Ищи меня в России. Дневник «восточной рабыни» в немецком плену. 1944–1945 - Вера Павловна Фролова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Возле наших тюков, почти вплотную к ним, расположился какой-то тщедушный, цыганистого типа мужичишка в обтрепанной полувоенной одежде. Время от времени он что-то копошится, шебуршится внизу, либо, приподнявшись на локтях, оглядывает зал, иногда выжидательно смотрит на меня жуликоватыми, бегающими глазами. С неприятным, омерзительным чувством я заметила возле воротника его шинели большую серо-белую вошь, которая, неторопливо прогулявшись вдоль спины и обратно, скрылась наконец в отдаленно напоминающих шарф лохмотьях. Сначала я хотела сказать мужичишке про вошь, попросить его отодвинуться хотя бы немного подальше от наших тюков, но так и не решилась. А потом, не переставая, со страхом и с гадливостью в душе, следила – не поползут ли вши по узлам? Хорошо все-таки, что догадалась уложить детей с противоположной стороны и сама сижу здесь.
Конечно, вши теперь для меня не новость – ведь, сидя в вонючей тюряге, мы все с лихвой обзавелись ими. Однако за дни работы в богадельне (там были «бадциммер» и мыло) нам с Надькой удалось более-менее избавиться от этих ползучих тварей.
В зале много военных – и простых солдат, и офицеров, видимо, едущих в Россию отпускников. Они, и в особенности женщины-фронтовички, держатся обособленно, небольшими группами и выглядят островками порядка в этом расхристанном, разномастном вокзальном обществе. В противоположном от нас конце зала вдруг вспыхивает разудалое, буйное веселье. Там кого-то чествуют, по-видимому – большого героя. Под хор хмельных голосов, что с гиканьем, с улюлюканьем, с разбойным посвистом разносится под сводами вокзала, множество рук подбрасывают в воздух какого-то человека:
…Ты казала, у середу
Приходи к нам на беседу.
Я прийшов – тоби нэма,
Пидманула, пидвела.
Ты ж мене пидманула…
При последних словах вверх вновь и вновь взлетает и неуклюже оседает в протянутые руки что-то огромное, распластанное, в черной, с разлетающимися полами бурке и в косматой папахе… Мне по-настоящему страшно: не дай Бог, эта орущая, свистящая, топочущая хмельная орда переместится сюда, в наш край. Ведь такие в азарте гульбы все сметут на своем пути – сметут и глазом не моргнут.
Ага. Мои питомцы заворочались. Катенька открыла свои небесно-голубые глаза и сморщила плаксиво нос. Сейчас заревет. Пора мне заканчивать.
21 марта
Утро
Кошмар! Наши все еще не вернулись. Провалились они, что ли, в этом лагере? Не случилось ли с ними чего? Слабое утешение приносит только мысль – мама там не одна, а со всеми сразу не может произойти ничего плохого. Но почему, почему их до сих пор нет?
Вдобавок ко всем неприятностям нас обокрали. Вчера, после того как мы пообедали сухарями (перед уходом наших в лагерь мы ссыпали все остающиеся сухари в один мешочек – получилось что-то около двух килограммов), – так вот, после того как мы съели по сухарю, все дети сразу и безотлагательно запросили пить. А воды нет – те полфляги, что оставила Зина, Катенькина мама, Петька с Колей случайно в потасовке опрокинули, в ней остались лишь какие-то капли. Надо было срочно отправляться на поиски какого-либо водного источника. А как оставить без присмотра вещи и этих «архаровцев»?
Сначала я решила усадить всех троих на тюках в виде сторожей, а самой быстренько обежать с флягой зал. Но Катенька заныла, решительно сползла на пол, уцепилась за полы моего пальто. Пришлось взять ее с собой. Мальчишкам же я внушила, что они являются с этого момента пограничниками, поэтому должны сидеть на своих постах, не отходить от них ни на шаг, зорко охранять вверенные им объекты. Пока я с Катенькой на руках сновала по залу, лавируя между людьми, в поисках воды (слава Богу, в конце концов нашла все-таки водопроводный кран – спасибо, подсказали добрые люди), моих малолеток-«пограничников», что называется, «обвели вокруг пальца».
– Счас моя мама придет! – радостно закричал, увидев нас, Коля и от восторга запрыгал на тюках.
– И моя тоже! – подхватил Петя, прыгая еще выше. – Они обе счас придут… Нам дядя сказал. А Катькина еще нет – не придет…
– Где они? Какой дядя сказал? – спросила я, уже предчувствуя неладное, стараясь перекрыть монотонный Катенькин рев, который она завела из-за услышанной несправедливости.
– Дядя, который тут лежал, – наперебой принялись объяснять мальчишки. – Он куда-то ненадолго ушел, а потом вернулся и сказал, что видел наших мам… Они скоро придут, только он должен сперва отнести им вещи. Два узла. Счас они придут…
Ну, так и есть. Того цыганистого типа простыл и след. Он испарился вместе со своими вшами и с двумя прихваченными им из нашей кучи объемными тюками, не знаю только, кому из троих – Полине, Татьяне или Зинаиде принадлежащими (ведь все вещи свалены в одну груду – поди разберись – чьи они?). Но что самое неприятное – исчез наш мешок с сухарями, и чем мне теперь кормить детей – просто ума не приложу.
Кроме того, с той стороны, где находилось лежбище вшивого ворюги, я обнаружила в самом низу разрезанный узел, что принадлежит нам с мамой, из которого вывалились на пол несколько мотков разноцветных шелковых ниток. По-видимому, вор решил, что узел набит лишь одними нитками, и только потому не распотрошил его до конца. Так вот почему этот тип беспрестанно ерзал, копошился там, внизу, возле тюков, а я, «адиотка», подозревая, между прочим, что-то неладное, постеснялась посмотреть, чем он там занимается.
Однако самая большая, непредсказуемая неприятность ожидала меня впереди… Этих двух, по виду праздно гуляющих среди людской толчеи мужчин я приметила уже давно. Они – один лет под 45, а может, даже под пятьдесят, – плотный, коренастый, в коротком, потертом черном пальто, в такой же черной кепке на темных с проседью волосах, с обмотанным вкруг шеи клетчатым шарфом, второй – гораздо моложе, лет тридцати, высокий, в сером, наглухо застегнутом драповом пальто и в надвинутой низко на глаза широкополой шляпе – неторопливо, молча шагали рядом, изредка останавливались, чтобы переброситься несколькими словами с кем-то из изнывающих от муторного ожидания отъезда пассажиров, затем снова шли дальше. Наконец остановились возле нас.
– Это – все ваши? – с едва заметной усмешкой спросил меня старший, указывая глазами на ребят. Мальчишки, только что выяснявшие какие-то свои сложные отношения, мгновенно притихли, а Катенька, нахмурив бровки, плотнее прижалась к
