Пан (пер. Химона) - Кнут Гамсун

— Нѣтъ, милѣйшій господинъ лейтенантъ, — отвѣчалъ онъ. — Какъ вы можете такъ думать! — и онъ посмотрѣлъ на меня глазами, исполненными ненависти.

Я не видѣлъ Эдварды въ продолженіе трехъ недѣль.

А впрочемъ, нѣтъ, какъ-то разъ я встрѣтилъ ее въ лавкѣ, куда я ходилъ покупать хлѣба; она стояла за прилавкомъ и рылась въ различныхъ матеріяхъ. Кромѣ нея, тамъ были еще два приказчика. Я громко поздоровался, она подняла голову, но ничего не отвѣтила.

Вдругъ мнѣ пришло въ голову, что я не могу спросить себѣ хлѣба въ ея присутствіи. Я обратился къ приказчикамъ и потребовалъ себѣ дроби и пороху. Пока мнѣ отвѣшивали я не спускалъ съ нея глазъ.

Сѣрое, черезчуръ узкое платье, петли были потерты; плоская грудь сильно дышала.

Какъ она выросла за лѣто! Ея лобъ думалъ, эти раздвинутыя изогнутыя брови были словно двѣ загадки на ея лицѣ, всѣ ея движенія стали болѣе зрѣлыми. Я посмотрѣлъ на ея руки; ея длинные тонкіе пальцы дѣйствовали на меня съ какой-то силой и заставляли дрожать. Она продолжала рыться въ матеріяхъ.

Я стоялъ, и мнѣ хотѣлось, чтобы Эзопъ забѣжалъ за прилавокъ къ ней и узналъ бы ее, тогда я отозвалъ бы его къ себѣ и извинился бы; что она отвѣтила бы мнѣ на это?

— Вотъ, пожалуйста, — сказалъ мнѣ приказчикъ.

Я заплатилъ, взялъ свой свертокъ и опять поклонился. Она взглянула, но и теперь ничего не отвѣтила.

«Хорошо! — подумалъ я, — она, можетъ-быть, уже невѣста барона».

И я ушелъ безъ хлѣба.

Когда я вышелъ, я бросилъ взглядъ въ окно. Никто не смотрѣлъ мнѣ вслѣдъ.

XXXV

Въ одну прекрасную ночь выпалъ снѣгъ, и въ моей хижинѣ становилось прохладно. Тамъ былъ очагъ, на которомъ я варилъ ѣду, но дрова горѣли плохо; черезъ стѣны дуло, хотя я ихъ и законопатилъ, какъ могъ. Осень прошла, дни становились короткими. Первый снѣгъ стаялъ на солнцѣ, и земля опять лежала обнаженной; но ночи были холодныя, вода замерзала. Трава и насѣкомыя поумирали. Таинственная тишина окутала людей, они думали и молчали, ихъ глаза ждали зимы. Съ рыбосушиленъ не раздавалось больше криковъ, въ гавани все было тихо, все шло навстрѣчу вѣчному сѣверному сіянію, когда солнце спитъ въ морѣ.

Глухо, глухо раздавались удары веселъ одинокой лодки.

Въ ней ѣхала дѣвушка.

— Гдѣ ты была, дитя мое?

— Нигдѣ.

— Нигдѣ? Послушай, я узнаю тебя, я встрѣтилъ тебя лѣтомъ.

Она пристала, вышла на берегъ и привязала лодку.

— Ты была пастушкой, ты вязала чулокъ, я встрѣтилъ тебя однажды ночью.

Слабый румянецъ доказывается у нея на щекахъ, она смущенно улыбается.

— Милая, зайди ко мнѣ въ хижину и дай мнѣ на тебя посмотрѣть. Тебя зовутъ Генріетой.

Но она молча проходила мимо меня. Осень, зима овладѣли ею; чувства ея спали. Солнце уже зашло въ море.

