Ищи меня в России. Дневник «восточной рабыни» в немецком плену. 1944–1945 - Вера Павловна Фролова

– Наплодила фрицевских выблядков, сука, а теперь попрошайничает, – сверкнув на меня глазами, процедил он с ненавистью. – Видно, хорошо при немцах жилось – вон как рожа горит! Еще немецкое масло с нее не сошло.

Вот так. Сунулась – и получила! Что бы я еще раз кого послушалась…

– Девушка… Мамаша, вы плачете? Что случилось?

Думая, что это вернулся тот, высокий военный, который уже полез было в «сидор» за хлебом, я, не поднимая головы, тускло сказала: «Ничего мне от вас не надо. Идите, пожалуйста, своей дорогой. Зачем вы заговариваете с той, которая „вся еще в немецком масле“?»

– Ну, зачем вы так? К вам же по-доброму…

Я подняла голову. Рядом стоял щуплый, невзрачный солдат в длинной, не по росту шинели. Шапка на его голове сидела как-то неуклюже, из-под нее торчали бледные, оттопыренные уши.

До этого я не плакала, а тут словно бы что-то прорвало. Слезы текли по щекам, а я никак не могла нашарить в кармане платок, вытирала их ладонями, концом шарфа. Глядя на меня, мальчишки придвинулись ближе, тоже дружно захныкали, а Катенька крепче прижалась к моим коленям, заревела в голос.

– Простите… Я, кажется, ошиблась… Пожалуйста, идите. Ну, уходите же!

– Не надо плакать. Перестаньте. – Солдат растерянно топтался на месте. – У вас такие симпатичные детишки. Вам радоваться надо, а не плакать. Пожалуйста, перестаньте.

Постепенно все успокоились. Солдат так и не ушел. Узнав нашу печальную историю, он опустил на пол свой вещмешок, развязав его, достал оттуда и расстелил на одном из тюков застиранное, похожее на портянку, вафельное полотенце. Затем на свет появились буханка хлеба и целая, непочатая банка мясной тушенки.

– Давайте вместе поужинаем, – смущаясь, порозовев лицом и ушами, предложил он. – Я сам только что собирался перекусить, искал местечко поспокойней. Придвигайтесь, ребятня, ближе…

Добрый человек накормил нас до отвала. Каждый – даже Катенька не отстала – съел по два больших куска хлеба с толстым слоем мясного фарша. А после его ухода у нас в запасе оказались еще в общей сложности почти целый хлебный каравай (полузасохшую половину буханки солдат дополнительно извлек из небольшого неказистого чемоданчика) и банка с остатками тушенки.

Когда мальчишки и Катенька, торопливо глотая, управились со своими порциями, солдат вытащил из глубины мешка серый, пропахнувший махоркой, кусок сахара, положив его на ладонь, ударом ножа ловко расколол на три части. Петя и Коля, естественно, оказались проворнее, схватили для себя кусочки побольше. Прозевавшая Катенька уже сморщила было нос в плаксивой гримасе, но тут же получила вдобавок целый – не какую-то там третью часть, и даже не половинку – а целый! – кусок сахара, который она моментально, поглядывая на мальчишек с горделивым, победным видом, запихала за вторую щеку.

– Как вас зовут? – спросила я солдата, когда он, поднявшись на ноги, закинул за плечо полегчавший «сидор» и подхватил рукой свой видавший виды, с потертыми углами чемоданчик. Мне уже было известно, что у нашего нового знакомого краткосрочный недельный отпуск, что он едет на побывку домой в село Красный Пахарь, что в 80 километрах от Нежинска, и что во что бы то ни стало должен сегодня же уехать. Иначе надобность в отъезде вообще отпадет, так как за оставшиеся дни он просто не сумеет добраться до дома. Придется возвращаться в часть.

– Мое имя вам ничего не даст, – ответил он, и кончики его ушей снова порозовели. – Ну, если хотите, – меня зовут Алексей. Мамаша всегда Алешкой кликали… Однако до свиданьица. – Он протянул всем сложенную лодочкой, сухую, крепкую ладонь. – Я тоже желаю всем вам благополучно вернуться домой.

– Какой хороший дяденька, – задумчиво выразила вслух общую мысль Катенька, глядя вслед удалявшемуся солдату. – Даже сахар дал. Не пожалел. – Она вскинула на меня уже затуманенные близким сном небесно-голубые глаза. – Он хороший, совсем не жадина-говядина, правда?

Сейчас вся ребячья команда спит. Я смотрю на их раскрасневшиеся от сытной еды рожицы и невольно вспоминаю злые слова хромого отпускника. А в самом деле, кто же у этих «детей войны» отцы? Возможно, веснушчатый, зеленоглазый пустосмешка и забияка Петя – внук веселого, неунывающего французского Гавроша, а темноволосый, с тонкими чертами лица Коля – потомок какого-нибудь английского бродяжки Оливера Твиста? Что же касается Катеньки, то, по моему мнению, в ее артериях и венах наверняка циркулирует хотя бы небольшая частица чьей-то аристократической «голубой» крови. Об этом свидетельствуют проявляющиеся порой совершенно неожиданно в крохотной девчушке своеобразные изысканные манеры (абсолютно не свойственные для ее простоватой мамы), а также ее постоянные требования внимания к себе. Но как бы там ни было, сейчас эта «троица» – русские люди, и жить и взрослеть им – на Русской земле, и Родина у них будет одна – Россия. И дай-то Бог, чтобы стала и для них Россия вечной любовью, единственной, незаменимой страной на свете.

А сейчас… Сейчас спит на тюках, мирно посапывая носами, под клетчатым, свалявшимся одеялом «Дружба народов». И слава Богу, что спит, так как я еще не обо всем успела здесь рассказать.

Сегодня днем эти непонятные типы опять приходили. Как и предупредили вчера – в полдень. Пунктуальные, ничего не скажешь. Прошедшую ночь я провела в страхе, в беспокойстве. Мучительно размышляла о том, как мне поступить, если уже даже буду иметь на руках документы на право въезда в Россию. Покориться ли и идти за ними – или «проявить характер» и решительно отказаться?

Утром, как я уже сказала, никто из наших из лагеря не вернулся, и я решила перебраться вместе с ребятами и с вещами в другое место. Тем более что и тети Маши с Гошей здесь уже не было, вчера ночью им наконец-то посчастливилось втиснуться в поезд. Напротив, через зал, приглядела свободное крохотное пространство, – видимо, тем, кто сидел здесь, тоже повезло при посадке. Перетаскивали вещи так: «пограничник» Коля охранял старый пост, а «пограничник» Петя «стоял в дозоре» на новом месте. Мы же с Катенькой (она, уцепившись за полы моего пальто) переносили тюки и узлы. Слава Богу, все обошлось благополучно, – кажется, ничего не украли.

На «новоселье» я решила произвести небольшую «маскировку»: сняла с себя слишком заметный красный берет и повязала голову серым платком. Вот так… Теперь, небось, и не найдут и не узнают меня.

Но они, эти типы, и нашли нас, и узнали меня. Появились рядом неожиданно, словно бы из-под земли выросли. Я даже вздрогнула, услышав знакомый, чуть насмешливый голос:

– Вы, кажется, отыскали более удобное место? И выглядите сегодня совсем по-другому.

– Да… Там