Зеркала - Нагиб Махфуз
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Саба Рамзи
С ним мы учились в средней школе всего два года, а потом он бесследно исчез. Хоть произошло это в 1925 году, я до сих пор помню его выпуклые светло-карие глаза и то, что он был до обидного мал ростом. Саба был превосходным спортсменом и отлично играл в футбол — правым полузащитником. В паре с Бадром аз-Зияди они представляли серьезную угрозу для любого противника. Поэтому, несмотря на маленький рост, Саба пользовался в школе уважением. В свободные часы мы вместе читали аль-Маифалути[47] и заучивали наизусть понравившиеся нам фразы. Однажды, когда я заговорил с ним о романах Мишеля Зевако[48], лицо его помрачнело.
— Ты веришь тому, что говорится в его романах о папе римском? — спросил он.
— А почему бы мне не верить?
— Этот писатель — враг католицизма и нарочно старается очернить папу…
Так впервые я услышал новые слова: католицизм, протестантство, ортодоксия. Сперва я путал их, а потом Наги Маркос, тоже товарищ по школе, объяснил мне, что египетские копты-христиане исповедовали ортодоксальную веру, но миссионеры совратили некоторых из них, убедив принять католичество или протестантство. Гаафар Халиль стал дразнить Саба Рамзи:
— Теперь мы знаем, что ты совращенный копт!
Тот же Гаафар Халиль прознал тайну Саба Рамзи и рассказал нам, что наш правый полузащитник влюблен в учительницу женской школы в Аббасии. Мы стали следить за Саба и однажды увидели, как он шел за учительницей, когда та возвращалась из школы домой. А вечером того же дня мы вместе с ним читали «Магдалину»[49], и я заметил, что голос его дрожит. Не в силах справиться с волнением, Саба замолчал. Почувствовав сквозь опущенные веки мой взгляд, он пробормотал:
— Я видел, как вы все следили за мной. — И, вконец разволновавшись, добавил: — Я люблю, как Стефан, и даже сильнее!
Уловив мое сочувствие — а я тогда тоже был безумно влюблен, — Саба сказал:
— Я всегда буду любить ее, что бы ни случилось!
— Но она ведь учительница, а ты всего-навсего школьник, — возразил я с недоумением.
— Для любви нет преград! Я сколько раз пытался заговорить с ней, но она не отвечает. Говорят, женщины поступают так из кокетства. Как ты думаешь, это правда?
— Не знаю…
— Как же мне узнать, любит она меня или нет?
— Не представляю…
— Может, спросить Гаафара Халиля или Бадра аз-Зияди?
— Что ты! Эти зубоскалы сделают из тебя посмешище!
Изо дня в день Саба все продолжал по пятам ходить за учительницей, но напрасно… Его уверенность в себе ослабевала, он начал впадать в отчаяние. И однажды мы стали невольными свидетелями незабываемой сцены: мы увидели, как он решительно загородил учительнице дорогу.
— Простите, пожалуйста… — сказал он.
Отвернувшись от него, она собралась было пройти мимо, но он настойчиво продолжал:
— Мне необходимо с вами поговорить…
— Ну что ты ко мне привязался?! — крикнула рассерженная девушка.
— Позвольте мне сказать вам одно лишь слово… — умоляюще лепетал Саба.
— Пропусти меня, или я позову полицейского!
И она быстро пошла по улице, гневно стуча каблуками. Как пригвожденный, Саба продолжал стоять на месте. Вдруг неожиданно резким движением он сунул руку в карман, выхватил револьвер и выстрелил в учительницу. Девушка пронзительно вскрикнула и, судорожно запрокинув голову, упала навзничь. Саба словно оцепенел. Не отрывая взгляда, он все смотрел на нее, его опущенная рука продолжала сжимать револьвер. Так он и стоял до тех пор, пока не прибыла полиция и его не арестовали. А девушка скончалась еще до приезда машины «скорой помощи». Позднее мы узнали, что Саба украл револьвер у своего брата-офицера и совершил это преступление в приступе отчаяния. Больше мы ничего о нем не слышали.
Салем Габр
Этим именем, попавшимся мне впервые на глаза в 1926 году, была подписана статья в газете «Кавкаб аш-Шарк»[50]. Вскоре я услышал о Салеме Габре от Бадра аз-Зияди как о весьма толковом, хорошо владеющем пером журналисте. Он был страстным пропагандистом нашей культуры, экономической независимости страны, эмансипации женщин. Призывал он и отказаться от тарбуша и носить вместо него шляпу. Салем Габр окончил Юридическую школу, но юриспруденцией не занимался. Почти ежегодно ездил в Англию или во Францию, чтобы расширить свой кругозор. В бытность студентом Юридической школы участвовал в революции 1919 года и даже был ранен в плечо в день стычки у Аль-Азхара. Работал в вафдистской печати. После того как Саад Заглул в 1924 году занял пост премьер-министра, политическое кредо Салема Габра претерпело изменения. Однажды он с дружеской откровенностью посвятил меня в свои тогдашние раздумья.
