Иван Ефремов - Ольга Ерёмина

Стояла блистательная осень 1972 года. После невыносимо жаркого — с дымовой завесой лесных пожаров — лета наступили ясные тёплые дни. Дожди почти не тревожили, листья на деревьях и под ногами пересохли. На Ленинском проспекте пылала красно-жёлтая часть спектра, осень от этого казалась ещё теплей. А когда троллейбус утыкался в запретные огни светофоров, можно было уловить шуршание опавших листьев под ногами пешеходов.

Ровно в шесть мы стояли у дверей квартиры № 40. Собрались с духом, четырежды прижали чёрную кнопку звонка. Навстречу улыбнулась маленькая Таисия Иосифовна с ножницами в руке. Я вручил ей букет, оправленный в жаркие листья клёна:

— Вам.

— Какие чудесные астры! — восхитилась она. — Сейчас поставлю в вазу… Проходите, пожалуйста, не обращайте на меня внимания — кончаю расклейку.

— Как Иван Антонович? — шёпотом справилась Галя.

— Хорошо… Можете сидеть допоздна, только не слишком его волнуйте. Волчек, это Галочка и Спартак Фатыхович.

Волчек, он же Иван Антонович Ефремов, доктор биологических наук, профессор, лауреат Государственной премии, основатель новой науки — тафономии и автор романа «Туманность Андромеды», стоял у входа в кабинет, заполняя собой дверной проём. Он громаден и массивен, словно броненосец. Из глаз, как из прожекторов, исходят столбы голубого света.

У дверей квартиры Ефремовых мы всегда робели и напрягались. И зря — нас встречал не корифей всех наук, а добродушный мужик Иван, интеллектуал Иван Антонович, с которым равно можно пойти на медведя, посмаковать тонкости стихов Бунина или Волошина. А ещё он так мило заикался. А ещё он мог выхватить воображаемый кольт и п-пристрелить незадачливого спорщика — из жалости. А ещё он мог вот так сильно и мягко утопить в общем-то немалую мою кисть в своей огромной ладони.

Нас усадили на диван под паруса чайного клипера на большой фотографии. Рядом, на низеньком столике, заваленном бумагами, стояла пишущая машинка с латинским шрифтом («Пишу письмо одному американскому учёному», — объяснил Ефремов). На другом столе — громадном, с множеством отделений, ящичков, шкафчиков и застеклённых плоскостей — помещалась другая машинка. Таисия Иосифовна прошла к ней и принялась что-то печатать.

— Собрание сочинений на полном ходу, — сказал я, оглядывая две стенки стеллажей с книгами.

— Да, пока всё слава богу. — Ефремов улыбнулся. — Мой курносый секретарь заканчивает подготовку третьего тома.

— А в каком издательстве выйдет собрание?

— Как обычно — в «Молодой гвардии».

— Вы говорили, что всего будет шесть томов…

— Нет, остановились на пяти. Это даже лучше. Издание шести томов растянулось бы на три года, а так — только два. Больше шансов дожить.

— Иван Антонович, я недавно познакомился с одним врачом-кардиологом. Очень дельный специалист. Он ваш страстный почитатель и хочет быть полезным.

— У меня на каждую болезнь сердца по врачу. — Смеётся Ефремов очень красиво, голубые зайчики прыгают в глазах. — Несколько профессионалов. Но всё-таки они не стоят единственного ангела-хранителя. — Он посмотрел на жену.

— А как сейчас?

— Живу и прислушиваюсь. Иногда ночью просыпаюсь оттого, что сердце остановилось. Как будто завод кончился. Жду — пойдёт, не пойдёт? Оно шевельнётся и опять застучит. С-слава богу, пронесло! Я похож на броненосец с пробоиной под ватерлинией. Судно ещё на плаву, но машинное отделение заполняет вода…

Таисия Иосифовна подняла очень деловые глаза, поправила прядку волос на лбу.

— Извините, я вас прерву, — и, обращаясь к мужу: — Ты не сказал — соглашаешься ли со снятием фразы об олигархическом социализме китайцев?

Густые фигурные брови Ефремова поползли вверх, глаза сощурились, вокруг рта собрались лукавые морщинки:

— Г-г-г…

— Сейчас ведь пакостишку скажет, — улыбнулась Ефремова.

— Г-господь с ними, — махнул рукой Иван Антонович. — Пусть виляют. Выкинули не так уж много. Я считаю, мы обошлись малой кровью.

— Тогда я кончила. Только страницы перенумеровать.

— А что вошло в остальные тома? — спросила Галя.

— В двух первых — рассказы, четвёртый том — «Дорога ветров» и «Туманность Андромеды», пятый — «Лезвие бритвы».

Пока Таисия Иосифовна горделиво загибала пальцы, я вспомнил, как Иван Антонович рассказывал о своей писательской работе. <…>

— Жалко, экземпляра «Дороги ветров» не нашли, — пожаловался Иван Антонович. — Перепечатывать долго, а для расклейки нужны две одинаковые книги.

Настала минута моего торжества. Я вытащил из портфеля томик с летящими оленями на сером переплёте:

— Вот! Достал по случаю.

— Вы — колдун! — ахнула Таисия Иосифовна.

— Не колдун, — весело возразил Иван Антонович, — а отец родной и благодетель. Теперь я ваш должник.

— Рассчитаетесь подпиской на собрание, — корыстно сказал я. — Из авторских экземпляров.

— К-какие авторские экземпляры? — сердито сдвинул брови Иван Антонович. — У нас их не бывает. Это один из видов хамства при реализации авторских прав! Себе бы достать парочку для будущих переизданий… Вы «Тайс Афинскую» читаете?

— Конечно, — встрепенулась Галя. — Все номера «Молодой гвардии» собираем — для переплёта.

— 3-заметили, что в восьмом номере был перерыв?

— И очень испугались. Думали — запретили «Тайс», как это часто бывает… А что — в «сферах» не понравилось любование женским телом?

— Нет, всё проще. Надо было напечатать какого-то прозаика, вхожего в эти «сферы». Вот меня и потеснили, не предупредив…

— Жалко, в собрание «Тайс» не войдёт.

— Хоть бы отдельной книгой издать! Но за это ещё надо бороться. Не говоря уже о так называемом редактировании… Сколько напортили! И то им слишком откровенно, и это чересчур соблазнительно. Почти все любовные сцены испохабили… Например, у меня герой целует возлюбленную в ложбинку между грудей. Вымарали, оставили абстрактный поцелуй.

— Им и воздушного много! — неприлично смеялся я.

— Видимо, редактору всё человеческое чуждо, — вставила Таисия Иосифовна.

Тут я не выдержал и сострил в том смысле, что раньше мужчины были — у-у-у! — сперматозавры, а теперь так себе — Импо-70. От могучего хохота Ефремова задребезжали стёкла в стеллажах, испуганно глянула антилопа с картины, а чайный клипер понёсся так резво, будто в его паруса ударил шквал. Таисия Иосифовна встревоженно подошла к мужу и коснулась его плеча:

— Так нельзя.

— Ладно, не б-буду. — Ефремов понемногу успокоился, одёрнул просторный домашний костюм, поправил галстук. — Ну и как вам «Тайс Афинская»?