Август – июль - Вера Мусияк

лестницы, казавшейся скелетом какого-то железного зверя, и пыльной черноты, начавшейся за площадкой последнего этажа: может, просто алкоголь так быстро выветрился? – Дверь это наверняка… – никак не получалось вспомнить слово, – заэтована.

– Сама ты заэтована, – бросила Катя через плечо. Она уже забиралась по лестнице, уверенно, но слегка заторможенно перебирая руками и ногами. – Подними свет, чтоб я видела, да, вот так!

Лестница была небольшой, перекладин двадцать, но Ане показалось, что она несколько часов наблюдала за тем, как Катин силуэт карабкается к металлической дверце. Вокруг было тихо, но не отпускало чувство, что вот-вот – и начнутся чьи-то шаги, или кашель, или возглас: «А вы что здесь делаете?», или, что еще хуже: «Девушки, извините, вам помочь?» Но вот-вот не наступало, а всё равно было страшно. И какого хера Катя туда лезет?! Понятно же, что закрыто, все чердаки всегда закрыты! Видимо, что-то перещелкнуло в ней неделю назад, и теперь она то ли ничего не боялась, то ли просто делала вид, что смелая, пытаясь игнорировать свой тогдашний страх. Замирая от испуга, восторга и предвкушения, Аня прокручивала в голове сегодняшний вечер.

Эта суббота наконец-то наступила, и Аня снова летела к любимому угловому подъезду с бутылкой вина, как Пятачок летел к ослику Иа, держа в лапках зеленый шарик. Сегодня повезло, и шарик не лопнул, бутылка не разбилась, и ценная жидкость осталась в сохранности и поглотилась не горячим асфальтом, а двумя пульсирующими единствами тел и сознаний. После вина Катино единство достало пузатую бутылку Мартини Бьянко – в кафешке выдали в качестве премии, у него то ли срок годности заканчивался, то ли что. Сладкая пряность мартини весело разорвала бордовый бархат, в который затянулся было мир после бутылки красного. Предметы вокруг зазолотились новой красотой, воздух зарябил радугой. Даже бубнящее радио преобразилось и впервые стало петь; Аня сделала погромче: Снова от меня ветер злых перемен тебя уносит… Пугачева, девяностые, детство. Комочки в манной каше, передача «Поле чудес» по пятницам, асфальт вздувается из-за толстых корней деревьев. Смутная история про девушку, которая написала эти стихи, а потом погибла накануне своей свадьбы. Желтой осенней листвой, Птицей за синей мечтой… Стало душно, кухонный уют мешал дышать, захотелось на воздух. Открыли балкон: банки, удочки, велосипеды. Комплект зимней резины. Папины сигареты, жестянка из-под горошка «Бондюэль».

– Нет, здесь плохо, – быстро сказала Катя, – мало места.

– А куда ты предлагаешь, на крышу? – честное слово, Аня пошутила.

– Аня! Это гениально! Нет, это охереть как гениально!! На крыше сейчас точно кайф! Погнали обуваться!

– Да я же пошутила, ты что! Там наверняка закрыто, почти сто процентов! Только время там потеряем и обосремся от страха, – Аня хотела добавить «опять», но не добавила.

– Ну, «почти сто» это не «сто», – не унималась Катя, – значит, есть маленький шанс, что нам повезет. А я знаешь, что думаю? – она уже втискивала ноги в кеды. – Я думаю, что хотя бы разочек нам должно с тобой повезти! Погнали, Анют, не ссы! Так, надо только ключи не забыть…

– Может, хотя бы фонарик возьмем?

– Да! Да! Фонарик! Анют, ты просто моя гениальная подруга!

Два пролета пешком – и началась темнота. Фонарик – бамс, фонарик – щелк, двадцать секунд – и вот уже Катя лезет по ржавой лестнице, и зачем лезет, дурочка, ведь железная дверь, конечно же,

– Открыта!! Ань, ты прикинь?! Она реально открыта! Аааа! Всё, я залезаю, а, нет, я немного спущусь, ты дай мне фонарик, я снова залезу и посвечу тебе сверху!

Аня лезла, перебирая перекладины. Голова кружилась. Над головой ждала Катя. В голове отдавался быстрый пульс. Голову осаждала мысль: неужели может так повезти? Нет, другая: каким садистским образом устроено везение, если твоя подруга может случайно подхватить шальную бактерию и умереть через несколько часов, зато вот, блять, открыт чердак?! Дверь, в самом деле, легко поддалась, впуская в чердачный мрак. Напротив светился лаконичный прямоугольник – выход на крышу. Главное – не смотреть по сторонам. Быстро пробежать, и всё. Веселый страх кусал за пятки, кипятил кровь. Еще два шага – только не смотри по сторонам! – и вылезать. А вот и крыша – и теперь можно смотреть хоть куда.

Крыша подсвечивалась двумя прожекторами, белым и желтым. Здесь было светло и очень просторно, и никаких людей. Аня и Катя взялись за руки и побежали вокруг, восторженным Ааааааа! размечая новое для себя пространство. Город под ними давно уже был съеден ночью, только вдалеке мигали какие-то веселые огоньки. Казалось, что они попали в безмолвный космос, на свою собственную маленькую планету: пусть без роз, зато и без баобабов. Открой всё настежь, слишком много любви – Аня подумала, что ради такой ночи готова была томиться в ожидании хоть две, хоть двести недель. Разве могла она сомневаться в Кате? Она же волшебница, добрая фея, она знает всё про открытые крыши и земляничные поляны, и она прямо сейчас держит ее за руку, и они вместе несутся над уснувшим городом, захлебываясь ночным воздухом, прогретым прожекторным светом. Никакого времени не было, его просто не существовало на этой сказочной плоской планете. Рывок к одному краю – за ним почти нет огней, бархатная чернота, свободная от домов и улиц, только нежно поблескивает спящая «МЕГА». Пару лет назад, когда ее открыли, на соседнем заборе появилась надпись: Главные вещи на свете – это не вещи. Почему-то эта фраза сейчас вспомнилась, захотелось ее прокричать. Прокричали, а потом – еще одну, с другого забора: Заря не зря, и я не зря; они кричали миру, что его послания прочитаны и поняты, и на несколько секунд действительно возникло ощущение благостной ясности, разлитой вокруг.

Другой край крыши, а там – плотные огоньки, стремительно бегут, затем плавно поднимаются – взлетает самолет. Это чудо казалось еще невероятнее, чем то, что у них теперь есть своя планета без времени и глубины. Самолет набирал скорость, он скоро будет где-то – у моря? – конечно, у моря! Нужно было немедленно отблагодарить вселенную за эту красоту, нужно было еще что-то прокричать, что-то важное, может быть, спеть, но что? Вот эту эмоцию, что ты такой маленький и восторженный в огромном непостижимом мире, ее как передать? Катя придумала, она начала петь, но это были глупости, совсем неподходящие слова, просто сопли полузабытой эстрады! Но она не останавливалась, не смеялась, ее слабый голос прорезал ночную тишину, и что-то было в этом, только непонятно, что. Конечно же, Аня подхватила, конечно, она знала слова, забитые в подкорку еще