— Я считал, — сказал он, — что Сааду Заглулу не следовало становиться во главе правительства, что «Вафд», чтоб выполнить свой долг перед нацией, должен был оставаться партией народа…
— Значит, ты вышел тогда из «Вафда»? — спросил я.
— Нет, но мои интересы обратились совсем в другую сторону.
Он увлекся тогда коммунизмом и по сию пору слывет сторонником коммунистических идей. Однако не забывал, что работает в вафдистской газете, и в своих статьях избегал затрагивать вопросы, которые могли бы поставить лидера партии в затруднительное положение. Салем выработал особый стиль, позволявший иносказательно выражать его новые взгляды, не входя в явное противоречие с политикой «Вафда». Он призывал к освобождению женщины, к развитию промышленности и науки. Написал книгу об экономических теориях, в том числе и о социализме. Примерно в 1930 году выпустил вторую книгу — «Карл Маркс и его учение», вскоре конфискованную властями. Из-за этой книги Салем Габр подвергся яростным нападкам в консервативных кругах, обвинивших его в безбожии и анархизме.
Я познакомился с ним в салоне доктора Махера Абд аль-Керима в Мунире, когда был еще студентом университета. Мы стали часто встречаться, я заходил иногда к нему в редакцию. Познакомил его со своими друзьями — Редой Хаммадой и Гаафаром Халилем. Говорили с ним о политике и социализме, но не разделяли его взглядов о неизбежности классовой борьбы и диктатуры рабочего класса.
— Социализм должен быть установлен парламентским путем, вот о чем я мечтаю, — сказал я ему однажды.
— Я враг «Вафда»! И сторонник короля и партий меньшинства! — ответил он с вызовом.
Я недоверчиво засмеялся, а он пояснил:
— «Вафд» — опиум для народа. «Вафд» повинен в том, что сеет в народе иллюзии, а на деле неспособен решить ни одной насущной проблемы. Если б власть полностью находилась в руках короля и его партий, то процесс разложения пошел бы быстрее и народ скорее бы поднялся на революцию.
— А что это даст, если англичане держат нас за горло? — спросил я.
— Доведенные до отчаяния способны на чудеса! — сказал Салем Габр.
Доктор Ибрагим Акль обратил внимание на мою манеру приводить в разговоре высказывания Салема Габра и как-то обронил:
— Берегись философии Салема Габра, она ошибочна.
Мне пришлось не по душе такое предостережение, и я возразил:
— Если хотите знать, то ваше имя я увидел впервые именно в статье Салема Габра, где он вас защищал.
— Не столько защищал, — насмешливо ответил доктор Акль, — сколько ставил в неловкое положение. Ведь известно, что Габр хвалит только тех, кто афиширует свой атеизм или анархизм.
Разговор этот происходил в гостиной дома в Мунире в присутствии Аббаса Фавзи. Присоединяясь, по своему обыкновению, к более сильному, Фавзи заявил:
— Салем Габр — распутник, он не признает брака!
Я не сдержал удивления:
— Да ведь он женат! Я как-то видел его с женой в саду аль-Урман, он даже представил меня ей…
— Не жена это, а любовница — вдова одного француза. Разве ты не в курсе? — с усмешкой сказал Аббас Фавзи.
Впоследствии я узнал, что эта женщина действительно была любовницей Салема Габра. Он оставался верен ей до самой ее кончины в 1960 году. Историю их любви рассказал мне переводчик Абдаррахман Шаабан. Она была замужем за инженером. Полюбила Салема еще при жизни мужа. Когда муж умер, они решили жить вместе, не оформляя брака. Придерживаясь свободных взглядов, она, как и Салем, была коммунисткой. В Египте она владела кое-какой собственностью, однако больше по душе была ей родина, Франция, куда она часто ездила. Обзаводиться детьми решительно не хотела.
Незадолго до второй мировой войны Салем Габр написал книгу о современных религиях, в которой на вполне научном уровне и с предельной объективностью анализировал и сравнивал различные религиозные доктрины. Книга наделала много шуму. Автора обвинили в клевете на ислам и отдали под суд. Суд оправдал Салема Габра, но вынес постановление о конфискации книги.