Соседи (СИ) - Drugogomira

Но ведь обещал же… Обещал!

Обещал не отпускать. Тогда… На балконе. В пьяный от накатившего счастья день.

Тошнило круглосуточно. Еда не лезла в горло. Не хотела ничего видеть, не хотела ничего слышать. Не видела и не слышала – кто-то её обесточил, и сутки сменялись новыми под покрывалом, носом к стене. Не хотела ничего чувствовать, но остановить кровавую внутреннюю бойню не выходило. Мама сужала круги, пытаясь говорить с затылком, призывала образумиться и взять себя в руки, таскала на кровать подносы с едой, что оставалась нетронутой. Причитания и дебильные рассуждения о том, что никто не стоит её слез, а он – тем более, звучали всё громче, запах валокордина разносился по квартире всё чаще. Пропитал обои, подушки и одеяла. Всё равно…

Как-то поутру обнаружила на прикроватной тумбочке тест… Вышел отрицательным. Оставила на самом видном месте. Пусть радуется.

Звонила Маша, администратор школы танцев – напоминала об истечении срока действия абонемента на занятия и о том, что без уважительной причины они не смогут его продлить. Звонили из школы дизайна – приглашали заполнить какие-то документы. Несколько раз звонили потенциальные клиенты с сайта фриланса, интересовались, как сделать заказ. Всем что-то было от неё нужно.

Пропади всё пропадом, пусть в огне горит.

Однажды часа в три ночи звонила Аня. Бормотала что-то бессвязное в трубку и просила о встрече. Потом плакала. Единственный вопрос, который в ответ на Анин эмоциональный выплеск сподобились родить уже, казалось, полностью атрофированные мозг и язык, звучал отвратительно: «Что-то с Егором?». Отвратительно, да, потому что даже мысли не возникло, что что-то ведь могло случиться у самой Ани, даже тени от мысли. Весь внутренний ресурс замкнулся на нём, все остальные ушли на задний план, и за слабость, с которой не выходило справиться, Ульяна помалу начинала себя презирать.

«Надеюсь, что нет… Уля… Давай завтра… Пожалуйста».

...

Чёрт знает, какая это была по счету ночь. Может, третья, а может, и двадцать третья, Ульяна заблудилась в календарных листах. Но Анин звонок сжёг предохранители, сорвал стоп-краны, и на следующее утро Уля обнаружила себя на девятом этаже соседнего подъезда. Она понятия не имела, в какой квартире живет баба Нюра, однако возникшая вдруг острая нужда в разговоре именно с ней, подтолкнув в спину, заставила выползти из-под одеяла, натянуть на себя что попало и выйти за дверь. Спустя полчаса мытарств и позора при штурме чужих дверей обнаружилась нужная.

— Здравствуйте, баб Нюр. Вы не знаете, где Егор? — вот и всё, что смогла из себя выдохнуть. Стойко выдержать растерянный, неожиданно блеснувший водой взгляд оказалось довольно сложно, и глаза упёрлись в истёртый коврик.

Сколько раз его ноги этот коврик топтали?

— Ульяша! Да он разве?..  А как же ты тут?.. Почему?..

Уля вскинула на бабушку глаза: смысл её вопросов до сознания не доходил, с восприятием реальности вообще последнее время было достаточно туго. Ну а где же ей ещё быть, как не здесь? Или баб Нюре интересно, что она делает сейчас на её пороге?

— Баб Нюр, я… Егор съехал, в его квартире живут чужие люди, — дрожащий голос отказывался поддаваться хоть какому-то контролю. Ничего в ней уже давно не поддавалось никакому контролю. — Я хочу знать, где Егор. Хотя бы, всё ли у него в порядке. Думала, может, у вас есть какая информация… Извините, если побеспокоила.

По преображающемуся лицу старушки Уле стало понятно, что, к сожалению, только что против желания она стала гонцом с неважными вестями. Морщинистые, покрытые пигментными пятнами руки внезапно мелко затряслись. Баб Нюра тяжело оперлась на косяк и замотала головой.

— Дочка, да как же это? Да он же был у меня в годовщину, глядела и наглядеться не могла, радовалась и не нарадовалась! Говорил про переезд, да-да, — закивала она часто-часто. — Говорил, что, наверное, сменит район, но так это всё у него звучало, что мне ясно как день стало: вместе отсюда уедете. — «Вместе…». — А последний раз звонил, так ни словом не обмолвился. Да как же это?.. Что ты такое сейчас мне?..

