Поймать чайлдфри - Екатерина Сергеевна Рагозина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пират достал откуда-то из-за печки альбом с эскизами своего сына, и мы с Анжелой начали листать. В этих работах было много подражания отцу, но все же Пират был прав – чувствовалось мощное дарование, которому просто требовалось время, чтобы окончательно развиться.
Алексей приехал из Екатеринбурга вечером того же дня – не ради меня, а просто потому что частенько гостил у отца в выходные. Он был практически его точной копией – разве что борода не седая. В екатеринбургских творческих кругах Алексея Пирата знали как прекрасного графика, он преподавал рисунок студентам-архитекторам и частенько участвовал в выставках. Он оказался обаятельным и сговорчивым человеком, к общему решению мы пришли практически мгновенно, а потом, как и предрекал Пират-отец, начались разговоры по душам.
– Ты, Лизавета, значит дочурку ждешь? – спрашивал пожилой художник, вороша толстой палкой горящие ветки.
Погода стояла такая, что в избе находиться было невозможно – душа рвалась наружу. Мы забились в беседку, которую Пират устроил в своем огородике и разожгли очажок, выложенный закаленными камнями. Уже давно опустились сумерки, и наши восторженные, возбужденные от обилия свежего воздуха лица выхватывал из темноты только этот трепещущий огонек.
– Эх, Пират, не знаю пока, дочку или второго пацана. И так и сяк буду счастлива!
Выяснилось, что Анжела никогда не видела настоящих коров, и Алексей вызвался показать ей возвращающееся домой стадо. Скоро пастухи погонят его по соседней улице.
Они ушли, и Пират, воспользовавшись одиночеством, молча обнял меня за плечи.
– Рад за тебя, девочка. А счастливый отец-то есть у малыша?
– Отец, в принципе, есть, но не счастливый. Номинальный.
– Так я и думал, бедная, потерянная моя красавица.
Пират – душа-человек, ему можно о многом рассказать, не таясь, но то, что касается моей беременности, пусть остается постыдной тайной.
Несколько минут прошли в молчании, Пират задумчиво поглаживал меня по волосам.
– Эх, черт, хорошо, что мы одни, – наконец, изрек он. – Помнишь, в Питере не было у нас таких минут.
В этой фразе мне почудился интимный подтекст, и я попыталась отсесть, но Пират, как будто не заметив этого движения, еще крепче прижал меня к себе сильной рукой. Это было уже нескромно, но я смолчала.
– Пират, ты по мне скучал? – осторожно спросила я.
Пират был вдовцом, и вдовцом с большим стажем – его жена умерла, когда Алексею едва исполнилось 6 лет. Мое горе после потери Игоря было ему хорошо понятно, и, вероятно, это обстоятельство благоприятно повлияло на наши отношения – общая тоска сделала их сначала добрыми, а потом и сердечными.
Пока он жил в Питере, мы часто виделись на всевозможных творческих тусовках, но, как и полагается друзьям, предпочитали им встречи в более узком кругу. Наш круг состоял из пяти человек: двух писателей, безумной журналистки Сони, художника и архитектора. Я была здесь самой молодой и поначалу самой неуспешной. Потом мои книги начали лучше продаваться, и времени стало гораздо меньше – я практически «выпала» из круга, но сохранила с ним хорошие отношения. Пират же, в конце концов, со всеми, кроме меня, перессорился, и уехал отшельничать в К…е. Так или иначе, а он был прав насчет «редких минут»: мы действительно, кажется, всего пару раз встречались с ним наедине, вне круга, и, хотя и были друг другу приятны, чувствовали некоторое отчуждение, связанное с разницей в возрасте и опыте. Иногда мне даже казалось, что он меня избегает.
Неловкость стерлась после его переезда в глушь: при письменном общении разница между нами как будто пропала совсем. Переписывались мы редко, в лучшем случае я отправляла письма раз в три месяца, еще реже – получала, но тем сладостней был процесс переписки. Теперь, когда я вновь сидела рядом с живым Пиратом, сердце мое радостно екало, а голова предостерегала: «Будь внимательней, здесь что-то не так». Слишком впечатлительный ум художника, теперь я это ясно видела, построил из моих мелко исписанный листочков излишне романтическую конструкцию.
– А вот и мы! – раздался из темноты счастливый голос Анжелы, и Пират снял руку с моей талии.
Подруга была донельзя возбуждена и грязна с ног до головы. Алексей со смехом рассказал, как городская девочка испугалась, увидев коров, и попыталась бежать, но в темноте свернула не туда и упала прямо в лужу, не успевшую высохнуть после вчерашнего дождя. Особую пикантность этой истории придал тот факт, что Анжела, несмотря на мои убедительные просьбы, взяла с собой в деревню только привычные ей туфли на шпильках и короткие платьица. В общем, свалилась она презабавно.
Благо, что у Пирата в глубине огородика стояла и маленькая покосившаяся банька, в которой нашлись горячая и холодная вода. Мы с Анжелой закрылись вдвоем и с удовольствием смыли с себя всю усталость этого дня.
Глава 11.
– Ванька, ты как?
– О, мам, отлично! Мы с Татьяной Николаевной каждый день то в кино, то в театр ходим. Очень интересно!
Сына я на время отъезда оставила на попечение Татьяны Николаевны, олеговой мамы. Та была безмерно рада и мое признание, что мы с Олегом поссорились и, возможно, навсегда, пропустила мимо ушей – Ванька в любом случае оставался ее любимым мальчишечкой. «Можете хоть поубивать друг друга, а сына от меня не отлучай», – строго поучала меня старая женщина.
– Ванька, мне тоже очень интересно! Я тут живу, как у Христа за пазухой. Даже возвращаться не хочется. Тишина, покой, красота!
– Так и не торопись, мама. Отдохни, как следует!
Мы жили у Пирата уже вторую неделю, пора было и честь знать, но уезжать, в самом деле, не хотелось. Причем главным виновником задержки была Анжела, которой жизнь в деревне так полюбилась, что она уже пару раз просила Пирата оставить ее при себе навсегда, но тот только лукаво улыбался.
Алексей зачастил к отцу, и вскоре я стала к нему относиться как к доброму другу. Он явно ухаживал за Анжелой, а та ему явно благоволила.
– Сегодня мы с Алексеем пойдем на выставку в музей ИЗО, там выставляются работы екатеринбургских художников, в том числе и его. Он будет выступать на презентации, – хвасталась Анжела,