XXXVI

Въ первый разъ я надѣлъ свой мундиръ и спустился въ Сирилундъ. Сердце стучало. Я припоминалъ всѣ подробности того перваго дня, когда Эдварда поспѣшила ко мнѣ и обняла меня въ присутствіи всѣхъ; и вотъ въ теченіе многихъ мѣсяцевъ она бросала меня то туда, то сюда и сдѣлала такъ, что мои волосы посѣдѣли. Моя вина? Да, моя звѣзда завела меня. Я подумалъ: «Какъ она обрадуется, если я брошусь передъ ней на колѣни и скажу ей свою тайну. Она предложитъ мнѣ стулъ, велитъ принести вина, и какъ разъ въ ту минуту, когда она поднесетъ стаканъ къ губамъ, чтобы выпитъ вмѣстѣ со мной, она скажетъ: — Господинъ лейтенантъ, благодарю васъ за тѣ минуты, которыя мы провели вмѣстѣ, я никогда васъ не забуду!»

Но если я обрадуюсь и возымѣю хоть немножко надежды, она сдѣлаетъ видъ, что пьетъ, но стаканъ поставитъ обратно нетронутымъ. И она не будетъ скрывать отъ меня, что дѣлаетъ только видъ, что пьетъ; она нарочно мнѣ это покажетъ. Вотъ какая она.

Хорошо, теперь скоро пробьетъ послѣдній часъ.

И спускаясь по дорогѣ я продолжалъ думать: «Мой мундиръ произведетъ на нее впечатлѣніе, галуны на немъ новые и красивые, сабля будетъ звенѣть по полу». Какая-то нервная радость охватывала меня, и я шепталъ про себя:- Кто знаетъ, что еще можетъ случиться!

— Я поднялъ голову и развелъ рукой. Не нужно униженій, честь прежде всего. Мнѣ все равно, что случится, но я не буду дѣлать попытокъ къ сближенію. Извините, что я вамъ не сдѣлаю предложенія, красавица…

Господинъ Макъ встрѣтилъ меня на дворѣ, глаза его еще больше ввалились, лицо потемнѣло.

— Уѣзжаете? Ну, да, конечно. Послѣднее время вамъ не легко пришлось. Ваша хижина сгорѣла. — и господинъ Макъ улыбнулся.

И вдругъ мнѣ показалось, что я вижу передъ собой умнѣйшаго человѣка во всемъ свѣтѣ.

— Войдите, господинъ лейтенантъ, Эдварда дома. Ну, прощайте, прощайте, мы встрѣтимся впрочемъ на пристани, когда будетъ отходить пароходъ.

Онъ удалился, повѣсивъ голову, о чемъ-то думая и насвистывая. Эдварда была въ комнатѣ, она читала. Когда я вошелъ, она была поражена на одно мгновенье видомъ моего мундира, она смотрѣла на меня какъ-то сбоку, какъ птица, и даже покраснѣла. Она раскрыла ротъ.

— Я пришелъ, чтобы проститься съ вами, — сказалъ я наконецъ.

Она вдругъ встала, и я видѣлъ, что мои слова произвели на нее нѣкоторое впечатлѣніе.

— Гланъ, вы собираетесь ѣхать? Сейчасъ?

— Какъ только придетъ пароходъ.

Я хватаю ея руку, ея обѣ руки, безсмысленный восторгъ овладѣлъ мной; я восклицаю:

— Эдварда! — и пристально смотрю на нее.

И въ то же самое мгновеніе она становится холодной, холодной и упрямой; все въ ней противилось мнѣ; она выпрямилась. Я стоялъ передъ ней, какъ нищій, я оставилъ ея руки, я отпустилъ ее. Я помню, что съ этого мгновенія я стоялъ и машинально повторялъ: «Эдварда, Эдварда!» нѣсколько разъ совершенно не думая, а когда она спросила: «Да? что вы хотите сказать?», я ничего не могъ ей сказать.

— Подумайте, вы ужъ уѣзжаете! — повторила она. — Кто-то теперь пріѣдетъ на будущій годъ?

— Кто-нибудь другой, — отвѣчалъ я, — хижину, вѣроятно, опять выстроятъ.