Сердце, по-прежнему живое, гулко стучало в ушах, Уля еле справлялась с вновь накатившим приступом удушья. Уже второй человек давал ей понять, что за какие-то несколько дней до её возвращения, буквально еще в годовщину, у Егора действительно всё было в порядке, как он и говорил. Что он строил планы – кажется, сумасшедшие. Но ей почему-то решил их не озвучивать. Почему? Почему скрыл?

— Звонил вам, да? Когда? — севшим голосом переспросила Уля.

— Когда?.. — баб Нюра крепко задумалась и беспомощно воззрилась на свою нежданную гостью. — Да давненько уж, неделя, поди, прошла. А то ведь и того побольше, деточка. Может, дней десять. Говорил, что работы много и пока навещать не получится, извинялся. Я уж и набрать его сама боюсь, вдруг от дел отвлеку… — замолчала на мгновение, вспоминая. — Про здоровье моё спрашивал… Здоровье – дай Бог каждому, милая! Всё его стараниями. Ульяша… Да как же это?!

Выдержать наполняющийся осознанием взгляд этой светлой женщины оказалось ей не под силу.

— Со своего номера звонил? — вновь опуская глаза, уточнила Уля.

— Со своего, с чьего же?.. Ты что… — старческая ладонь вдруг взлетела к лицу, — Что ты такое хочешь сказать?.. Погоди, постой-ка тут, сейчас…

Спустя минуту или две баб Нюра вернулась с простеньким телефоном в ходящей ходуном руке. На лице её отображалось полное замешательство и отсветы неверия.

— На, набери-ка, — протянула она Уле трубку. — Один он там, Ульяша, не ошибёшься. А то что-то нехорошо мне.

Явственно проступившая в глазах баб Нюры тревога заставила делать, как та просит.

Телефонная книга подтверждала правдивость только что прозвучавших слов. Список входящих и исходящих звонков целиком состоял из одного имени: «Егорушка» сверху донизу. Уля подняла глаза в верхнюю часть экрана. Последний раз он разговаривал с баб Нюрой утром 22 сентября. Целых двадцать минут…

Палец неуверенно коснулся покоцанного экрана, вызов пошёл, а Ульяна, вернув аппарат баб Нюре, нашла опору в холодной стене и уронила голову. Коридор погрузился в тягучее молчание, нарушаемое лишь тягостными вздохами и капризным мяуканьем кота, что объявился вдруг из мрака затенённой квартиры.

— Деточка, не берёт что-то, — пробормотала баб Нюра потерянно. — Аппарат выключен, что-то такое там мне говорят… Не понимаю…

«Значит, не заблочил… Поменял?..»

Липкая лапа страха жала горло с утроенной силой. Уля ощущала её мертвенное касание постоянно – с момента, как осознала дату последнего появления Егора в сети. Не слететь с катушек от предположений помогала безостановочно звучащая в голове мантра: «Всё у него нормально… Заблокировал, вот и всё». Эти мысли она обрывала на подлёте.

Не заблокировал. Нет никаких чёрных списков.

Ульяна с усилием втянула в лёгкие больше воздуха, призывая себя успокоиться, собраться с духом и озвучить правду вслух. Придется объяснить его старенькой подопечной, как в действительности обстоят дела. Никакой уверенности в том, что однажды Егор вновь постучит в эту дверь, не было, но в то, что он способен с концами исчезнуть из жизни своей старушки, не верилось. Баб Нюру он по крайней мере любил. Уля не могла понять, насколько правильно обнадёживать бабушку, но хотя бы несколько слов в утешение чувствовала себя обязанной сказать. Чтобы не переживала сильно. Хотя, наверное, уже поздно…

— Егор, кажется, номер сменил, баб Нюр. Наверное, скоро объявится с другого, вы поднимайте трубку тогда, не сбрасывайте. Вам он должен позвонить.

Баб Нюра убеждённо закивала:

— Хорошо, деточка. Ты мне уж тоже сообщи, если новости появятся, я ж теперь… Да как же это? — волнение в выцветших глазах переросло в настоящий испуг. — Что стряслось?

— Я не знаю… Он толком ничего не объяснил, сказал только, что умеет лишь гробить и что это ошибка… Которую нужно исправить. Сам всё решил. Опять. Понимаете? Второй раз! — Уля осеклась. Дряблый подбородок трясся, серые глаза вновь блестели слезами, баба Нюра упрямо мотала головой, словно отказываясь принимать происходящее. А внутренний голос заклинал перестать терзать потрёпанное жизнью сердце и немедля засунуть собственный длинный язык куда поглубже. — Может, побыть с вами?