Вечный шах - Анатолий Степанов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Ждите здесь, - распорядился он, а сам проследовал дальше: в совсем незаметную дверь.
Наконец-то дыхание восстановилось. Виктор без спроса сел на мягкий стул. Продолжавшие стоять штатские как по команде, одновременно глянули на него, но ничего не сказали.
Окантованный металлической рамкой под бронзу черно-белый Николай Васильевич Гоголь пронзительно смотрел на пьяного Кузьминского с противоположной стены.
Вернулся старший лейтенант и обратился к Виктору с нежданной, как гром с небес, учтивостью:
- Вас ждут, прошу, - и указал рукой на незаметную дверь.
Виктор вошел в большую комнату, почти зал, и вдруг увидел Димку Федорова, который встретил его лучезарной улыбкой и располагающим взглядом. Рядом с Димкой за длинным столом, покрытым бордовым сукном, сидели отставной полковник Семен Афанасьевич, удачливый предприниматель Эдвард Удоев и еще один гражданин. Они тоже смотрели на Виктора приветливо. Председательское место за столом, стоящим перпендикулярно к заседательскому, пустовало.
- Садись, Кузьминский, - согнав улыбку с лица, предложил Дима и указал на стул в торце стола, на который должен был сесть Виктор. Ошалевший окончательно Виктор послушно сел.
Над председательским креслом висело три портрета замечательных людей, двоих из которых - Александра Третьего и Достоевского - Виктор узнал.
- А третий кто? - спросил он, глядя на портреты. Дима поначалу не понял, но, поймав направление Викторова взгляда, сообщил снисходительно:
- Константин Леонтьев. - И вдруг осознал, что упустил инициативу. Посерьезнел лицом, положил руки на стол и обратился к сотоварищам:
- Начнем, друзья?
Семен Афанасьевич и Удоев согласно покивали, а неизвестный высказался:
- Давно пора.
- Высший совет поручил нам твое дело, Кузьминский, потому что в последнее время твои действия и поступки вольно или невольно нацелены на рассекречивание организации и тем самым таят возможную угрозу нашему великому делу. В таком случае охранный комитет, членов которого ты сейчас видишь перед собой, как правило, принимает однозначное решение. Надеюсь, тебе понятно, какое! Такое решение по твоему делу принято. Во исполнение воли и чаяний предков, во имя будущего великой державы за свершение преступных деяний, направленных на срыв наших замыслов в осуществлении очищения отечества ты, Кузьминский Виктор Ильич, приговорен к высшей мере: бесследному исчезновению.
Четверо торжественно поднялись со своих мест и застыли. Виктор продолжал сидеть, разглядывая бордовую скатерть. Скатерть виделась ему как бы не в фокусе и слегка колыхалась. Он не хотел ничего понимать. Он устал, страшным образом устал от всего.
- Встать! - офицерским рыком приказал неизвестный.
Можно и встать. Держась за край бордового стола, Виктор встал, его покачивало.
- По ряду причин, - стоя, продолжил свою речь Федоров, - и в связи с возможным использованием объекта для целей нашей организации приведение приговора в исполнение откладывается на срок, зависящий только от поведения осужденного.
Четверо сели, а Виктор продолжал стоять.
- Теперь о ряде причин, - желудочным голосом заговорил Семен Афанасьевич. - В ходе розыскных операций и сбора соответствующей информации оперативной группе при охранном комитете удалось добиться полной нейтрализации возможных враждебных акций в обозримом будущем с вашей стороны, Кузьминский. В любой момент нами могут быть предоставлены так называемым официальным, не говорю - правоохранительным, говорю карательным органам материалы, по которым любой суд, даже советский, вынесет вам смертный приговор за два убийства. Убийство рабочего ипподрома Сверкунова и убийство коммерсанта Борзова.
- Я не убивал Алексея, - тихо сказал Виктор и сел на стул.
- Мы это знаем, - небрежно заметил неизвестный.
- И тем большее удовольствие получим от того, как в силу неопровержимых доказательств суд без колебаний определит тебе вышку за убийство Алексея, - добавил Дима.
- Я могу продолжить? - недовольно осведомился у коллег Семен Афанасьевич. Коллеги замолкли и посерьезнели, а Семен Афанасьевич продолжил. - В тот отрезок времени, который определили медэксперты как единственно возможный для совершения убийства, а именно с восемнадцати до двадцати одного часа, вас видели уходящим с места преступления. Свидетель - пожилая женщина, жительница этого дома.
Пистолет чехословацкого производства, из которого застрелен Борзов, был приобретен вами, Кузьминский, у представителя группировки, базирующейся в Ховрино. Баллистическая экспертиза уже точно установила вид оружия. Возможный свидетель - администратор кафе Валерий Сараев, служивший посредником в продаже вам пистолета.
