас хочу. И либо вы
