Поймать чайлдфри - Екатерина Сергеевна Рагозина

– Отец не любил этим делиться, но, вообще говоря, до последней встречи с Вами он уже перенес два инфаркта, а третий стал смертельным, – Алексей говорил медленно и монотонно, чувствовалось, что он повторял эту фразу, по меньшей мере, тысячу раз. – Врачи рекомендовали ему воздержаться от сильных переживаний, но… сами понимаете.

«Уж не со мной ли связаны эти переживания…?», – начала думать я, но плач дочери не дал закончить мысль.

– Какая красивая девочка, – с лица Алексея сошла тоскливая серость, когда любопытная Катюша обхватила своей ручонкой его палец. – Такая же красавица, как Вы.

Я пропустила неуместный комплимент мимо ушей.

– А похоронили отца в К…ом?

– Нет, я перевез тело в Питер, еще при жизни он просил похоронить его рядом с матерью.

– Я обязана поехать на кладбище! Прямо сейчас!

Алексей не успел ответить, его прервал вопль дверного звонка. Кого еще принесла нелегкая?

Я почти в гневе рванула дверь и… осеклась. На пороге стоял Олег собственной персоной. Выглядел он неважно: дорогой костюм измят так, как будто он спал, не раздеваясь, по меньшей мере, две ночи, подбородок скрыла неухоженная черная щетина. Катя, которая сидела у меня на руках, увидев страшного дядю, подняла сигнальный вопль.

– Проходи, – засуетилась я. – Извини, у меня не прибрано.

Через пять минут малышка снова уютно заснула в своей кроватке, а я надела свежее платье и тщательно причесала растрепанные волосы. На меня вдруг снизошла непонятная стыдливость, которую до этого не вызвал Алексей и которая теперь заставила задержаться у зеркала.

Мужчины сидели друг напротив друга в напряженных позах – очевидно, пока я прихорашивалась, они не перекинулись и парой слов.

– Думал, ты одна, – Олег придавил меня похмельной тяжестью взгляда.

– Думала, ты не придешь, – улыбчиво ответила я.

– Кажется, мне пора, – огорченно заметил Алексей.

– Нет, не уходите. Я не думаю, что это надолго.

Олег свирепо взглянул на меня и, молча сжав мою руку повыше локтя, повел на кухню. Квартира была ему хорошо знакома, здесь он вел себя по-хозяйски.

– Кто этот парень? – гневно вопрошал он.

– Это иллюстратор и мой добрый друг, – просто ответила я.

– Только друг?

– Олег, не впадай в водевильные страсти.

Он заскрипел зубами от злобы, но в следующее мгновение упал на колени и больно сдавил мою ладонь.

– Лизка, пожалуйста, прости меня. Я такой дурак!

– Олеженька, не надо, встань, – испугалась я. – Ты доведешь себя до нервного срыва.

– Дурак, дурак, дурак, – повторял он, как заведенный. – А вокруг дурака – проклятые вздорные бабы.

– Это точно, – согласилась я.

– Анжела, будь она неладна, все последние месяцы поливала тебя грязью, а я не возражал, мне это было даже приятно.

– И главное – она во всем права.

Глаза Олега производили странное впечатление: остервенение во взгляде мешалось с дикой, необузданной страстью, и мне все сильнее хотелось отвернуться.

– Главное я еще не сказал, – Олег встал с колен и неловко скрючился, пытаясь ухватить меня за плечи. – Я на ней женюсь.

– Думаю, она об этом и мечтать не могла…

– Она очень четко спланировала свой любовный десант, – усмехнулся Олег. – Появилась как раз в тот момент, когда наши с тобой отношения находились в самой острой стадии отчуждения, и перевела внимание на себя – ласка, внимание, сочувствие, и вот я уже протягиваю ей кольцо, которое еще недавно хотел надеть на твой палец. Она гораздо лучше, чем ты, понимает мужчин, и пользуется этим. Как думаешь, почему я так долго не появлялся? Неужели не хотел увидеть дочь?

Через минуту он уже стоял над кроваткой Кати и морщился, как слепой, пытаясь отыскать в безмятежном личике ребенка свои черты. Еще через минуту проснувшаяся малышка сидела у него на руках и вялыми, теплыми ото сна пальчиками щупала его за нос. Еще через минуту отчаянно заскучавший чайлдфри поспешил ретироваться, сославшись на массу деловых задач.

– Олег, ты напрасно занимаешься самоедством, – сказала я на прощанье. – Анжела – в общем-то, очень неплохая девушка, и она будет прекрасной женой, которая подарит тебе покой в быту и психологический комфорт, не будет мучить тебя придирками и пытаться соревноваться, как это делают супруги, претендующие на семейное равенство. Ты для нее идол, и она стремится к полному поклонению. Тебе это подходит, а я на такое не способна.

Мой друг и отец моего ребенка с силой рванул входную дверь на себя, но в долю секунды изменил решение и тихонько захлопнул ее снаружи, аккуратно щелкнув замком.

***

– Знаете, Лиза, я всю жизнь страдал от того, что не могу достичь таких же высот таланта, как мой отец, – говорил Алексей, обращаясь наполовину ко мне, наполовину – к могильной плите с высеченным профилем Пирата-старшего. – Понимая, что я – всего лишь сын великого художника, а не великий художник, я бежал от него, бежал от его тихой и вдумчивой любви, огорчал его своей беспричинной холодностью и явным желанием усилить отчуждение. Все изменилось после его первого инфаркта… «Неужели отец не вечен?» – эта мысль, такая простая и одновременно жуткая, неотступно преследовала меня до тех пор, пока я не понял главного: моя задача – не превзойти, а продолжить. Я понял, что должен стать точной копией Пирата, не его репродукцией, а подлинником. Подлинником! Думать, как отец, понимать, как отец, рисовать, как отец. Задача была непостижимо трудна, но перед самой его смертью я, кажется, приблизился к своему идеалу вплотную. Во многом благодаря тому, что он не побоялся познакомить меня с Вами.

Я молча смотрела на ухоженный холмик земли, где покоилось тело моего преданного и трогательного друга, с которым я даже не успела попрощаться. Милый мой Пират, правильней было бы похоронить тебя под тем деревом в К…ом.

– Лиза, не плачьте, – Алексей протянул мне платок. – Отец бы этого не вынес.

***

Мы шли вдоль длинной цепи могил к выходу с Новодевичьего кладбища, Алексей обхватил мою липкую ладошку своими сильными, горячими пальцами. Уже опустились сумерки, и редкие припозднившиеся посетители, наскоро смахивая слезы или болезненно морщась, старались прошмыгнуть мимо нас, не оставив о себе никаких впечатлений.

– Возможно, мне не следовало бы интересоваться, но сегодня я стал свидетелем не самой красивой сцены, – Алексей внезапно прервал молчание. – Похоже, Вы сильно обидели Вашего давешнего гостя?

– Теперь уже трудно сказать, кто кого обидел сильнее, но закрутила этот клубок, конечно же, я.

Голос звучал бесцветно, но мысли быстро возвращались на свой привычный круг. Выплаканные слезы принесли мне временное облегчение, как это часто бывает, когда после тягучего ада похоронных