На стволе и рукояти пистолета имеются отчетливые отпечатки ваших пальцев, Кузьминский. Свидетель этому и безжалостный разоблачитель дактилоскопия, наука, как известно вам, безошибочная.
Все концы изобличающих вас улик - в наших руках. В нужный нам момент пожилая женщина опознает вас по фотографии. Когда мы захотим, пистолет чехословацкого производства окажется в руках органов, занимающихся расследованием убийства Борзова. Мы в любое время можем предоставить этим органам материалы, по которым совсем нетрудно определить, чьи отпечатки пальцев на орудии убийства. Вы все поняли, что я вам сказал, Кузьминский?
- Да, - подтвердил Виктор.
- Принимая во внимание неадекватное ваше сегодняшнее состояние, заунывно итожил Семен Афанасьевич, - мы хотели бы знать совершенно точно, какие выводы вы сделали из того, о чем сейчас вам сообщено.
Виктор поднял голову и равнодушно глянул на всю четверку. Сказал:
- Не рыпайся, парень, если хочешь жить. - И попытался улыбнуться.
- Несмотря на опьянение, вы правильно поняли нас, Кузьминский, удовлетворился ответом Семен Афанасьевич.
- В общих чертах, - добавил Дима.
- Достаточно, - решил неизвестный, выйдя из-за стола, подошел к Виктору, рывком за шиворот поднял его и заглянул в глаза. - Теперь частное определение по малым искам.
Только теперь пришел пронзительный страх. На него смотрели затуманенные, задумчивые глаза убийцы, и Виктор вдруг понял, что он умрет тогда, когда захочет человек, смотрящий на него.
Семен Афанасьевич открыл дверь и распорядился:
- Старлей, давайте ваших людей.
Вошли двое штатских, и, твердо понимая, что им делать, подошли к Виктору и неизвестному. Неизвестный выронил из правой своей богатырской руки Виктора, которого тут же подхватили штатские и отволокли к стене.
- Твои дела, - обратился неизвестный к Диме.
Дима приблизился к стене, с удовольствием заглянул в испуганное лицо известного литератора, и, не спеша, высказался:
- Совсем недавно ты, как я понимаю, с удовольствием наблюдал со стороны за тем, как грязные молодчики избивали меня. Мне наблюдения за экзекуцией недостаточно. Ты мне очень несимпатичен, Витя, и поэтому я приму участие в экзекуции непосредственно.
Сказав это, Дима двумя пальцами - указательным и средним - ухватил Виктора за нос. Моталась голова, хрустел нос, слезы катились из глаз. Наконец, Дима выпустил его и брезгливо вытер пальцы носовым платком. Подошел молчаливый горец Удоев и в первый раз подал голос:
- Какой джигит, а плачет.
И без замаха с левой ударил Виктора в печень. Виктора скрутило.
- Отпустите его, - приказал неизвестный штатским, державшим Виктора за руки. Они отпустили. К всеобщему удивлению, Виктор продолжал стоять.
Неизвестный, ощерившись, приступил к делу. Он орудовал ребром ладони, как мясник при разделке туши, но орудовал совсем недолго: не выдержав профессиональной обработки, Виктор рухнул. Четверка стояла в бездействии, пока Виктор не открыл глаза. Тогда Семен Афанасьевич носком ботинка ткнул его в ребра. Постепенно распаляясь, они вошли в азарт, топча, размазывая ногами несопротивляющееся безвольное тело.
Последнее, что, увидев, запомнил Виктор, - три портрета на стене и склонившегося над ним Диму, харкнувшего ему в лицо.
Опомнились. Отошли к столу и уселись. Семен Афанасьевич отдал распоряжение:
- Можете отвезти.
Двое штатских ухватили Виктора за ноги и поволокли по полу к дверям, через приемную, к фургону. У фургона остановились. Вышедший следом старший лейтенант отворил дверцу, и двое штатских, сильно поднатужившись, забросили Виктора внутрь и влезли в кузов сами. Старший лейтенант захлопнул за ними дверцу, прошел к кабине, и фургон тронулся.
Штатские не без интереса наблюдали за тем, как малозаметно подпрыгивало Викторово тело на рифленом полу. Вскорости приехали.
- А он живой? - спросил старший лейтенант, открыв дверцу и глядя на неподвижное тело.
- Черт его знает, - в сомнении ответил один из штатских и за плечи приподнял Виктора. Тот тихо застонал. - Живой! Мастер ведь обрабатывал.
Фургон стоял у дома Виктора впритирку к подъезду. Виктора извлекли из фургона и подтащили к подъезду, затем - к лифту. Открылись дверцы, и все четверо оказались в кабине. Здесь висевший на руках штатских Виктор робко попытался напрячь ноги.