Засланец - Герман Гагарин

– Погоди! – потребовал я. – Что такое Великая Машина?

– Принеси мне завтра еще еды, хорошо? – попросил Хтор. – Если можешь, побольше.

Он встал на четвереньки и в следующий миг метнулся черным псом через палубу к вентиляционной трубе – только шарахнули когти по деревянному настилу.

Возле трубы выросли фигуры матросов: пожилого, чернявого и обожженного.

– Что за жижонка? – чернявый заглянул в вентиляцию.

Я ускорился, прошмыгнул за их спины и, перейдя в нормальное время, спросил голосом деревенского простака:

– Увидели че?

– Через плечо… – буркнул в ответ пожилой. – И мне тоже вроде показалось…

На палубу полился синеватый свет. Мы задрали головы: на небе рядом с желто-красным пятном Бриарея возникла бело-синяя полусфера.

Полусфера приближалась, распухая в обложенном хмарью зените. Я услышал рокот, похожий на гул мегаполиса. Незаметно он заглушил шум машин «Рассвета», скрип рангоута и плеск воды за бортом.

– Чтоб мне сдохнуть… – пробормотал пожилой.

– Облачник! – выкрикнули матросы в три глотки. Синие отсветы, лежащие на лицах, делали этих людей похожими на утопленников.

И тут же раздался трезвон корабельного колокола. Я увидел, как в темноте вентиляционной трубы сверкнули глаза Хтора; а ведь скилл почувствовал приближение облачника. Мог бы предупредить, выродок… Тут же на палубе стало не протолкнуться. Не только на палубе; на мостики, на трапы высыпали поднятые по тревоге матросы и офицеры. Загрохотали каблуки тяжелых сапог – это вывалила наружу сонная и злая охрана мэра: пятерка широкоплечих молодцов в серых френчах и черных галифе. Увидев облачника, они схватились за кобуры на поясах.

А потом грянул нечленораздельный вопль. Пожаловал наружу сам господин мэр: с испачканными соусом усами, в плаще, накинутом на одно плечо. За руку его держала, силясь остановить, злая, как тысяча бредунов, супруга. В свободной руке Двейн Карр сжимал помповое ружье.

Клубы тумана раздвинулись, и перед «Рассветом» возникла гигантская летающая медуза. Лучи прожекторов, расположенных на носовой надстройке, уперлись в исходящую холодным свечением плоть.

Глядя, как мэр пытается передернуть затвор, я понял, что он скорее убьет кого-нибудь из своих, чем попадет в облачника.

Машины «Рассвета» остановились, рулевой взял левее. Один из охранников – наверное, самый нервный – спустил курок. Тут же началась пальба: речники стреляли из винтовок, охранники – из револьверов, и, заглушая всех, громыхало ружье мэра.

Походило на то, что пули не причиняли облачнику вреда. Его мантия чуть заметно колыхалась, органы, защищенные толстой студенистой прослойкой, трепетали.

Мою руку повыше локтя обхватили чьи-то пальцы.

– Чего без толку ошиваешься? – гаркнул старший механик. – Или хватай ствол, или ступай в кубрик! Твоя вахта – через час! Живо убрался вниз!

Понукаемый недовольным бурчанием Свена Маллера, я сбежал по трапу. Над головой трещали выстрелы, и моя натура рвалась наверх, туда, где команда сражалась с огромной летающей медузой. Но лесной человек, принятый с большой неохотой в кочегары, должен был беспрекословно выполнять приказы начальства…

Позднее, когда я уже стоял у печи с лопатой, молва донесла, что облачник слизнул с палубы двух речников. Подхватил щупальцами – и был таков в тумане. Матросы уверяли, что мы еще легко отделались.

Дух Дождя забрал причитающуюся ему дань.

Глава 9

Рон Белл обитает в столице. Он – ниточка к Тени…

Я стоял на баке. Вымытый до скрипа. В отутюженной матросской форме. Солнце горело на золотом крабе моей фуражки. За ударную работу мне полагалась увольнительная на берег. Возвращаться из нее я не собирался, но форменка была очень кстати. Надоело носить дикарские обноски.

Всего за пару дней до прибытия яхты в Солнце-на-Восходе наступило лето, которое порой радовало хорошей погодой. Вот и сейчас полумесяц Бриарея грейпфрутовой долькой висел над горизонтом, а облака нежно-розовыми грудами лежали в зеленоватых заводях неба. Нестерпимо блестела река.

Никогда еще я не видел на Дожде такого неба и такого солнца. И такого города – тоже.

Еще на рассвете леса отступили от берегов. Низкий левый утонул в утреннем тумане. Высокий правый ощетинился деревянными сваями, позеленевшими от водорослей. На сваях дремали крылатые животные, похожие на черные сложенные зонты. За излучиной потянулись деревеньки и маленькие городки – спутники столицы. Смог висел над фабричными окраинами. Ржавые жерла водосбросов извергали мутную жижу. Повсюду, сколько хватало глаз, – трубы, провода, газгольдеры, прокопченные стены.