Пауза. Она опять взялась за свою книгу.

— Очень жалъ, что моего отца нѣтъ дома, — сказала она. — Но я передамъ ему вашъ поклонъ.

Я ничего не отвѣтилъ ей на это. Я подошелъ, взялъ ее еще за руку и сказалъ:

— Прощайте, Эдварда.

— Прощайте, — сказала она.

Я открылъ дверь и сдѣлалъ видъ, что ухожу. Она сидѣла съ книгой въ рукѣ и читала, читала и перевертывала страницу за страницей.

Мое прощеніе не произвело на мое никакого впечатлѣнія. Я кашлянулъ.

Она обернулась и сказала, пораженная:

— Вы еще не ушли, а мнѣ казалось, что вы уже ушли.

Богъ знаетъ, но ея удивленіе было черезчуръ велико, она не разсчитала и преувеличила свое удивленіе, и мнѣ пришла мысль, что она прекрасно знаетъ, что я стоялъ сзади нея.

— Теперь я пойду, — сказалъ я.

Тогда она поднялась и подошла ко мнѣ.

— Мнѣ бы очень хотѣлось имѣть отъ васъ что-нибудь на память, если вы теперь уѣзжаете, — сказала она. — Я хотѣла попросить у васъ кое-что, но это черезчуръ много. Дадите вы мнѣ Эзопа?

Я, не подумавъ, отвѣтилъ:- Да.

— Такъ, можетъ быть, вы приведете мнѣ его завтра, — сказала она.

Я вышелъ.

Я посмотрѣлъ на окно. Тамъ никого не было.

Теперь все кончено…

Послѣдняя ночь въ моей хижинѣ. Я размышлялъ; я считалъ часы, когда наступитъ утро; я приготовилъ себѣ въ послѣдній разъ обѣдъ. День былъ холодный. Почему она просила, чтобъ я самъ привелъ собаку? Хотѣла ли она со мной говорить, сказать мнѣ что-нибудь на прощанье? Мнѣ нечего было ждать. А какъ она будетъ обращаться съ Эзопомъ? Эзопъ, Эзопъ, она будетъ мучить тебя! Изъ-за меня она будетъ бить тебя, бытъ можетъ такъ же и поласкаетъ, но, во всякомъ случаѣ, она будетъ бить тебя и за дѣло и не за дѣло и совершенно испортитъ тебя. Я подозвалъ Эзопа, погладилъ его, положилъ наши головы рядомъ и взялся за ружье. Онъ началъ визжать отъ радости, думая, что мы идемъ на охоту. Я опять положилъ наши головы рядомъ, приставилъ дуло ружья и нажалъ курокъ.

Я нанялъ человѣка отнести трупъ Эзопа Эдвардѣ.

XXXVII

Почтовый пароходъ отходитъ послѣ полудня.

Я спустился къ пристани, мои вещи были уже на пароходѣ. Господинъ Макъ пожалъ мнѣ руку и ободрялъ меня тѣмъ, что мнѣ предстоитъ хорошая погода, онъ самъ бы ничего не имѣлъ противъ того, чтобы проѣхаться въ такую погоду. Пришелъ докторъ. Эдварда сопровождала его; я почувствовалъ, что колѣни мои начинаютъ дрожать.

— Мы хотѣли проводить васъ на пароходъ, — сказалъ докторъ.

И я поблагодарилъ.

Эдварда посмотрѣла мнѣ прямо въ лицо и сказала:

— Я должна поблагодарить г-на лейтенанта за его собаку.

Она сжала губы; губы у нея были совсѣмъ бѣлыя.

Она опять назвала меня господиномъ лейтенантомъ.

— Когда отходитъ пароходъ?

— Черезъ полчаса.

Я ничего не сказалъ.

Эдварда въ возбужденіи оборачивалась то сюда, то туда.

— Докторъ, не пойти ли намъ домой? — спросила она. — Я сдѣлала свою обязанность. — Вы исполнили вашу обязанность, — сказалъ докторъ.