Попыхивая паром, локомотив протащил через мост грузовой состав. В затхлых водах затона ржавели списанные пароходы. На палубы нанесло земли, в сухом бурьяне копошилась мелкая живность. Сияя цельнометаллической оболочкой, проплыл в вышине дирижабль. Дикие, заваленные мусором берега окраин становились все опрятнее. Левобережные отмели превратились в пляжи. Правобережные обрывы оделись камнем. Деревянные домишки за дощатыми заборами сменились кирпичными постройками.

Мелькали за парапетом набережной лакированные бока автомобилей. Каменные дома громоздились все выше. Сквозь ажурную конструкцию радиобашни, которая господствовала над городом, пылали золотые точки. На реке стало тесно. Пароходики, баржи, катера, лодчонки. Дым, музыка, плеск, неразборчивая ругань в громкоговорителях, стук судовых машин. До северного речного вокзала было рукой подать.

Пассажиры яхты высыпали на верхнюю палубу. Расхлюстанный и, по-моему, все еще пьяный мэр, его женщины в светло-серых, похожих на коконы костюмах, свора прихлебателей-референтов и охрана. Сопровождал эту «банду» грузный и угрюмый капитан «Рассвета».

Шлепая плицами, паровая яхта бодро приближалась к причальному дебаркадеру. Палубные матросы засуетились, готовясь к швартовке.

Я осмотрелся и не торопясь спустился к угольному бункеру. В тени поднятой крышки люка скорчился скилл. Он был похож на черта.

– Я думал, ты уже ушел, – сказал я.

– Я не мог, – отозвался Хтор. – Вахтенные заметили бы. Уйду ночью.

– Как знаешь.

Я не испытывал к Хтору теплых чувств. Но я знал, что с ним мне предстоит еще встретиться. С ним и с его народом. Ведь у призраков, как выяснилось, гораздо больше общего со скиллами, чем с людьми. Я не просто испытывал любопытство, я предощущал какую-то пока еще смутную надежду… Я должен был все увидеть собственными глазами: и Лесогорье, и Целестинскую падь, и эту таинственную Великую Машину, которую строят скиллы.

Я расстегнул молнию на поясе-кошельке, который прятал под матроской, вытащил горсть монет.

– Держи!

Скилл подставил ладони, я ссыпал в них чеканы – новенькие серебряные кружочки с пирамидой на аверсе и номиналом на реверсе.

– Прощай! – сказал я. – Даст Ктулба, свидимся.

– Свидимся, – эхом отозвался Хтор.

Могу поклясться, что это была не просто вежливость. В голосе скилла звучала непоколебимая уверенность.

Я кивнул и направился к пассажирской палубе, куда должны были подать трап. «Рассвет» уже причаливал. Матросы держали швартовы наготове. Смолкли машины. Тихо журчала под форштевнем речная вода. Пассажиры нетерпеливо переминались с ноги на ногу. Я скромненько стоял в сторонке, среди других матросиков, заслуживших увольнение на берег. Они весело болтали, предвкушая выпивку, девочек и драку.

Подошел старший механик Маллер. Таким за весь рейс я его не видел. В плавании стармех носил обычную матросскую робу и всегда был готов залезть по уши в масляные внутренности любого заартачившегося механизма. Теперь же передо мной стоял настоящий офицер. Фуражка, китель, брюки, ботинки – все белое. Сверкали золотые пуговицы и галуны. Благородные седые бакенбарды были аккуратно расчесаны.

– Впервые в столице, Странный? – осведомился Маллер.

– Так точно, господин старший механик! – отчеканил я.

Маллер поморщился: он не любил показного соблюдения субординации.

– Куда думаете пойти? – спросил Маллер и сам себе ответил: – В кабак, конечно…

Я осклабился, как последний недоумок. Дескать, куда еще пойти кочегару после без малого семи дней адской работы?

– Ну-ну, – пробормотал стармех. – Постарайтесь обойтись без поножовщины. Кочегар вы отличный…

– Рад стараться! – продолжил я валять дурака.

Маллер махнул рукой и отошел в сторонку.

«Рассвет» пришвартовался. Я покрепче перехватил сверток с креагуляром, дождался, пока на берегу окажутся пассажиры и матросики, и лишь тогда сошел сам. С пристани в город поднималась широкая лестница. Дорога в матросские кабаки вела в обход этого архитектурного шедевра, но мой путь лежал совсем в другую сторону. Меня влекло в квартал, примыкающий к торговой пристани и складским пакгаузам. Там располагалось заведение, аналогичное лавчонке Карра Ящера в Котле-на-Реке. Правда, в отличие от Ящера, хозяин этого заведения скупал у матросни все подряд. Разумеется, не брезговал и артефактами.